Соболеву, это была клятва самой себе: «Измениться! Все сначала!» Холодный сырой воздух обжигал, но в этот момент для Нины не было ничего лучшего. Она с упоением делала каждый вдох. Ей хотелось верить, что с этого дня она станет сильнее. Она добьется всего того, о чем мечтает сама, о чем мечтает ее мать. Она создана для триумфа. Нужно только не терять голову, не идти на поводу у эмоций, думать. Оставалось понять, хватит ли у нее здравого смысла быть выше, сильнее обстоятельств? Нина улыбнулась – она готова!
Новый знакомый Нины производил впечатление серьезного, спокойного мужчины. Слишком спокойного, с грустными глазами цвета морской волны. Казалось, в них навсегда поселилась безмолвная тоска, пустившая корни глубоко в душу. Нина сразу поняла, что этот мужчина создан для нее. В нем было что-то притягивающее, заставляющее думать о нем как о сильном и слабом одновременно. Желание разобраться с этим было чрезвычайно сильным, бороться с ним Нина посчитала неуместным.
Все началось с желания Нины проведать мать. Но ехать в Саринск в поезде не хотелось. Весенняя природа просыпалась, завораживая упрямой, всепобеждающей силой пробуждающейся жизни. В голове Нины возникла идея – добираться до Саринска автостопом. Это пришло ей в голову в последний момент, когда она стояла посреди гостиной, глядя на собранную сумку со своими вещами и подарками для матери. Последнее время жизнь Нины Соболевой была слишком пресной, по ее разумению. Она смогла выскользнуть из капкана собственной слабости, расправившись с нею решительно и безвозвратно. Осталась только привязанность к сигаретам, но это Нина себе прощала. Оставалось приучить к этому маму – ей будет нелегко привыкнуть к дочери, держащей сигарету в тонких пальцах. Нина усмехнулась: знала бы милая мамочка, сколько всего гораздо более неприятного скрыла от нее единственная дочь. Что делать – пришлось поддерживать желаемый образ. Но еще с одной ложью Нина собиралась покончить в этот приезд. Она отважилась сказать маме, что больше не собирается становиться актрисой, что оставила учебу и всерьез занялась своей профессией. Она – прирожденная портниха. Пусть это звучит не так феерически, как вторая Вивьен Ли, но это избавляет от множества комплексов, облегчает жизнь. Пора было честно признаться в этом хотя бы себе самой. Нина сделала этот шаг, говоря в телефонную трубку. Она все-таки струсила, делая признание на расстоянии, не видя потускневших глаз матери.
– Ну, так, значит так, – выдохнула Алевтина Михайловна. Она вдруг почувствовала обрушившееся разочарование: и личная жизнь не складывается у ее девочки, и юношеской мечте не суждено сбыться. Что же это за напасть, Господи?! Ради чего было столько лет разлуки, одиноких вечеров и молчаливых разговоров с фотографией дочки? Значит, ей тоже суждено шить, бесконечно, безвыходно шить и улыбаться клиентам. Делать свою работу, успевая выслушивать проблемы совершенно чужих людей. Делать вид, что тебя это интересует, иногда реагировать, чтобы не решили, что ты просто киваешь головой, не вслушиваясь в откровенные признания. Для Алевтины Михайловны признание Нины прозвучало как приговор. Она поняла, что не выполнила своего предназначения. Она столько раз твердила дочери, что та должна прожить интересную жизнь, так верила в это… Чепуха получается. Ее Нина четко идет по ее стопам. И зачем она научила ее держать иголку в руках? Наверняка возомнила, что станет лучшей швеей на все времена. Что-то максималистское все же слышится в ее словах. Наивная девочка. Она всегда будет обычной белошвейкой в глазах тех, кто снисходит до заказов.
Однако все свои размышления Алевтина Михайловна оставила при себе, сказав, что будет рада любому выбору дочери, и добавила:
– Я скучаю по тебе, доченька. Приезжай поскорее, пожалуйста.
– Приеду, мам. Я очень скоро приеду.
Нина собиралась как можно скорее выполнить хоть это свое обещание. Она услышала в голосе матери чтото, заставившее сжаться ее сердце. Но окончательно измениться Нина не могла. Она решила наполнить свое возвращение в Саринск новыми ощущениями. Автостоп – единственно правильный выход. Немного перца, немного жгучей приправы к размеренному ритму последних месяцев! Стоя на окружной дороге, голосуя, Нина внутренне предвкушала обжигающий вкус приключений, по которым, по совести говоря, соскучилась. Она поднимала руку не все время. Просто Нина никак не могла определиться: проехаться в кабине рядом с водителем огромного рефрижератора или в салоне новой модели «жигулей»? По столице гоняли такие красивые автомобили, что у Нины дух захватывало. Она то и дело представляла себя за рулем одной из них, полагая, что будет смотреться неотразимо! Оставалась малость – средства. По правде, она могла позволить себе эту роскошь уже сейчас, но безоглядно потратить солидную сумму из сбережений Соболева Нина пока не решалась. Она выстраивала в мыслях цепочку, каждое звено которой шаг за шагом будет приближать выполнение желаний, а касались они не только автомобиля.
Стоя на обочине, Нина вглядывалась вдаль. Замечая на горизонте появление стремительно мчавшейся машины, она принимала уверенный, бесстрашный вид. Некоторые водители принимали ее за девицу легкого поведения. Нина смеялась в душе: ей нравилась даже такая ситуация. Похотливые взгляды усталых дальнобойщиков не пугали ее, но садиться к ним в кабину она все же не решалась. Наконец, Нина решила, что поедет только на приличной иномарке, даже если за рулем ее будет сидеть какая-нибудь расфуфыренная дамочка. В конце концов ей нужны приключения не фатальные, а просто немного разнообразия, чуть- чуть.
Ждать не пришлось долго. Докуривая сигарету, Нина заметила, как вдалеке на гору поднялся и стремительно мчится вниз сверкающий под яркими солнечными лучами автомобиль. Нина неплохо разбиралась в марках машин, сразу заметив, что иномарка – редкое явление по современным меркам. Когда расстояние сократилось, она уже ясно видела характерные формы, фары «БМВ» красного цвета. Нина щелчком отбросила окурок, неуверенно подняла руку. Она завороженно следила, как это норовистое чудо резко сбавило скорость, а еще через мгновение остановилось перед ней. Наклонившись к автоматически опустившемуся стеклу, Нина улыбнулась: на нее смотрели грустные голубые глаза. Мужчина лет тридцати устало откинулся на сиденье.
– Здравствуйте, – Нина не узнала своего голоса. В нем она не услышала привычной грудной нотки, действующей на мужчин гипнотически. Она чувствовала, как сердце пустилось вскачь, и запаниковала, не понимая причин этого. – Подбросьте до Саринска, если по пути.
Мужчина молча разглядывал ее. Вероятно, он прикидывал в уме, стоит ли проводить больше четырех часов дороги в обществе этой зеленоглазой девицы с сумкой за спиной? Она не была похожа на путан, зарабатывающих таким образом. Она не выглядела вульгарной, скорее напряженной. Пауза затягивалась. Нине надоело стоять, наклонившись в ожидании ответа. Она была на грани того, чтобы сказать: «Проезжай!» И зачем ему нужно было останавливаться? Смотрит, как на больную лошадь, потерявшую подкову.
– Садитесь, – дверь открылась. Нина быстро юркнула внутрь, сразу почувствовав приятный запах мужского одеколона. Она слишком явно потянула носом, потому что заметила, как улыбка промелькнула по лицу хозяина этой красоты. Почему-то Нина ни на секунду не сомневалась, что автомобиль ведет его хозяин. Они подходили друг другу как нельзя лучше. Оба шикарны той неброской роскошью, которая выставляется не напоказ, а опытному взгляду видна сразу. За несколько секунд Нина успела заметить, что на мужчине не ширпотребовский, а дорогой импортный костюм, накрахмаленная белоснежная сорочка, он аккуратно подстрижен и руки у него чистые, ухоженные. Женский взгляд охватил мелочи, на которые Нина всегда обращала внимание. Незаметно посмотрев вниз, довершила свои впечатления его вычищенной до блеска обувью.
– Ну, давайте знакомиться, – приятный мягкий голос окончательно расположил Нину. Она расслабилась. – Алексей Зорин.
– Нина.
– Вы так путешествуете?
– Нет. Еду к маме.
– Вы не против, если я закурю?
– Пожалуйста.
Алексей прикурил, открыв пошире свое окно. Сигарета невероятно шла ему. Нине казалось, что он все делает красиво, необычно: ведет машину, держит руль, стряхивает пепел. В его движениях она видела что-то завораживающее. Но вместе с тем он не кичился, не поглядывал свысока. Было бы неприлично сидеть вполоборота, наблюдая за ним, но Нина все же позволяла себе часто поглядывать в его сторону.
– Мне понадобилось именно сегодня быть в столице, – сделав потише магнитофон, произнес Алексей. – И в последний момент я решил вернуться в Саринск сегодня же. Нам невероятно по пути. Я мог сделать это завтра, послезавтра, но почему-то собрался и поехал.
– Я тоже не знала, в какой день поеду, и собралась за полчаса, – улыбнулась Нина. – Может быть, это неспроста?
– Я не верю в случайности, – заметил Алексей. – Однако иногда хочется идти по течению.
– Это течение может унести слишком далеко от берегов. Хорошо, если умеешь плавать… – Нина вдруг отвернулась к окну. Она вспомнила о том, как тяжело вырывалась из капкана, в который добровольно попала.
Надежный замок долго не желал открываться, держа свою пленницу в напряжении на грани нервного срыва. А когда она поняла, что может оставаться по вечерам в квартире и не нуждается в согревающем глотке спиртного – чуть не заплакала. Но слезы никогда не были в арсенале ее женского оружия. Она не применяла его никогда, считая последней глупостью лить слезы, когда нужно просто реально оценить обстановку.
– Вы говорите абстрактно? Или нужно понимать, что вам удалось добраться до берега? – впервые за дорогу Алексей внимательно посмотрел на четкий профиль спутницы.
– И этот берег был очень крутым. Взобраться тоже стоило немалых ссадин… – Ей дорого обошлось это движение по течению. Оно могло стать роковым, но единственная ночь с Дмитрием помогла Нине осознать весь ужас положения. Она нашла в себе силы измениться, строить все заново. Одно «но»: близость с Дмитрием не прошла бесследно. Через месяц с небольшим она поняла, что беременна. Мысль о том, чтобы оставить ребенка, не задержалась в сознании ни на минуту. Поход к врачу состоялся безотлагательно. Нина сдавала анализы, наблюдала за побледневшими, передвигающимися с трудом женщинами, выходившими из дверей, в которые вскоре должна войти она. Врач все время вел к тому, что она должна серьезно подумать, прежде чем делать такой ответственный шаг. Он даже сказал, что единственная операция может грозить ей в будущем бесплодием. Но это слово совершенно не испугало Нину. Она злилась, что доктор так настойчиво повторяет одно и то же, а ей хочется поскорее избавиться от того, что связывает ее с темной страницей ее недавнего прошлого. Никто в мире не уговорил бы ее оставить этого ребенка. Ей казалось кощунственным думать об этом. Избавление было необходимо без вариантов, и только в этом Нина видела выход.
Она сравнительно легко пережила неприятную процедуру операции. Местный наркоз, равнодушные лица медперсонала, будничность происходящего – все это легким туманом опустилось в операционную и развеялось только после того, как Нина вышла в больничный двор и увидела первый снег. Он лежал совсем тонким слоем, успев в некоторых местах растаять. Это было похоже на старый потертый ковер, но все равно впечатляло – Нина соскучилась по нему. Его появление словно было еще одним подтверждением неизбежных перемен. Пока не хотелось думать о том, что говорил врач. Нина не видела ничего предосудительного в своем поступке. Гораздо хуже было бы оставить ребенка и получить проблемы, которые не укладывались в схему возрождения и строительства новой жизни. Сейчас Нине нужны были силы и уверенность в способности измениться. Последний штрих на этом пути был сделан…
Нина смотрела из окна автомобиля на пробивающуюся зелень травы у обочины, думая, что время вдруг помчалось с невероятной быстротой. Это радовало, удивляло, страшило. Замедлять его бег Нина все равно не смогла бы. Останавливаться не собиралась. Вот и приходится поспевать.
– Вы давно в столице? – спросил Алексей, вырывая Нину из нахлынувших воспоминаний.
– Почти четыре года.
– Учитесь?
