— Будет сделано, господин правитель, — Бродус склонился с удивительной для своей комплекции грациозностью.
Симеон, дождавшись, когда за ними захлопнется дверь, заметил:
— Ты, безусловно, понимаешь, как оно было на самом деле? Коротышка сделал всю работу, а Бродус желает заполучить все почести.
— Какая мне разница — почести, не почести. Может, это и есть прорыв, которого мы так ждали.
День выдался такой же солнечный, хотя в северном ветре чувствовалась колкость. Холодно-синий простор неба был наполнен пушистыми, как вата, белыми облаками. На окружающей башню траве лежало несколько пятен уцелевшего покуда снега — и тот уже весь был истоптан следами. А чуть изогнутый шпиль Белой башни по-прежнему покрывал толстый слой снега в форме козырька. На их глазах изрядная его часть, соскользнув, вдребезги разбилась о землю.
С угла главного проспекта было видно, как из обиталища Смертоносца-Повелителя вышла Сидония и подошла к Бродусу и Фергусу, дожидающимся на тротуаре под недвижным взором двух бойцовых пауков.
— Ты в самом деле решил, что без стражи не обойтись? — спросил Симеон, лукаво улыбнувшись. — Или просто хотел отослать Бродуса с глаз долой?
— Нет, я теперь напрочь исключаю всякий риск. Мне кажется, недооценивать врага было бы ошибкой. Он постоянно опережает нас на пару шагов.
— Мне сдается, пока у тебя все идет как надо.
— Да, — согласился Найл, — пока удача нам сопутствует. Но все может непредсказуемо измениться, пока мы не выясним, кто этот человек и к чему стремится.
— Ты уверен, что это именно человек? — серьезным тоном спросил Симеон.
— А кем же еще ему быть? — недоуменно ответил Найл, застигнутый врасплох таким вопросом.
— Ты называл его магом.
— А маг что, не человек?
Симеон покачал головой.
— Моя бабка — упокой богиня ее душу — говаривала, что существуют сверхъестественные существа трех рангов. Есть боги-творцы, создавшие Землю. Потом идут духи природы, которым нет дела ни до чего, кроме деревьев, озер и гор. Наконец, есть чародеи, стоящие на полпути между богами и людьми. Твой маг, сдается мне, относится именно к ним.
Всю эту небыль о богах и духах природы Найл выслушивал без всякого удивления. Он привычен был к тому, что даже слуги жуков-бомбардиров принимают ее за чистую монету. Он и сам, по сути, думал примерно так же, пока его образованием не занялся Стигмастер.
— Все равно я не верю, что он — сверхъестественное существо.
— Тогда кто же он?
— Человек. Злобный, безжалостный, но все же человек.
Симеон поглядел искоса.
— Ты говоришь таким тоном, будто знаешь о нем все.
— Мне кажется, я даже видел его раз, — открылся Найл.
Симеон уставился на него в изумлении:
— Да ты что?
— Во сне, во сне, конечно, — поспешил объяснить Найл.
— И как он выглядел?
— Вот такая борода, вилкой. — Найл попытался передать форму, растопырив пальцы под подбородком, — И лицо скрыто под черным капюшоном.
Симеон кивнул с серьезным видом.
— Да, в самом деле похоже на чародея. Бабка рассказывала, что они вдвое умнее человека и вдвое злопамятнее. Уж лучше, говорила, дразнить очковую кобру.
При этих словах в душе у Найла возникло чувство, будто на солнце надвинулась туча. Остаток пути к больнице они проделали молча, каждый занятый своими мыслями.
У бокового входа стояли две четырехколесные повозки, одна пустая, другая загруженная гремя телами в коконах из паутины. Найл обратил внимание, что пешеходы при виде коконов отворачивают глаза и убыстряют шаг, словно боясь оскверниться их видом. Да, стало быть, в этом городе большинство по- прежнему предпочитает не знать о секретах бывших своих хозяев. Сверху из протянутых через улицу тенет на коконы с любопытством поглядывал паук-охотник в бурую и черную полоску, должно быть недоумевая, кому это взбрело в голову почем зря выбрасывать такие порции отменного кушанья. Со двора вышел дюжего вида работник, перекинул кокон через плечи, как мешок картошки, и понес его внутрь.
Бесчувственные тела были разложены на узких столах в просторном помещении по соседству с женской палатой. Рослый молодой мужчина с темными волосами до плеч вспарывал кокон огромными ножницами. У Найла при их виде чуть щипнуло в темени: в целом они смотрелись как те, из сна.
— Мне кажется, вы с Фелимом еще не знакомы, — сказал Симеон, — Это Фелим, мой племянник и ассистент.
Найл с Фелимом сомкнулись предплечьями. Красавцем этого молодого человека назвать было нельзя, но его глубоко посаженные глаза и неправильной формы нос выдавали недюжинную твердость характера. У него были твердые ладони и открытая дружелюбная улыбка. Найл втайне был рад, что тот не сделал попытки поклониться.
— По службе есть что сообщить? — осведомился Симеон.
— Разве только это. — Фелим подступил к телу мужчины в тунике раба и, вытянув, показал висящую у того на шее цепочку. — Никто не скажет, что это? — Он помотал кулоном между большим и указательным пальцами.
Найл с Симеоном переглянулись.
— Еще такие не попадались? — спросил Симеон.
— Нет. — Фелим покачал головой. — Так что это?
Симеон стянул с ног у мужчины распоротый кокон, сбросил одну за другой сандалии. Когда раздвинул пальцы на ногах, Найл увидел зарубцевавшийся шрамик в месте, где перепонка была разделена.
— Это передающее устройство, — объяснил Найл.
Фелим смотрел, ничего не понимая.
— Ты шутишь?
И тут он, чуть заметно вздрогнув, выронил кулон.
— Ты чего?
— Да так, ничего. — Он осмотрительно коснулся кулона кончиком пальца. — Мне показалось, он колется…
Найл подобрал вещицу — абсолютно инертная. Фелим повернулся к дяде:
— Да что здесь, черт возьми, творится?
В голосе сквозило раздражение.
— Он здесь всего пару часов, — пояснил Найлу Симеон. — Я еще не успел всего рассказать.
Взяв у Фелима ножницы, он примерился и начал разрезать тунику на рабе — судя по виду, мужчине лет тридцати. Дыхание у того было слабым, но размеренным. Порода та же, что и у остальных: нос клювом, морщинистый лоб, на редкость крупный чувственный рот и покатый подбородок — впрочем, хотя и покатый, но как-то не передающий впечатления слабости. Фигура рельефная, с твердыми мускулами, но кожа очень уж бледная. На груди и ногах курчавился густой черный волос, придающий ему сходство с животным.
Симеон, потянувшись к волосатой груди, снял оттуда небольшой бурый ошметок, похожий на сухой листик.
— Что это? — спросил Фелим.
— А ты как думаешь? — вопросом на вопрос ответил Симеон, подавая ему ошметок.
Фелим взял, посмотрел, нюхнул.
— Водоросль, что ли? Он где-то плавал?
— Вот это все нам и хотелось бы выяснить, — сказал Симеон.
Найл пристально смотрел на неподвижное лицо и желтые зубы, видневшиеся в полуоткрытом рту.
