— Нет, давай лучше ты.
Едва начали подниматься, как Найл уже пожалел о своем решении. Ширины в карнизе было от силы сантиметров тридцать, и поверхность его была щербатой и неровной. Стоит оступиться, и рухнешь вниз, Асмак и оглянуться не успеет. Но передумывать уже поздно. У пауков честь превыше всего; если сейчас переменить решение, Асмак смутится еще больше, чем сам Найл. А потому Найл притиснулся к стене и стал осторожно восходить в темноте следом за Асмаком.
Вскоре стало ясно, что пауки не страшатся высоты; им безразлично, три или триста метров отделяет их от земли. При обычном махе в три с половиной метра паукам не очень-то удобно складывать лапы на узком карнизе, но и в этом неудобном положении Асмак двигался проворно и сноровисто. Найл же всякий раз обмирал, стоило ему оступиться на неровной поверхности. За несколько минут они взобрались над полом на сотню метров, но все равно уходящий во мглу карниз казался нескончаемым. В каменной стене, несмотря на многочисленные выступы, не было специальных выемок для рук. Найл всегда недолюбливал высоту, она вызывала у него инстинктивный страх, над которым ум почти не властен. Вот теперь, например, от страха появилась слабость в ногах — было еще жутче, чем в узком каменном лазе. Найл приник к стене и двинулся мелкими, боязливыми шажками (хорошо, что хоть Асмак не видит).
Через пять минут карниз сделался уже, и тут до Найла дошло, что страх угрожает жизни, пожалуй, больше, чем трудности подъема. От мысли о зияющей внизу бездне кровь наполнилась адреналином, по телу разлилась слабость, вызывая ощущение неестественной легкости. Тут вспомнилось о медальоне- отражателе, который по забывчивости оставил дома, и Найл отчаянно пожалел, что не взял его с собой. Но сама — мысль вызвала мгновенную сосредоточенность, и сразу стало легче, будто тошнота прошла. Найл насупился и стиснул кулаки, пытаясь воссоздать и усилить самообладание, вызванное на секунду мыслью о медальоне. Одновременно он начал внушать себе, что нет ничего глупее, чем поставить на всем крест из- за собственной слабости и малодушия.
И тут его разом озарил ответ. Найл четко, с доскональной уверенностью понял, что он здесь не случайно. Сюда, именно в это место, его привело некоего рода провидение — то самое, что когда-то привело в город пауков и наделило силой освободить своих сородичей от паучьего рабства. Упади он сейчас, так это лишь потому, что ему суждено упасть. А это, яснее ясного, вздор. Если ему что и уготовано, то уж никак не смерть от несчастного случая.
Страха как не бывало, он сменился равнозначными по силе уверенностью и самообладанием. Похоже, теперь по-настоящему открылся смысл последних слов Квизиба о том, что «несломленный дух неодолим». Между Найлом и бездной словно возник невидимый барьер. Теперь, казалось, карниз достаточно широк и для двоих. Найл перестал жаться к стене и двинулся вперед уверенной поступью.
— Осталось уже немного, — сказал Асмак. — Если не возражаешь, я буду показывать, куда именно ставить ноги, пока не закончится самый трудный участок.
Стена в этом месте выпирала наружу, и в ней виднелись выемки для рук и ног. Однако из-за чрезмерной крутизны они были выбиты кое-как и не вполне соответствовали росту. Карабкаясь следом за Асмаком, Найл на ходу убеждался, что малейший уклон не в ту сторону может быть непоправим. Помощь Асмака была необходима, поскольку расстояние между выемками произвольно, и иногда, чтобы дотянуться руками до следующей, приходилось совать обе ступни в одну и ту же ложбинку. Двигались уже и не наискось, а, скорее, по горизонтали. Но Найл, по крайней мере, чувствовал, что Асмак прикладывает все старания, чтобы подъем закончился благополучно.
Еще минута, и выпуклость осталась позади, ноги опять твердо стояли на узком карнизе. Забавно: облегчение такое, будто уже выбрались на ровное место.
Через сотню метров карниз внезапно расширился. На уровне лица потянулись каменные выступы, так что необходимо было сгибаться, чтобы не стукнуться головой, но в целом неудобство небольшое. Еще несколько метров, и камень окружал уже с обеих сторон: они вошли в узкий, пахнущий плесенью коридор. Был и еще один запах, который Найл узнал с облегчением: запах влажного грунта. Воздух стал ощутимо теплее. Сверху потолок подпирали деревянные балки, а под ногами шли земляные ступени, забранные для верности досками. Через несколько секунд Найла ослепил внезапный просверк света. Плотно зажмурившись, он нечаянно запнулся о ступеньку и упал на колени.
— Прошу прощения, повелитель, — спохватился Асмак. — Мне надо было предупредить.
Свет померк; открыв осторожно глаза, Найл увидел зеленоватый полумрак. Асмак уверенно пошел сквозь зеленое затенение, и выход из коридора осветило рассветное солнце.
Найлу пришлось выбираться на локтях и коленях: находящийся на крутом склоне выход был прикрыт приземистыми кустами и большим замшелым камнем. Теплый воздух полнился запахом, напоминающим свежее сено, перемешанное с жимолостью и можжевельником. И, еще не выбравшись на дневной свет, Найл уже знал, где находится; вид богатой растительности с красными и желтыми соцветиями лишь подтверждал это. Отсюда сопля метров до хранилища, которое Скорбо использовал под кладовую; воздух же искрился жизненностью, напоминающей мелкую водяную взвесь.
Неожиданно Найлу стало ясно, почему цветы здесь цветут среди зимы. Это потому, что непосредственно внизу находится священная пещера и земля здесь насыщена энергией. Животворящая сила богини создала некий оазис вечной весны. Видать, потому и Скорбо выбрал это место под кладовку: энергия поддерживала в парализованной добыче жизнь.
Найл изумленно осознал, что ведь, оказывается, уже рассвет. Хотя, пожалуй, об этом можно было догадаться и в тот момент, когда молодые пауки начали впитывать живительную энергию растения- властителя. Найл тогда упустил это из виду, кромешная темнота пещеры сбивала с толку. Теперь он с удивлением понял, что провел под землей всю ночь. Время пронеслось так быстро, что казалось, прошло не больше двух часов.
— Мне вызвать колесницу, чтобы она доставила тебя обратно во дворец? — спросил Асмак.
— Не надо. Утро такое великолепное, я, пожалуй, лучше пройдусь. Но сначала хотелось бы немного отдохнуть.
— Разумеется.
Роскошная зелень лужайки между цветущими кустами казалась крайне соблазнительной, толстая, упругая трава напоминала о Великой Дельте. Найл улегся, уместив голову меж корней деревца, и закрыл глаза. Солнце трепетно ласкало щеки и лоб. Плавно нахлынувшая волна умиротворения вскоре убаюкала Найла.
Очнулся он от смутного беспокойства. Солнце слегка сместилось, оставив Найла в тени; с востока дул прохладный ветер. Поглядев мельком на небо, Найл подсчитал, что проспал по меньшей мере часа два.
Приподнявшись, он увидел, что стоящий в паре метров паук не Асмак, а его сынишка Грель. В свете утра глянцевитый черный ворс на туловище паука мягко поблескивал.
— А где твой отец?
— Он просил извинить за вынужденный уход. Ему надо быть на службе.
Найл зевнул и протер глаза. В животе урчало, есть хотелось, как никогда.
— Спасибо тебе, что дождался.
— Совершенно не за что. Тебя не положено оставлять без присмотра.
— Я не собирался спать, думал — так, прикрою глаза. Ты не устал?
— Нет. Священная пещера всегда дает мне заряд бодрости.
— Получается, ты в ней уже бывал?
— Семь раз. Но никогда еще не стоял в присутствии Хеба Могучего или его советника Квизиба.
Воспринимая его мысль напрямую, без разобщающей помехи языка, Найл смог заглянуть Грелю в ум и уяснить, что за несколько часов в нем произошли разительные изменения. Тот, вчерашний, Грель не многим отличался от малолетки несмышленыша; этот, теперешний, был почти уже взрослым.
Они поравнялись с кладовой, и Найл приостановился поглядеть через открытую дверь. В хранилище было совершенно пусто, ни единой нитки не осталось от тенет, свисавших некогда со стропил. Лишь багровое пятно на бетонном полу — засохшая кровь паука-быковика — напоминало о недавней стычке.
Теплый воздух был плотно насыщен ароматом цветов; стало ясно, что ветер задувает с юга. На обратном пути по песочно-желтой дороге (впечатление такое, будто она построена вчера), обрамленной мягко играющими соцветиями, до Найла стало доходить, что попутчика распирает от желания задать
