Мент в сомнении покачал головой.
– Мог бы и труп быть. Нам только трупа в нашем районе и не хватает… И так по городу с трупами чехарда идет…
– Эти выстрелы могут быть связаны с выполнением твоей работы? – спросил Оленин.
– Я уже две недели никуда не ездил. Пока заказов мало. А то, что было, – пустяки… Тряпки везли и консервы… А перед этим конфеты… за это не стреляют. И в дороге эксцессов никаких.
– Ну, хоть какое-то подозрение есть? – не отставал старлей.
Лосева подмывало сказать, что в городе появился Беломор, его враг по зоне. Это реальное объяснение. Но тогда может нечаянно и что-то другое выплыть. Нежелательное. Особенно, если возьмут Беломора. Лучше самому до этого типа добраться. А менты пусть сами ищут, пусть скребутся.
– Нет.
Допрос закончился быстро.
– Вам оставить хотя бы до утра охрану? – спросил мент. – Кто знает, вдруг да решатся эти люди вернуться и завершить начатое…
– В таком случае охрана нужна больше им… – зло отпарировал Дым Дымыч.
Оленин в дверях чуть задержался.
– Ты правда не знаешь причины?
Сохатый посмотрел на него внимательно.
– Если бы я знал причину, я уже знал бы и исполнителя. Если бы я знал исполнителя, все проблемы решил бы сам…
– В это я верю… – улыбнулся Коля и пожал на прощание руку.
Сохатый закрыл дверь. Постоял рядом с ней несколько минут, не снимая руку с замка. Потом выключил свет в комнате и вышел на балкон.
Уехали. Нервотрепка начнется утром. Придется опять все повторить, что-то объяснить… Хорошо, что Оленин сам приехал. Утром его, скорее всего, не будет. Кто-то из ментов может изъявить желание и насесть на шею. Это они любят.
Надо побыстрее разобраться с трупом.
Дым Дымыч оделся и вышел. Стоянка через дорогу. Дежурит тот самый парень в камуфлированной куртке и в тельняшке под ней. Однорукий.
– Чечня? – сочувственно спросил Сохатый, кивнув на пустой рукав.
– Чечня, – мрачно отозвался парень. – Ладно, еще голова осталась цела… У нас там добрую половину роты положили…
– ВДВ?
– Морская пехота, – парень зло скрипнул зубами. – Уж не знаю, какое там море генералы наши нашли…
Лосев кивнул и вывел машину, объехал два соседних дома и через выбоины и кочки подкатил к собачьему пустырю с противоположной стороны. Открыл багажник и пошел в кусты.
– Что за черт? – огляделся он растерянно.
Трупа на месте не было. Не было нигде и оставленной в глазнице стрелки. Стрелки с отпечатками пальцев Сохатого. Он специально не стал вытаскивать ее раньше времени, чтобы не началось сильное кровотечение и не испачкало машину.
По телу прошла неприятная дрожь…
Глава 12
Ночной вызов на происшествие сильно обеспокоил Николая Сергеевича. Он все никак не мог решить, как же вести себя по отношению к бывшему командиру. Более того, он даже не решался отождествить Сохатого-командира и Сохатого-киллера. Но события опередили все его раздумья и поставили многое на свое законное место. Домой он вернулся в прескверном настроении. А тут еще Татьяна не спала. Стояла у двери в спальню, закутавшись в халат. И взгляд ее встречал мужа суровым укором, словно он в чем-то перед ней провинился.
– Дождался?..
Он молча разделся.
– И что теперь будешь делать?
– Ты хоть знаешь, что там произошло? – сказал он осуждающе, словно выезжал на невесть какую трагедию с горой трупов и морем пролитой крови.
– Да что бы ни произошло, он сам тебя подставил. Теперь всем известно, что ты хорошо его знаешь.
Николай Сергеевич опять промолчал. И не потому, что не соглашался с женой. Наоборот, он соглашался и сам думал так же. Теперь уже нет смысла скрывать, что между ним и Сохатым существует связь. Конечно, не дружеская связь. Та связь, которую не выбирают. Таким же образом Сохатый мог нечаянно оказаться и его соседом, и его дальним родственником, но сути дела это не меняет. Кто захочет, тот найдет повод и даже поводы для осуждения. Мало того, сумеет любой факт перевернуть таким образом, каким это окажется кому-то выгодным. Хорошо еще, что Дым Дымыч сообразил и позвонил не сразу по 02, а ему, Оленину. И Оленин сумел вызвать бригаду из райотдела. Райотделовским парням дела нет до связей старшего следователя по особо важным делам. Но в том же горотделе, появись бригада оттуда, могли бы и заинтересоваться. А любые выстрелы, даже если и нет трупа, – факт достаточно неординарный.
Сегодняшнее происшествие подтверждает старую истину – не торопись, чтобы не ошибиться. В самом деле, если бы Оленин поторопился и сразу дал полный ход проверке доноса Седого, то сейчас сам попал бы уже под жесткий прессинг. Знакомство с пострадавшим – это одно дело. И совсем другое – знакомство с подозреваемым. Его запросто могли бы и отстранить. А это не слишком большой и не самый жирный плюс в послужном списке. Когда-то при случае могли такое и припомнить. Но, может быть, он ошибся? Может быть, следовало, наоборот, поторопиться? Тогда была бы уже готовая версия, выработанная им. Версия, в которой Сохатый – главный подозреваемый.
Но сам Сохатый с сегодняшней историей тоже что-то темнит. Это Оленин четко и явственно прочувствовал – достаточно хорошо знает своего командира. Наверняка у того есть подозрения и существует веская причина для этих выстрелов. И скорее всего очень скоро последует продолжение этой истории. Дым Дымыча никогда нельзя было отнести к разряду овечек для заклания. Он найдет сам покушавшегося и сам с ним разберется. Вот, кстати, и момент подвернулся для проверки. Надо внимательно смотреть все сводки – не появится ли труп с пулевым отверстием между глаз? Если выплывет такой, то это можно считать доказательством. Командир показал характер боевого офицера, но и собственный автограф оставил.
Ну, и что тогда? Как в этом случае себя вести? Хоть так, хоть иначе дело поверни, а связь между киллером Сохатым, если, конечно, это в самом деле он, и старшим следаком Олениным теперь выплывает на поверхность. И для него лично существует только один вариант – готовить материалы, вести следствие. Тогда это будет ему оправданием. Даже своего боевого товарища и командира перед законом не выделил! Молодец!
Татьяна тоже не спит, ворочается рядом и громко вздыхает. Ладно хоть, кровать у них хорошая, добротная – не скрипит. Иначе всю душу уже вымотала бы. Но и ее понять можно. Переживает за мужа. Она интуитивно ощущает сложность ситуации. И ждет, когда Николай попросит у нее совета. А он знает заранее, что она посоветует. И с этим советом уже согласен, потому что сам пришел к такому же выводу.
Завтра же он пригласит к себе Овчинникова и предложит ему новую версию. Самую перспективную. И тогда – будь что будет. Да, не совсем хорошо он сам себя начнет ощущать. На душе стало муторно. Но не он же толкал Дым Дымыча на эти убийства. Он отвечает за свои дела – Сохатый пусть отвечает за свои…
С этими мыслями Николай Сергеевич начал засыпать. Но сон его был неспокойным, рваным, нервным – похожим на короткие автоматные очереди. И уже на рассвете он проснулся окончательно. Проснулся с мыслью-вопросом – что станет с Лосевым, если дело завершится удачно для следственных органов? И этот вопрос походил на хроническую зубную боль. Фантомную, как она называется, – когда зуб уже удален, а он болит, ноет и не дает покоя.
По нынешним временам подобным обвиняемым не дают вышку. По составу преступления на вышку киллер тянет. Но – не дадут. Скорее всего – пожизненное заключение. Господам гуманистам из европейских стран такая мера кажется более гуманной, хотя напоминает она обыкновенное изощренное издевательство над человеком. А что такое пожизненное заключение для такого человека, как Дым Дымич Сохатый? Для боевого энергичного офицера, для человека жесткого действия? Для офицера, чей ритм жизни в течение многих лет регламентировался исключительно боями и полетами на вертолетах?
Его сделали таким тогда, когда он был нужен. Много лет его таким делали. Упорно, изо дня в день. Создавали экстра-убийцу. А потом выбросили на помойку, поскольку надобность отпала. Живи как сможешь на этой помойке. А что он может? Он может только убивать. И вот его, этого человека, до конца жизни запереть в четырех стенах? Что с ним станет?
Тех, кто обречен свои оставшиеся годы провести в камере, немало. Но есть ли среди них люди воспитанные и подготовленные так, как Дым Дымыч? Их и в спецназе ГРУ были единицы. Нет, не сможет он в камере жить. С собой покончит? Может и такое случиться. Тогда Оленин станет его убийцей. Убийцей своего командира. Человека, который его и в бой вел, и собой в случае чего всегда был готов прикрыть.
Но скорее всего все обернется иначе. Оленин даже представил себе, как это будет выглядеть. Неожиданно очень отчетливо вспомнилась давняя их встреча. Тогда Дым Дымыч со смехом рассказывал, как они с Охлопковым посмеивались над охраной. Они эту охрану уложили бы за считанные секунды. Теперь Дым Дымыч один. Но и сейчас он в те же секунды уложит любую охрану внутренних войск. Голыми руками. И уйдет. Уйдет на свободу. Но какая это будет свобода? Свобода преследуемого, гонимого… Свобода озлобленного, одинокого волкодава.
Люди отстреливают волков. Волк – хищник трусливый и осторожный, любитель хвост поджать в критической ситуации, но и он попадается в расставленные ловушки. И если волк уйдет из сетей, то люди только вздохнут – не получилось – и махнут рукой. Но с гораздо большим ожесточением они отстреливают волкодавов, которые перешагнули через закон служения людям и стали жить по своим законам, по законам хищника. Такого волкодава преследуют до последней возможности. Но волкодав, в отличие от волка, не только убегает – он идет на обострение, он нападает и уворачивается от ударов, уворачивается и нападает.
Если Лосева осудят, он убежит. И его будут преследовать, как волкодава. И горе тогда его преследователям. За себя он сумеет постоять, экстра-убийца, созданный государством…
Утром долго не хотела заводиться машина. Оленин чертыхался и думал, что следует аккумулятор менять.
Татьяна спустилась в гараж почти сразу за ним. Посмотрела на мужа с легкой насмешкой и уехала. Ее «Тойота» проблем не преподносит. Взгляд жены еще больше испортил настроение.
Они и за завтраком не обмолвились ни словом, продолжая вечернюю молчаливую ссору, когда Татьяна была категорически против того, чтобы Николай Сергеевич выехал на квартиру к Сохатому.
– Все, что с этим человеком связано, для тебя боком выйдет. Поверь уж моему опыту.
И хорошо, что он поехал. Иначе могло бы «выйти боком» гораздо резче. И выплыло бы независимо от него самого, в самый, возможно, неподходящий момент. А чтобы ему на плаву держаться, следует самому у штурвала стоять. И не выпускать этот штурвал из рук.
