Толпа становится неуправляемой.
Вот оно, подумала Серсея. Неуправляемой.
— Я не боюсь…
— А бояться следовало бы. — Он крепко сжал её предплечье и повёл дальше под руку. Пошатываясь, она продолжила путь — вниз, всё время вниз — морщась от боли при каждом шаге, позволяя этому рыцарю поддерживать себя. Рядом со мной должен был идти Джейме. Он бы вытащил свой золочёный меч и прокладывал бы им дорогу сквозь толпу, а каждому мужчине, осмелившемуся поднять на Серсею глаза, он вырезал бы их.
Камни мостовой были неровными и потрескавшимися, они царапали её нежные ступни, ноги скользили. Под её пяткой оказалось что-то острое, камень или осколок. От боли Серсея вскрикнула. «Я же просила дать мне сандалии, — выплюнула она в лицо септы Юнеллы, — Могли бы и дать, могли бы хоть в чём-то пойти мне навстречу». Рыцарь снова клещами вцепился в её руку, словно имел дело с какой-нибудь служанкой. Он что, забыл кто я такая? Она была королевой Вестероса, и он не вправе был касаться её своими грубыми руками.
У подножья холма спуск стал более пологим, и улица стала постепенно расширяться. Серсея вновь увидела вершину Холма Эйегона и Красную Крепость, в малиновом сиянии под лучами утреннего солнца. Я должна идти дальше. Она выдернула свою руку у сира Теодена: «Нет никакой необходимости тащить меня, сир». И неуверенно побрела дальше, оставляя на камне кровавые отпечатки ног.
Она ступала по грязи и нечистотам, спотыкаясь, ноги в крови, кожа покрыта мурашками. Звуки вокруг неё сливались в общий гул. «Да у моей жены сиськи красивее», — выкрикивал какой-то мужчина. Матерился возница, которому Бедные Малые приказали убрать телегу с дороги. «Стыд, стыд, стыд и позор грешнице», - выводили септы. «Смотрите, что у меня есть, - кричала шлюха, высовываясь из окна борделя, задрав юбки так, чтобы мужчинам внизу было хорошо видно, - в этой дырке побывало меньше членов, чем вон в той». И звонили, звонили, звонили колокола. «Да нет, разве это королева? - сказал какой-то мальчик, - у неё всё обвисшее, как у моей мамаши». Моя епитимья, - говорила про себя Серсея, - На моей совести страшные грехи, и только так их можно искупить. Ещё немного, и всё закончится, всё будет в прошлом, я всё забуду.
Королеве начали мерещиться знакомые лица. Лысый мужчина с кустистыми бакенбардами, хмурясь, глядел вниз из окна, и на мгновенье он показался ей так похожим на лорда Тайвина, что она обмерла. Девочка, сидящая возле фонтана в облаке водяной пыли, смотрела на неё укоризненным взглядом Мелары Хетерспун. Она видела Неда Старка, а рядом с ним рыжеволосую малышку Сансу и косматую серую псину, наверное, её волчицу. Каждый протискивающийся в толпе ребёнок был её братом Тирионом и смотрел на неё с насмешкой, как смотрел тогда, когда умирал Джоффри. Джофф тоже был здесь, сын, первенец, её замечательный, смышлёный мальчик с золотыми кудрями и чудесной улыбкой, у него были такие красивые губы, он…
Она упала во второй раз.
Когда её подняли и поставили на ноги, её трясло, как лист на ветру.
— Прошу вас, — сказала она, — Пресвятая Мать, смилуйся. Я во всём призналась
— Верно, - отозвалась септа Моэлль, — И теперь Вы искупаете свои грехи.
— Осталось не так много, - сказала септа Юнелла. — Видите? — она выставила вперёд палец, — Вверх по холму, и всё.
Вверх по холму. И всё. Всё так. Они были у подножья Высокого Холма Эйегона, и замок возвышался над ними.
«Проблядь!» — услышала она выкрик. «Еблась с собственным братом!» — добавил другой голос, — «Какая мерзость!»
«Как насчёт отсосать мне, Ваша Светлость?» - мужик в мясницком фартуке, ухмыляясь, достал член из штанов.
Всё это не имело значения. Она была почти дома.
Серсея начала подъём.
Здесь насмешки и выкрики стали ещё жестче. Путь Серсеи лежал в обход Блошиного Конца, вот его обитатели и сбились у подножья Высокого Холма Эйегона, чтобы не пропустить зрелище. Лица, плотоядно смотревшие на неё сквозь строй щитов и копий, казались ей искорёженными, чудовищными, омерзительными. Под ногами бегали свиньи и ползали голые дети, толпа кишела калеками и карманниками, словно тараканами. Она видела мужчин, чьи зубы были обточены до игл, уродливую старуху, чей зоб был размером с человеческую голову, проститутку, чьи плечи и грудь обвивала огромная полосатая змея, мужчину, чьи щёки и лоб были покрыты ранами, источающими сизый гной. Все они ухмылялись, облизывали губы, улюлюкали, когда она брела мимо, прерывисто дыша от тяжести подъёма. Кто-то выкрикивал похабные предложения, кто-то — оскорбления. Слова — ветер, убеждала она себя, словам меня не ранить. Я – красавица, самая прекрасная женщина во всём Вестеросе, так говорит Джейме, а он никогда мне не лжёт. Даже Роберт, а Роберт никогда меня не любил, но и он видел, как я красива, и он хотел меня.
Вот только красавицей она себя совсем не ощущала. Она казалась себе старой, потасканной, грязной, уродливой. После рождения детей у неё на животе остались растяжки, её груди уже не были такими упругими, как в молодости. Они выглядели совершенно обвисшими без платья, которое обычно их поддерживало. Не надо было этого делать. Я была их королевой, а теперь они видят меня такой, видят, всё видят. Нельзя было показываться в таком виде. В платье, с короной на голове, она была королевой. Голая, в крови, еле ковыляющая, она стала обычной женщиной, мало чем отличающейся от их жён, причём похожей не на их прелестных юных дочек, а на их матерей. Что же я наделала?
С её глазами что-то случилось, их щипало, всё вокруг стало размытым. Плакать было нельзя, ни в коем случае нельзя, черви не должны видеть её слёз. Серсея вытерла глаза тыльной стороной руки. Порыв ледяного ветра бросил её в дрожь.
И вдруг она увидела в толпе старую ведьму, узнала её трясущиеся груди, её зеленоватую кожу, всю в бородавках, она улюлюкала вместе со всеми, и в дерзких жёлтых глазах её была злоба. «Ты будешь королевой, - шипела она, - но придёт другая, моложе и прекраснее, и низвергнет тебя, и отберёт всё, что тебе дорого».
И слёзы хлынули из глаз королевы помимо её воли. Они разъедали щёки, словно кислота. Серсея затравленно вскрикнула, одной рукой закрыла груди, другая рука соскользнула вниз, чтобы прикрыть лобок, она протиснулась сквозь строй Бедных Малых и побежала, пригнувшись, по склону вверх, коряво, по-крабьи выворачивая ноги. На полдороги она споткнулась и упала, встала, через несколько метров упала снова. Придя в себя, она обнаружила, что ползёт вверх на четвереньках, как собака, а добрые люди Королевской Гавани расступаются перед ней, и насмехаются, и язвят, и аплодируют ей.
А потом толпа вдруг рассеялась и исчезла, и перед ней были ворота замка и строй копейщиков в золочёных полушлемах и малиновых плащах. Серсея услышала знакомый сиплый голос, это её дядя отдавал команды, потом заметила два белых пятна справа и слева, это спешили к ней сир Борос Блаунт и сир Меррин Трант в своих светлых доспехах и снежно-белых плащах. «Мой сын, — выкрикнула она, — Где мой сын? Где Томмен?»
«Здесь его нет. Не пристало сыновьям быть свидетелями позора своих матерей, — голос сира Кивана был суров, — Прикройте её».
Потом над ней склонился Джоселин, оборачивая в мягкое чистое одеяло зелёной шерсти, прикрывая её наготу. Вдруг на них упала тень, закрывшая солнце. Королева почувствовала прикосновение холодной стали, и две огромных ручищи в доспехах подняли её над землёй с той же лёгкостью, с какой она подбрасывала в воздух Джоффри, когда он был совсем маленьким. Великан, подумала Серсея, и у неё закружилась голова, когда он огромными шагами пошёл к сторожевой башне, неся её на руках. Она слышала разговоры, что великанов всё ещё встречают иногда в диких лесах к северу от Стены. Это же просто сказки. Мне что, всё это снится?
Но её спаситель был настоящим. Роста в нём было метра два с половиной, если не больше, ноги обхватом с хорошие деревья, его грудная клетка сделала бы честь коню-тяжеловозу, а плечи шириной подошли бы и быку. На нём была стальная броня, покрытая белой эмалью, яркая, как девичьи мечты, под ней – позолоченная кольчуга. Его лицо было скрыто шлемом. С наконечника шлема ниспадал плюмаж из семи шёлковых перьев в радужных цветах Святой Веры. Его развевающийся плащ был заколот двумя золотыми семиконечными звездами.
И этот плащ был белым.
Сир Киван выполнил свою часть сделки. Томмен, её драгоценный мальчик, пожаловал место в Королевской Гвардии тому, кому предстояло стать её защитником.
Серсея не видела, откуда возник Квиберн, но он вдруг оказался рядом, с трудом поспевая за широким шагом её чемпиона.
— Ваша Светлость, — произнёс он, — я так счастлив, что Вы вернулись. Имею честь представить Вам нового члена Королевской Гвардии, сира Роберта Стронга.
- Сир Роберт, - прошептала Серсея, когда они входили в ворота.
- Осмелюсь заметить, Ваша Светлость, что сир Роберт принял священный обет молчания, - сказал Квиберн. - Он поклялся, что не произнесёт ни слова до тех пор, пока все до единого враги Его Светлости Короля не будут истреблены, и зло не будет изгнано из королевства.
Да, подумала Серсея Ланнистер. О, да.
ТИРИОН
Кипа пергаментов была весьма значительной. Тирион посмотрел на нее и вздохнул:
– Как я понял, вы – отряд из братьев. Неужели это – та самая любовь, которую брат питает к брату? Где же доверие? Где же пресловутая дружба, нежная забота, глубокая связь, которая известна лишь мужчинам, сражавшимся бок о бок и вместе проливавшим кровь.
– Всему своё время, – сказал Коричневый Бен Пламм.
– Сначала подпиши всё это, – сказал Чернильница, затачивающий перо.
Каспорио Хитрец прикоснулся к
