Каково же было мое удивление, когда вдруг увидел его на полигоне! Обмотав ноги тряпками, он пробежал три километра по мерзлому снегу почти босиком.
— Как же ты мог ослушаться, Галимджан?
— А ничего. Моя нога не мерзнет, политрук. Видишь, как упаковал! — с восточным акцентом объяснил он. — Винтовка научился разбирать и собирать закрытыми глазами. Теперь нужен практика. На фронт прибуду, фашист по мне стрелять станет, а я что буду делать? Смотреть, да, по-твоему? Я его убить должен!
У меня не нашлось слов, чтобы вразумить Галимджана. Ну и сила же духа, упорство у этого парня из Казани!
Вдруг подъехали машины. Из первой вышел маршал Ворошилов. Стройный. Симпатичный. Волевой. Еще накануне он прибыл в бригаду с инспекционными целями. Я об этом знал от полкового комиссара, но никак не мог представить себе, что он может вот так просто посетить стрельбище, да еще в момент, когда там моя батарея. С ним лишь адъютант да командир моего полка. Ну, охрана, само собой. Кракович, увидев Ворошилова, подлетел к нему, доложил:
— Товарищ маршал Советского Союза! Первая минометная батарея производит учебные стрельбы из СВТ! Командир батареи старший лейтенант Кракович!
Ворошилов оглядел его с ног до головы.
— Почему третьего кубаря не вижу в петлицах? — спросил он строго.
— Да я, товарищ маршал… — начал было Кракович.
— Непорядок! — смягчился Ворошилов. — Прикажи старшине раздобыть. Он из-под земли достанет пару кубиков для своего командира!
— Слушаюсь, товарищ маршал Советского Союза!
Ворошилов внимательно наблюдал, как стреляли бойцы.
Первый же стрелявший на его глазах солдат послал все пули в „молоко“. Ворошилов взял у него винтовку, лег на снег на его место.
— Проверим твое оружие, — сказал он и пятью выстрелами поразил мишень в „яблочко“. — Винтовка отлично пристреляна! Потренироваться малость требуется. Но ты не огорчайся, солдат. Так обычно случается, когда человек непривычен к выстрелу. Палец на спусковой крючок, глаза зажмурит и ждет, когда выстрел произойдет. Ну и получается рывок курка. В этом случае пуля никогда мишень не найдет.
Маршал возвратил винтовку солдату.
— Попробуй еще разок. Непременно получится.
Незлобивый тон старого воина воодушевил парня. На этот раз, хотя и врассыпную, из пяти в мишени оказались три пули…
Подошла очередь Галимджана. Из положения с колена он поразил мишень все пять раз из пяти возможных. Не в „яблочко“, но поразил.
Ворошилов пожал ему руку, вручил сторублевку.
— Если так же метко будешь бить по врагу, солдат, мы обязательно победим в войне и уничтожим фашистскую армию!
Галимджан стоял растерянный. Тряпки на ногах размотались.
— Как же вы могли допустить такое? — обратился Ворошилов к командиру полка.
— Согласно приказу Генштаба, товарищ маршал, обмундированием солдат обеспечивается только перед принятием присяги и отправкой на фронт! — отчеканил тот.
— Ну зачем же так буквоедски понимать приказы, полковник. Сегодня же найдите, как и чем помочь воину.
— Будет исполнено, товарищ маршал!
Галимджану Ворошилов сказал:
— Пойди посиди в моей машине, солдат. Поеду в штаб бригады, подвезу до твоей землянки.
В тот же день Галимджану выдали кирзовые сапоги б/у.
— Откуда родом, замполит? — садясь в машину, поинтересовался вдруг Ворошилов.
— В Луганске родился, товарищ маршал, — ответил я.
— Родные места…
— Отец работал на одном с вами патронном заводе.
— Как фамилия? — живо поинтересовался Ворошилов.
— Буслаев Владимир Георгиевич.
— Буслаев… — старался он вспомнить, но не мог. — Столько воды утекло с тех пор. Много там было хороших людей. Сейчас как живет отец, чем занимается, может быть, в чем нуждается?
— Три года назад он умер от туберкулеза легких.
— В гражданскую войну, должно быть, заработал эту болезнь. Сочувствую тебе, политрук. Отец, видно, немало хорошего в тебя заложил. Чти и продолжай его дело. Ну, будь здоров!
Машина рванула с места и понеслась по снежному насту, сопровождаемая охраной. Я долго смотрел вслед, стараясь представить себе этого человека в молодости. Чем-то он напоминал мне отца. Но почему в среде офицеров о нем ходят злые кривотолки? Храбр, но некомпетентен в военном деле; перед войной репрессировал тысячи способных военачальников, ослабив тем самым армию; будучи главкомом Северо- Западного направления (Прибалтика, Ленинград), оказался неспособным руководить современным боем…»
«На днях, Валюша, в моей батарее произошло ЧП. Встречаю двух омичей из новобранцев. Физиономии опухшие, обильно лезет щетина, будто неделю не брились, хотя по возрасту молодые совсем.
— Что с вами?
— Сами не знаем, товарищ политрук, — ответил один из них.
— Все время есть хочется, — сказал другой. — А есть нечего.
Подобное в жизни мне встречать не приходилось. Не инфекция ли какая напала на них? Сопроводил в санчасть полка. Военврач с ходу спросил:
— Что-нибудь съели, что вас так разнесло?
Парни путались с ответом, переминались с ноги на ногу.
— Тогда я вам скажу, друзья мои, — продолжил медик. — Так бывает только в одном случае: от чрезмерного употребления соли. Соль и вода. Концентрированный раствор поваренной соли — вот и вызвал, должно быть, искусственное голодание. А от голода и мухи дохнут.
— А если хочется солененького… Нам ведь пресную пищу дают.
— Мой диагноз вам обоим — членовредительство с целью уклонения от службы в армии. А этим занимается военный трибунал. Он и военно-медицинскую экспертизу осуществляет. Так что, политрук, привели вы этих членовредителей ко мне не по адресу.
Парни пали к ногам военврача. Умоляли не отправлять их в трибунал. Но тот был тверд в своем решении.
Осуждены они были к расстрелу. Приговор был оглашен во всех подразделениях бригады.
Но до чего же мерзкая эта история. Отечество в опасности, чужестранцы топчут коваными сапогами наши земли, а они о себе пекутся. Лишь бы на фронт не отправили. Пусть другие воюют… Ничего патриотического! Зла на них не хватает, Валюша. Но, с другой стороны, мне жаль этих парней. Откровенно, я думал, их на гауптвахту посадят, а их к стенке поставили. Преступления всегда были и будут и в обществе, и в армии. Казнить же надо убийц, изменников, предателей. Остальные воины должны искупать свою вину в честном бою.
Завершающим в боевой подготовке батареи был марш-бросок. За сутки с полной выкладкой прошли аж семьдесят шесть километров! Это не те тридцать, которые отмахивал с зеками. Напряжение физических сил колоссальное. Усталость неимоверная. Ночью заночевали в лесу. Лейтенант Кракович объявил трехчасовой сон. Представляешь, Валюша: кто где остановился, там и заснул на снегу. Наверное, было холодно, но я этого не почувствовал. Спал как убитый, свалившись в сугроб.
Поход на выносливость. Говорят, можно пройти за сутки и сто километров. Я бы не хотел этого испытать на себе.
