демократы, пока голодны. А при таком?то пузе, как у Витте? Дело говорю: дуй в свое Зуево!
Много чего, из любви к прежней дружбе, наговорил Амфи. И хоть чертыхнулся после трактира дружок Савва, но когда поздним вечером прибежал к Горькому — уже без сомнения предрекал:
— Да, Максимыч! Власть имущие решили не пускать рабочих ко дворцу. ближе ружейного выстрела. Попомни меня: будут расстреливать. Из провинции вызван сто сорок четвертый полк, поскольку на здешний гарнизон не надеются. Казаки. Драгуны. Я носом чую кровь. Большую кровь! Беги, чего стоишь?
Но стоял он потому, что в дверях — руки в боки! — предстала хохочущая Маша Андреева. Она ничего не говорила, только качала умнющей головой при виде рассерженных мужиков.
— Ну, чего, Маша?
— Чего, Мария Федоровна? С ума мы сошли, да?..
— Есть маленько, — наконец?то утишила она свой смех. — На улице бесьи толпы, жандармы шашки о бордюрные камни точат, а они витийствуют! Да есть ли хоть мужики- то в России?
— Есть. Вон Савва — мужик.
— Есть. Вон Алешка — мужик, да еще и счастливый!
Словами перебрасывались, как игривыми шариками, а ведь всем было невесело. Даже этой большепартийной хохотушке. Как завяз в горле смех, на лице проступила серость. Совсем некстати принесло в Петербург Художественный театр, где содиректором все еще состоял Савва Морозов. Значит, опять просьбы, театральная кутерьма. Только теперь до театров ли Петербургу?
— Вы хоть устроились по моей заявке?
— Да ничего, Саввушка, привычно. Но кто смотреть нас будет? Жандармы?
— Да я, Машенька, я. Да вон Максимыч. Или ты куда?то бежишь?
— Так ведь ты выгоняешь!
Это было похоже на правду. А с приходом Андреевой еще отчетливее обозначилось. Не оставлять же ее одну!
— Ступай, Максимыч, ступай.
— Ступаю... уступаю, а как же!
Горький нехотя хлопнул дверью. Такого с нижегородцем не бывало.
— Что с ним?
— А то не понимаешь? Саввушка!.. Соскучилась. Уж истинно партийная дура!
— Ну, кто ж тебя, Машенька, дурой называет?
— Долговяз-Пыхто! И правильно обзывает.
Меж тем она раздевалась, конечно, руками Морозова, как?никак одного из директоров театра. А она — актриса покорная. Разве можно злить начальство?
— Устала, прозябла, изнервничалась. Извозчика толкового не наймешь. Все друг друга боятся.
— Боюсь и я... не Максимыча, а тебя.
— Боязно и мне, Тимофеевич. Сбей этот страшный озноб... вином хотя бы!
— Само собой, для начала — вином. Куда нам спешить?
— В ад, Саввушка, в ад!
— Тык ты ж безверница-партийница? Что там говорят у вас про нас, мужиков, — как стакан воды испить?
— Вина!
— Со стыдом — за свою окаянную греховность.
Ему искренне было жаль друга, который бежал сейчас где?то в ночи. Зачем? Куда?
По какому?то наитию Горький бросился в ближайшую редакцию — к «Сыну отечества». Истинно, незнамо чего и незнамо зачем.
Там полно было всякого пришлого, случайного народа. Будто на вокзале. Кто сидел вразброд на диванах и стульях, кто бродил, как неприкаянный. Почему?то его надо было обязательно познакомить с маленьким, вертлявым человечком, да еще столь многозначительно:
— Соратник Гапона, да! Кузин!
Горький внутренне съехидничал: «Сральник гапонский!» Мало что мал, так и красненький носище кто?то ему на лисью морду приклеил. Чирьяк какой?то перезрелый. Уличный страх этого Кузина-Кузьку терзал. Потому и глазки тревожно помигивали, в то время как той же красноты губы заискивающе улыбались:
— Так-так, отец Гапон требует: делегацию надо!
А какая делегация, куда делегация? Этого лисья морда не знала. Горький уже подсказал:
— Да куда?.. К министру внутренних дел. Плеве савинковцы кокнули, теперь Святополк- Мирский. Говорят, добрейшей души человек!
— Вот тебя и пошлем к этому добрейшему. Вкупе с другими. Не засидитесь только под кофеек да винцо!
Ввязываться в это хождение по министрам Горькому не хотелось, но как откажешься? Потащился во главе разномастно-интеллигентской толпы. Оказалось, далеко. Сели в какой?то уличный рыдван, поехали. Кофеек манил, да, пожалуй, и министерский коньячок.
Но министр их попросту не принял. Может, на жену сердит был, может, любовницу в это время ублажал. Вечер, поздний вечер уже! Вместо него вышел товарищ министра, Рыдзевский; по слухам, аж внук Александра II. Встречал депутацию истинно по-царски — сунув руки в карманы, не поклонясь, не пригласив стариков сесть. Послушал, послушал слезливые речи и холодно ответствовал:
— Правительство и без вас знает, что делать.
Зевота его разбирала, он рот прикрыл, повернулся спиной и каменным шагом ретировался в министерские апартаменты.
— Дальше?то куда?
— Домой!
— Да уж нет, господа-товарищи, надо до конца испить горькую чашу.
— Горький, что самое горькое?
— Витте, однако, богобоязненный остолоп!
Разумеется, не с такими словами заявились — рассказ Саввы Морозова действовал усмиряюще.
Министр финансов то ли прятался от делегатов, то ли его действительно не было дома. Но хорошо, что в библиотеку пригласили. Горький, к удивлению, увидел за стеклом и свои книги. Он удовлетворенно заокал:
— Однако, однако!..
Да на полтора часа и у него оканья не хватило. Кажется, шло испытанье — у кого лопнет терпение. Делегаты подбадривали друг друга:
— Пока штаны не просидим!
И терпение лопнуло все же у Витте — с некоторым поклоном даже заявился. Хотелось, видимо, создать приятное впечатление. Рассказывая о визите, Савва Морозов все?таки щадил самолюбие министра финансов. Горькому он показался какой?то пародией на Александра III. Да и сидел за громадным письменным столом под его портретом. Под стать столу — и подставка, и сам портрет. Все должно было производить впечатление. Грузное тело министра — тулово быка! — увенчала небольшая, приплюснутая голова с несоразмерно бодливым лбом. Не дай бог напороться какому грешному! А глаза малые, рысьи — чего им пялиться на всякого-якого? Интересно, при поклоне императорам, будь то Александр или Николай, они пошире раскрываются?
Голос, при таком могучем тулове, гнусавенький. Слова как из решета сеются:
— Все будет по закону. закону. закону.
Горький хорошим манерам не обучался, ситечко вверх дном перевернул своим волжским голосищем. Министра обсыпало своими же обсевками:
— Однако. того!.. Хорошо ли заговаривать зубы? Зная, что завтра прольется кровь! Господин министр, вы ответите за это!
Докричался.
— Вот и прекрасно, господин Пешков. Именно вы и напишете отчет о нашей беседе.
Ясно, что и тут всего лишь повод удрать от бесполезных споров в министерские апартаменты. Он
