вас? Что, скажите мне?»
Инженер осторожно — осторожно вытянул из трубы вторую такую же бечевку, с болтавшимся на конце таким же картонным свертком, и стал опускать по бечеве на землю. Нести в руках по скользкой лестнице, видно, не решился. Осторожность чувствовалась даже в том, как напряглись его руки. Только когда сверток коснулся снега, он крикнул:
— Всем... за угол дома!
Савва Тимофеевич, хоть и последний, но тоже отскочил в сторону. Инженер еще не успел спуститься вслед за вторым «подарком», как из трубы показался дымок. Савва Тимофеевич был все?таки химик, понимал, что это значит: при первом же соприкосновении с огнем стеклянная колба должна была лопнуть. Сомнения не было: второй сверток был снаряжен по образцу первого.
Спрыгнув с нижней перекладины на снег, даже не одевшись, инженер повторил все то, что сделал с предыдущим свертком. Извлеченная из коробки стеклянная колба тем же тренированным взмахом руки была отброшена в дальний угол двора. Небольшой хлопок, приятнейший фейерверк на потемневшем небе — и устало-ядовитый вопрос:
— Больше у вас труб нет, хозяин?
— Нет, — ответил Морозов. — Господи, вы же спасли моих детей!
Он обнял инженера и на ухо ему шепнул: «Никогда не забуду! Вечный должник!»
За спиной не усидевшей у камина Зинаиды повизгивала малышня и отбивался кулаками от горничных Тимофей.
На крыльцо побежал и озябший барон Рейнбот. Едва ли он понимал что?нибудь во всем происходящем. Зинаиду Григорьевну по-свойски поторопил:
— А вам?то чего, Зинуля? Замерзнете!
— Не замерзну, — качнула она тяжелыми бриллиантовыми серьгами.
Савве Тимофеевичу оставалось только пригласить всех:
— Господа, не спешите уезжать. После такого происшествия не грешно и закусить.
— Не грешно, право дело.
— Да и спешить нам некуда, Савва Тимофеевич.
— Да-да, по приказу начальства часть людей у вас и заночует.
Последнее сказал капитан Джунковский, которого Морозов хорошо изучил: приходилось встречаться, по склочным фабричным делам бывая в полицейском управлении да как?то незаметно и в свой дом его возведя.
— Да-а. Не ожидал такого фокуса. — искренне посетовал Джунковский. — Кому вы насолили, Савва Тимофеевич?
— Хотел бы я это знать, капитан!
— Ну, мы доберемся! Уверяю вас.
— Слава богу, обошлось. Не будем об этом. Пора за стол.
Вышколенные слуги во главе с дворецким успели уже в нижнем этаже морозовскую щедрую самобранку раскинуть. Дело благое!
Когда все изрядно закусили, да что там, преизрядненько, — капитан Джунковский не преминул объяснить столь большой наплыв полицейских:
— Как же не порадеть вам, Савва Тимофеевич? Мы уйдем, а четыре человека, чтобы на смену, останутся в прихожей. Есть там у вас подходящая комнатка?
— Есть. — насторожился Савва Тимофеевич. — Чего же лучше швейцарской? Там пара кушеток, стулья, если потребуются, прикажу принести одеяла. Надолго они. охрана, я хочу сказать?
— Время покажет, — отделался капитан Джунковский на этот раз безликим и суховатым ответом.
Радовало хоть то, что все наконец, включая и тихо исчезнувшего Красина, убрались из дома. Четверо только и остались.
Он уже не сомневался, что это не просто охрана. Еще до поездки в Париж примечалось, что вдоль усадебной ограды, по улице, постоянно фланируют какие?то подозрительные типы. И в прежние наезды Красина, и при семейных визитах племянника Николая Шмита, и, уж конечно, при шумных вторжениях Максима Горько-Сладкого.
Дело понятное: еще с Нижнего Новгорода за тем полицейским хвост тянется. Но сейчас- то? «Сейчас хвостище явно ко мне приставлен. Вот дожил!» — пришел он к неутешительному выводу.
Хвост ли, хвостище ли — он же не хуже общеморозовского хвоста. Матушке Марии Федоровне никак не дают покоя его знакомства. Уже открыто грозила: «Савва, не своевольничай! Ты всего лишь директор- распорядитель, а не единоличный хозяин. Не забывай это. С матушкой?то иногда и посоветоваться надо. Все?таки я главная пайщица. Стало быть, и власть не последняя». Да-а… «Ах, родичи! Ах, купчики- голубчики! Ах, братец Сергей Тимофеевич! Не вы ли всем своим родовым скопом полицейскую мразь ко мне подсунули?!»
Но, проводив последних гостей, вместе с капитаном Джунковским, он оставшимся жандармам сказал с полным сочувствием:
— Вы делайте то, что вам приказано, а я распоряжусь, чтобы попить-поесть вам приносили.
Невелики полицейские чины: два фельдфебеля да двое рядовых. Задача?то у них простенькая: под видом охраны уважаемого коммерц-советника — собственно, гражданского генерала — следить да примечать, да и записывать, кто сюда похаживает.
В нижнем этаже, в апартаментах жены, куда он редко теперь заходил, шумели гости, рояль бренчал, слышался громовой голосище барона Рейнбота, пробовавшего на своих толстых губах, как севрюжинку, модный романс:
Не искушай меня без нужды.
Барон, крутясь спиной у пылающего камина, конечно, ни черта не понял. А мог бы распевать песню уже на том свете!
Савва Тимофеевич только помаячил в дверях и прошел прямиком к себе, на второй этаж. Молодец архитектор Шехтель: именно он и надоумил воздвигнуть эту шикарную лестницу, прямо из огромной общей прихожей, независимо от прихожей женской. Как знал ученый немец: входы-выходы на женскую и мужскую половины оградил междуэтажными перекрытиями, без внутреннего сообщения между ними. Грешно сказать, если в портках, так по этой шикарной лестнице фланируй! Ну, кажется, давненько такого греха не случалось?
Он позвонил, как водится. Камердинер как?то необычно изогнулся.
— Ты чего, Семен? Спина болит?
— Спина, Савва Тимофеевич, застыл гдей?то... — охотно подхватил подсказку вышколенный слуга.
— Так сейчас погреемся. Прикажи затопить камин и у меня.
— А не бухнет? — вытер Семен слезящиеся глаза.
— Теперь не бухнет, Семенушка. Зайдешь ко мне, а то что?то скучно.
С опаской вызванный истопник зажег камин. И Семен услужливо присел обочь хозяина. Чего же лучше — у такого?то огонька! Да с таким?то тароватым хозяином!
Но хозяину и жаркий огонь веселья не прибавил. Что?то слишком тесно сходились круги вокруг него.
Спать лег тут же, на диване. Даже в свою мужскую спальню перебираться не захотел.
Из покоев жены неслось:
Разочарованному чужды
Все обольщенья прежних дней.
Уже в восьмом часу его осторожно толкнул камердинер:
— Савва Тимофевич, гость незваный. Никак не мог остановить. Говорит, покаяться хочет.
Лежал Савва одетым, так что только глаза протер. Да, гостюшка, ничего не скажешь! Мужик его возраста, не чисто и не грязно одетый, так себе. В поношенной шинели почтового ведомства. За ним спросонья, да с похмелья, лез по лестнице помятый охранник с «селедкой», да еще и с винтовкой. С ума сойти!
