сказать, кто из них пьян.
Гарри не понял, как очутился сидящим на диване, с ногами, бесстыдно раскинутыми в стороны, стонущий, истерзанный тонкой мукой на краю долгожданного обрыва. Каждый раз ему казалось — сейчас, сейчас, и тут же пальцы Северуса крепко смыкались на его плоти, движения руки и губ замедлялись, и наслаждение, вот-вот готовое излиться, откатывалось назад горячей невыносимой волной.
Если бы он мог сказать, как любит. Что его сердце сейчас не выдержит. Разорвется вопреки законам анатомии на мириады маленьких пылающих огней, плывущих в пространстве. Если бы он мог. Сказать.
Но он не мог. Восторг, сладкий, пьяный, всепоглощающий, захватил его целиком. Стыда не было. Когда его член ритмично погружался в горячее узкое горло. Когда крепко сжатые губы разжигали огонь на конце его естества. И даже когда язык, нежно круживший вокруг сокровенного колечка мышц между ног, вдруг скользнул внутрь, остро и горячо, и задвигался чувственно, бесстыдно и сладко. Сомкнутые пальцы сжимали его плоть, скользили, ласкали так, будто знали его всю жизнь.
Всю жизнь.
Жизнь? Разве он жил до этого?
Разве он жил, пока Северус...
Северус...
Влажный нежный язык сновал внутри с упорством шмеля, атакующего чашечку цветка.
— Се... ве...
В ответ послышалось глухое ворчанье — безумный шмель досадовал, что не может пробраться глубже.
Губы и язык опять вернулись к его вздрагивающему члену и заиграли на нем с упоением искусного флейтиста, палец Северуса проник туда, где только что был язык, и теперь гладил, нежно и осторожно, рисуя внутри невидимые кружочки.
Хрипя и задыхаясь от наслаждения, Гарри вцепился в скользящие по его животу волосы.
Северус притянул его бедра к себе, и готовая взорваться плоть вновь погрузилась в недра влажного и тесного горла.
— Ты задохнешься! Перестань!
Гарри хотел бы оттолкнуть обезумевшего друга, но уже не был властен над своим телом.
Тончайшая острая сладость пронзила все его существо.
Он услышал собственный хрип, звериный, дикий, ликующий, дернулся в тщетной попытке отстраниться, но Северус впился пальцами в его бедра и вобрал его член в самое горло, в горячую, сжимающую, нежную глубину.
Гарри показалось, что в какой-то момент он просто отключился.
Будто на мгновение вместе с благословенными выплесками фонтана от него отлетела жизнь.
Голова кружилась. Губы друга с невероятной нежностью собрали последние капли грешного фонтана. Гарри лежал на диване, раскинув руки и ноги, не в силах шевельнуться, словно его тело расплавилось, растеклось, растворилось в теплом потоке бытия.
Его бедра коснулось что-то влажное, щекочущее и трепещущее.
Ресницы. Мокрые.
— Северус, — прошептал он, задыхаясь, не в силах подняться и заставить себя осознать произошедшее.
Щека друга опять прижалась к его бедру.
— Спасибо, маленький... За каждый день... каждый час... с тобой... мой Кит, мой Волчонок, мое самое... самое...
Плечи Северуса странно вздрагивали между его ног.
Гарри испуганно вскочил.
— Да что с тобой, Господи! Что ты такое говоришь, перестань! Я не могу... не могу тебя слушать! Ты жутко пьяный, — с отчаянием сказал он. — Ты сейчас мог задохнуться и умереть, знаешь?
Северус мотнул головой.
— Н-не мог. Извини... Я вызову тебе такси. Ты опоздал из-за меня, — он напоследок скользнул губами по его колену и отвернулся.
— Северус! Ты совсем сумасшедший стал! Зачем мне такси? Куда такси?
— Банкет начался. Ты должен быть там, — Северус нашарил на полу трусы и джинсы Гарри, скомкал их в кулаках и зачем-то прижал к губам.
Гарри провел ладонью по его голому плечу.
— Я без тебя никуда не пойду! Ты... Скажи мне, что случилось? Скажи, что это не из-за меня!
Северус медленно повернул к нему лицо. На щеках горели пятна болезненного румянца, глаза покраснели и блестели странным влажным блеском.
— Ты ни в чем не виноват, — быстро сказал он. Его губы вдруг исказила мучительная гримаса, но в следующую секунду он, похоже, взял себя в руки. — Ты абсолютно прав. Так надо. И мне... Да, так мне и надо. Только... ты напрасно не сказал, что пойдешь дальше... без меня.
Гарри удивленно вытаращил глаза. Совершенно забыв о своей наготе, он полулежал на диване, бесстыдно расставив ноги и свесив на пол обессиленную руку.
— Куда это я пойду без тебя? На этот дурацкий банкет? И не думай! Я с тобой посижу. Скажи, ты что, обиделся из-за гранта?
— Обиделся? — Северус вздрогнул, будто от холода. — Я повторяю, ты прав, Гарри. Это самое лучшее решение. Я хочу... чтобы тебе было хорошо. Если это твое желание, то я не имею права тебя ломать. И как бы мне ни было тяжело... я принимаю твой выбор и уважаю твою независимость. Только не пойму, почему ты не сказал мне прямо.
— Северус, мы вообще о чем говорим? Какое такое мое решение? Какой выбор? Ты приляг, прошу тебя, — Гарри потянул его к себе. — Тебе поспать надо. У тебя глаза красные.
— Я не буду спать. Буду смотреть на тебя. Пока не ослепну.
Гарри вдруг обнаружил, что лежит в чем мать родила, в то время как Северус, в брюках и ботинках, пристроился на ковре возле дивана и глупейшим образом прижимает к груди его джинсы и трусы. Мысль о том, что только что произошло, вдруг обожгла Гарри огнем стыда.
«Хоть бы он ничего не вспомнил завтра, как дядя Вернон», — с дрожью подумал юноша.
— Не надо на меня смотреть! — вслух сказал он, вскочил и проворно скрылся за дверью ванной.
Когда, наконец, освежившись и несколько успокоившись, он вернулся в столовую, Северуса там не оказалось. Дорогой друг невесть как добрался до спальни и теперь лежал на животе поперек кровати, как был, в брюках и ботинках, обнимая его, Гарри, подушку.
Замирая от острой, болезненной нежности, Гарри осторожно снял с безумного друга одежду, укрыл одеялом и лег рядом, крепко обняв и притиснув к своей груди.
Северус вдруг открыл глаза — сонные и совершенно больные.
— Отсюда до Хитроу... перелет одиннадцать часов... и там до Фултона... тринадцать, — пробормотал он и уронил голову на подушку.
— Бедный пьяный Кит, — вздохнул Гарри.
* * *
Спать не хотелось. Он лежал, прижимая к себе спящего, ощущая запах его тела, смешавшийся с ненавистным скотчем. Воспоминания о том, что с ним делал Северус, не давали Гарри покоя. Собственный стыд вдруг показался нелепым. Северус никогда не стал бы заниматься тем, что не нравится.
На него вновь накатило возбуждение, он осторожно гладил друга под одеялом, весь дрожа и задыхаясь от нежности, но тот лежал без движения, как всамделишный кит, выброшенный приливом на песок. С удивлением Гарри подумал, что до сегодняшнего вечера не знал о сексе ровным счетом ничего. Может, стоило поблагодарить этот отвратительно пахнущий напиток, из-за которого Северус почти потерял над собой контроль. Почти, но...
Гарри посмотрел на бледное лицо спящего друга, убрал прилипшие волосы со слегка влажного лба и поцеловал горестную морщину между бровями, которая не исчезла даже во сне.
«Я никогда вас не обижу, Гарри», — вспомнил он.
Даже пьяный.
В голову полезли странные мысли, уж не хочет ли Северус того же, чего в глубине души ждет он сам, терзаясь желанием и тонким страхом. Распаленный воспоминаниями и собственными фантазиями, Гарри выскочил из постели, поцеловал Северуса в губы и ринулся в душ.
* * *
На часах было всего десять вечера. Вспомнив, что теперь им придется обходиться без крепких хозяйских рук миссис Уизли, Гарри спустился в столовую, убрал осколки разбитой бутылки и едва не опьянел, вытирая дурно пахнущую спиртовую лужу. Распахнув окно, он уселся на подоконник и с наслаждением вдохнул полной грудью запахи ночных фиалок. В доме мистера Риддла светились все окна — возможно, у пастора были гости.
Глядя в темноту сада, Гарри глубоко задумался. Странное поведение Северуса не давало ему покоя. Конечно, он никогда не видел того пьяным. Возможно, если человек не пьет, а потом вдруг пускается во все тяжкие, можно ждать чего угодно. В голове пронеслись обрывки странных фраз, оброненных другом. Северус, помешанный на свободе, считает свое чувство к нему рабством! В сердце юноши заполз холодок. Возможно он, Гарри, мешает ему быть свободным. Северус хочет, чтобы он учился в колледже и был независимым. И что значит «пойдешь дальше без меня»? Что, если это было сказано вовсе не про банкет?
Несмотря на жару, его вдруг затрясло. Нет, это не может быть правдой! Это не может, не может, не может...
Тишину нарушил звонок мобильного. Звонил Люпин. Дрожащими руками юноша схватил телефон.
— Гарри, — голос профессора был недовольным. — Я три раза звонил, трубку не берете, что это вообще такое?
— Н-нет, сэр, мы... я... не слышал звонок, — соврал Гарри. Доктор Люпин ухитрился позвонить трижды в совершенно неподходящий момент.
— Тоже пьянствуете за компанию? Я просил вас приехать к семи часам, неужели трудно было?
— Простите, я не мог... Северус себя плохо чувствовал, и я...
— Плохо чувствовал! — фыркнул Люпин. — Спросите его, что он делал в Гайд-парке? Такого еще не было, бред какой-то... Ладно, Гарри, я не за этим звоню. Торжественную часть вы проигнорировали, но если вас все еще интересует грант, будьте добры явиться завтра утром и подписать документы! Зачем было подавать заявление, если потом так наплевательски ко всему относиться!
— Простите, сэр, я все подпишу, я...
В трубке раздались короткие гудки отбоя. Очевидно, профессор был зол не на шутку.
