материнский запах, и вешать поблизости ее портрет. Феномен расставания матери и дитя заставлял производителей идти на все большие ухищрения.
Дэзи также пользовалась продукцией этой индустрии, начиная от сверхвпитывающих прокладок для грудного молока и заканчивая установленным на быстрый дозвон номером Софии в своем мобильном телефоне. Девушка уже дважды ей звонила, но все же по кампусу она ходила с чувством, будто что-то забыла.
Тем не менее Дэзи ощущала себя легкой, как воздух.
Она уже и забыла, каково это — отправиться куда-то в одиночестве, без Чарли и его многочисленных вещей. Здесь и сейчас она находилась сама по себе, имея лишь рюкзак за плечами и чехол с фотокамерой. Девушка стала больше похожа на себя прежнюю, когда приходилось заботиться лишь о себе самой. Она не особенно любила ту свою ипостась, но это не имело особого значения. Дэзи знала, что учиться ей понравится, хотя она никак не могла избавиться от чувства вины. Как ей может нравиться что-то, что вынудило ее разлучиться с сыном? Означает ли это, что она плохая мать?
Глядя на других студентов, девушка ощущала себя сторонним наблюдателем, не способным адаптироваться к местным условиям.
В средней школе Дэзи пользовалась популярностью и была завсегдатаем вечеринок. Все считали, что она ходит на них, потому что это очень весело, но в действительности ей просто хотелось досадить своим родителям. Она не любила выводить их из себя, это был лишь способ заставить их обратить на себя внимание. В противном случае мама и папа были полностью сосредоточены на иных вещах, например на разводе.
Все закончилось вполне предсказуемо — брак родителей распался, и никто от этого не выиграл. Дэзи пере ехала вместе с отцом из Манхэттена в Авалон, захолустный городок, который она заранее приготовилась возненавидеть.
В действительности этого не произошло. Авалон она, правда, не полюбила, но вынуждена была признать, что это безопасное место для жизни. Позднее Дэзи обнаружила, что беременна, и с тех пор больше не помышляла о переезде, сочтя этот город идеальным местом для того, чтобы воспитывать ребенка.
А теперь сюда вернулась и мама, что казалось совершенно сюрреалистичным.
Итак, Дэзи принялась исследовать свое новое место учебы, испытывая при этом культурный шок, что явилось для нее полной неожиданностью. Она делала то, что и обычно, — наблюдала за миром через объектив фотокамеры. День был холодным, но не морозным. Студенты перемещались группками, они смеялись и болтали, что лишь усугубляло осознание своего одиночества у Дэзи. Были здесь и парочки, тысячи парочек, которые ходили, обнявшись или держась за руки. Некоторые из них каждые несколько шагов останавливались и принимались с энтузиазмом целоваться, после чего продолжали путь, двигаясь, как в тумане. Конечно, попадались и одиночки с неизменными наушниками в ушах, потерянные где-то в собственном мире музыкальных предпочтений. Дэзи заметила нескольких девушек с телефонами и догадалась, что они лишь делают вид, что разговаривают, опасаясь, как бы другие не подумали, будто у них нет друзей.
Дэзи не была уверена, что сразу же впишется в это новое для нее окружение. Ей предстояло учиться в государственном колледже, студенты которого жили либо в общежитии, либо в больших громоздких викторианских особняках, предназначенных для студенческого братства, либо дома со своими семьями. Логан проживал в общежитии «Чи Тета Сигма», но девушка никогда не бывала у него в гостях и не имела доступа в эту часть его жизни. Она считала, что будет лучше, если так останется и впредь.
Дэзи тосковала по Чарли, одновременно понимая, что эти несколько часов одиночества являются для нее бесценным подарком. Возможно, ей следует пойти в студенческий центр, выпить чашечку кофе и поболтать с другими девушками о покупках, жизни знаменитостей, обсудить новости дня и, к примеру, вчерашнюю постановку «Антигоны» в любительском театре.
Вероятно, именно так она и поступит после занятий. Мама заверила ее, что позаботится о Чарли. В этом Дэзи ни секунды не сомневалась. Что бы София ни делала — боролась с диктатором или чистила грейпфрут, — она делала это как истинный профессионал. Девушка подумала о том, что пришлось пережить ее матери. София называла это «внештатной ситуацией» и преуменьшала собственную роль в произошедшей драме. Она вообще не любила об этом говорить, намекая, что была всего лишь сторонним наблюдателем. Дэзи же подозревала, что мама о многом умалчивает. Очевидно, ей пришлось совсем туго, раз после всего случившегося она решила переехать в Авалон. Для Дэзи ее приезд стал настоящим спасением, но, осознав это, она почувствовала себя законченной эгоисткой.
Девушка сделала несколько снимков. Ей всегда нравилось наблюдать за тем, как от сияния снега озаряются лица людей, словно становясь по-особенному искренними.
Дэзи перемещала камеру вдоль сторон квадрата, образованного рядами высоких голых деревьев и кирпичных строений, составляющих традиционную обстановку кампуса государственного колледжа. Видоискатель сфокусировался на парне с белокурыми волосами длиной до плеч, который шел, прижимая к бедру стопку книг.
Дэзи чуть не выронила от удивления камеру. Неужели это… Зак?
Она хотела было окликнуть его, но передумала. Если она обозналась, то выставит себя на посмешище. Девушка быстро убрала фотокамеру и поспешила вслед за парнем, старательно огибая профессора, окруженного восторженными слушателями, и группку студентов, укреп ляющих на стенде объявление о митинге.
Возможно, она все же ошиблась, ведь с тех пор, как она в последний раз видела Зака Олгера, минул уже год. Но нет, она бы узнала его в любом случае. Они с Заком и Сонет — ее ближайшей подругой, а теперь и сводной сестрой, — бывало, много времени проводили вместе. Лучшие снимки Дэзи изображали именно Зака. Это были портреты выразительного и очень привлекательного молодого человека с совершенно естественным выражением лица. Черно-белые снимки, сделанные прошлой зимой, запечатлели молодого человека, скрывающего в себе целый мир боли. Тогда Дэзи ничего не знала ни об этой боли, ни о ее источнике, что лишь добавляло ее работам загадочности.
Приблизившись к парню, она поняла, что ошибки быть не может. Каждый человек обладает уникальной осанкой и манерой держаться, и Дэзи, немало наблюдавшая за Заком через объектив своей камеры, тут же узнала его.
— Зак, — сказала она, когда разделяющее их расстояние сократилось до нескольких ярдов. — Эй, Зак!
Он немедленно остановился, будто налетел на невидимую стену, и, обернувшись, оказался лицом к лицу с девушкой. Это был Зак, которого она хорошо знала, но что-то в нем изменилось. То же примечательное, скандинавского типа лицо с выдающимися скулами, удивительные васильковые глаза под светлыми бровями и почти белые волосы, отчего люди частенько спрашивали, не высветляет ли он их или не является ли альбиносом. Тем не менее что-то изменилось. Он словно укрылся от мира в твердой раковине.
— Это я, Дэзи, — сказала девушка.
Он улыбнулся ей, но скорее из вежливости, чем по каким-то иным соображениям.
— Да, вижу.
— Как поживаешь?
Девушка чувствовала себя очень неловко. Прежде они с Заком были друзьями, достаточно близкими, чтобы доверять друг другу. Вместе с Сонет Романо они были кем-то вроде трех мушкетеров — «Один за всех и все за одного!» — единым целым.
До тех пор, разумеется, пока их не разделил скандал.
— Хорошо, — ответил парень. — А ты?
— Тоже неплохо. Замечательно.
— Это хорошо.
Повисло неловкое молчание, нарушаемое лишь поскрипыванием снега под ногами.
Дэзи не знала, с чего начать.
— Мне очень жаль, — сказала она, — все это так странно. Я совсем этого не хотела.
Ее признание, похоже, немного разрядило обстановку. Зак бросил взгляд на колокольню.
