когда позвонила дочь. На сей раз я сразу правильно определил, какая трубка подала «голос».
– Слушаю, дорогая моя…
– Папа… Аркадий Ильич в магазин ушел. Я посмотрела книжку. Шторм значится в середине страницы, без имени-отчества, просто с инициалами, и после него еще четыре записи. Что это значит?
– Это значит, что они хорошо знакомы, но не желают, чтобы другие знали об их знакомстве… Больше ничего… Впрочем, это могут быть просто какие-то деловые контакты, и лично они могли даже не встречаться…
– Тогда было бы имя-отчество полностью.
– Возможно… Спасибо, Оленька. Я сейчас за рулем, потом тебе позвоню.
Я включил сигнал поворота, и в зеркало заднего вида заметил, что полковник сигнал повторил. Только тогда остановился у бордюра. Виктор Николаевич подошел ко мне сам.
– Новости?
– Еще одна просьба для Кима Валерьевича. Отчим моей дочери… Аркадий Ильич… Он, как я и предполагал, знаком с Максимом Юрьевичем. Когда он давал мне номер мобильника следака, я обратил внимание, что запись находится на середине страницы в записной книжке. Дочь сейчас проверила. После Шторма там еще четыре записи. Меня интересует личность Аркадия Ильича. Необходимо срочно проверить…
– Я передам, – согласился полковник. – На следующем перекрестке мы расстаемся. Рекомендую покататься по городу, чтобы к улицам привыкнуть… Здесь, как ты помнишь, движение не московское, тем не менее имеет свои сложности, и многие улицы отличаются коварством. Только, думаешь, есть возможность разогнаться, а тут такие колдобины…
– Буду магазины искать. Мне переодеться следует обязательно… Чтобы хотя бы под описание не подходить…
Менты, как известно, работают по описанию. И сейчас высматривают среди прохожих человека в куртке, похожей на мою. Таких курток немного, поскольку она недешевая. А мне требуется купить дешевую, похожую на большинство остальных курток города. И сделать это проще всего на китайском базаре… Потом надо будет сменить цивильный костюм на джинсовый. Менты смотрят, чтобы под курткой высвечивались серые в легкую полоску брюки. Только обувь менять необязательно. Менты на обувь смотреть не научились…
Купив одежду, я заглянул домой, чтобы переодеться и отправиться пешком в близкий магазин за продуктами, когда на трубку спутникового телефона позвонил Ким Валерьевич. Говорил с легким укором, но вежливо:
– Иван Сергеевич, мне передали ваши просьбы. Но вы, кажется, считаете меня всемогущим человеком, обладающим собственным сыскным аппаратом. К сожалению, я не настолько влиятельное лицо в здешних краях, чтобы выполнить ваши просьбы… Эти просьбы можно было бы адресовать действующему аппарату ФСБ, наделенному чрезвычайными полномочиями, но никак не мне… Ничем не могу вам помочь…
– Жаль, Ким Валерьевич. Но буду пытаться что-то сделать сам. Извините за беспокойство… Что-то еще понадобится, более скромное, я передам через Виктора Николаевича…
– Вас, кстати, желал бы услышать полковник Мочилов из диверсионного управления. Перезвоните ему. Он сейчас у себя в кабинете. Номер знаете?
– Напомните… Я и во время службы московскому начальству не часто звонил…
Он продиктовал номер.
После выхода на пенсию с Юрием Петровичем Мочиловым мы никак не контактировали, и у меня не было необходимости ему звонить. Потому номер я и не знал. Да и раньше общаться приходилось всего несколько раз по необходимости, а в остальное время это делали мои командиры.
– Спасибо. До встречи…
Я сразу набрал московский номер.
– Слушаю, полковник Мочилов…
– Здравия желаю, товарищ полковник. Подполковник Русинов…
– Здравствуй, Иван Сергеевич. Говорить буду коротко, поскольку сильно занят. У меня люди… Слышал про трудную ситуацию, в которую ты попал. К сожалению, по телефону не могу тебе объяснить некоторые дополнительные аспекты, а они существенны. Но тебе ставится категоричная задача – выпутаться и оправдаться… Обязательно оправдаться… Чего бы это ни стоило… В сложившейся ситуации ты – джокер, который должен стать козырным тузом… Там, на месте… В других местах есть свои джокеры…
– Что вы хотите этим сказать, товарищ полковник?
– Только одно. Что не ты один попал в подобную ситуацию. И просматривается, похоже, очевидная организованная широкомасштабная провокация против спецназа ГРУ. Чем она вызвана, не нам с тобой решать, хотя я догадываюсь… Ладно… Выкручивайся… Какой помощью тебя обеспечить?
Я не понял смысла такой провокации. Хотя в возможность подобного не верить не мог. Еще никак не закончилась другая провокация, против полковника Квачкова, обвиняемого в покушении на Чубайса. Любого спецназовца спросили бы… Если бы Квачков действительно готовил покушение, Чубайса пришлось бы скальпелем с ближайших деревьев соскабливать. Но политика – это не моего ума дело… Мне, чтобы в политическую историю не попасть, следует из своей выцарапаться…
– Мне бы на связь хорошего хакера… Местный куратор не в состоянии помочь по некоторым чисто техническим вопросам…
Полковник какое-то время думал.
– Ты не помнишь по Афгану такого майора медицинской службы – Виктора Юрьевича Гагарина?.. Он тогда был майором, а сейчас в Интерполе работает… В антитеррористическом подсекторе… Уже немолод, но остался все тем же человеком…
– Помню. Его звали Доктор Смерть… Однажды он вытаскивал мне пулю из плеча прямо в горах, во время операции… Вместо наркоза влил мне в рот бутылку водки… Я тогда старшим лейтенантом был и пить еще не умел…
– Запоминай номер… – прерывая мои воспоминания, полковник продиктовал. – Позвони ему через час-полтора… Я предварительно сам с ним переговорю… Он, возможно, и сумеет решить твои проблемы…
– Спасибо, товарищ полковник…
Я отложил трубку на стол, прикидывая, как мне лучше сформулировать свои просьбы. Но раньше чем я успел позвонить Доктору Смерть, опять позвонили мне. Номер звонившего был местный, незнакомый, но номер со спутниковой трубки был известен только людям, которые имеют ко мне непосредственное отношение…
ГЛАВА 5
Еще несколько часов назад, когда Ким Валерьевич меня приглашал, казалось, что устал я неимоверно. А потом «второе дыхание», что ли, появилось… Сам не знаю почему, я из управления уезжать не торопился. Словно ждал какого-то события, способного сдвинуть с места если уж не само дело, меня коснувшееся, то хотя бы мое личное восприятие этого дела, мои мысли о нем. Работа для меня нашлась. Вернее, причина остаться, называемая работой. Пока я исполняю обязанности командира городского СОБРа, приходится много с бумагами возиться. Но с бумагами, даже при том, что я не люблю это дело больше, чем слишком тесную обувь, я в этот раз справился на удивление быстро. Потом чай попил с группой захвата следующей смены, заступившей на суточное дежурство, и терпеливо отвечал на вопросы относительно убитого подполковника Фархутдинова. Парни, естественно, не любят, когда ментов пристреливают, а особенно не любят, когда добивают раненых. Обозлились и зубы сжали. Я знаю, чем такое обычно кончается, и потому постарался ситуацию смягчить:
– Там не все, мужики, так однозначно, как кажется. И не очень-то слушайте, что у нас в коридорах рассказывают. Каждый свое «лепит», как бабушка…
– А что там неоднозначно? – Старший лейтенант Смолин вообще от природы человек недобрый и к тому же вдумываться в ситуацию не любит. Только действовать умеет. Хотя в этом деле он бывает очень даже хорош. Он служил срочную в спецназе ВДВ, как и капитан Югов. Спецназ ВДВ, хотя и не спецназ ГРУ, но тоже имеет основания своей службой гордиться. И умение работать в сложных ситуациях Смолин из армейской действительности в ментовку принес.
– Да многое там неоднозначно, и многое при сопоставлении не сходится… По-моему, этого подполковника кто-то круто подставляет. Идет отстрел свидетелей… Югов, кстати, тоже так думает… Валят все на Русинова, как из самосвала… Чтобы дело быстрее закрыть…
– А следак что думает?
– А следак вообще не думает… Он ждет от Югова материалов дела, а от нас ждет подозреваемого… И тогда только думать начнет… На него, кажется, сверху насели, чтобы срочно все закончил…
Я взглянул на часы, потому что захотелось вдруг громко и протяжно зевнуть. Да, пора было и отдыхать отправиться. Попрощавшись, я убрал в сейф пистолет и отправился. Но в коридоре, около самого выхода на лестницу, навстречу мне попался сам Сережа Югов, которого только что вспоминал.
– Ты домой? – поинтересовался деловито и хмуро.
– Пора уже… А ты, кажется, и не собираешься?
– У меня еще два допроса, чтоб им неладно было… Закончу, поеду… Слушай, тебе же мимо прокуратуры ехать? – поинтересовался он с надеждой.
– Можно и мимо, только так на триста метров дальше…
– Забрось Шторму материалы «дела»…
– В чем проблема? Давай… Только быстро…
Я даже не подумал, материалы какого «дела» следует забросить старшему следователю. У каждого опера этими «делами» кабинеты завалены.
– Подожди минутку…
Югов убежал к себе в кабинет и быстро вернулся с тоненькой папочкой в руках.
– Вот это отдай… Скажи, до завтра… Завтра утром я сам заеду и заберу…
– Нет проблем… – ответил я, сделал рукой прощальный жест и начал спускаться по лестнице. И только через два пролета глянул на папочку…
Вот оно! Я не знал, как мне попросить у Югова эту папочку для просмотра и возможного копирования, а он сам мне в руки дал. «Уголовное дело» по факту убийства Людмилы Анатольевны Русиновой…
Замедлив шаг, я прикидывал, где можно документы скопировать так, чтобы это не привлекло к моим действиям внимания. В нашем кабинете народу полно, и ксерокс стоит у всех на виду. Ни к чему всем демонстрировать свой интерес. Проситься к кому-то – есть возможность нарваться на вопрос: какое отношение имеет СОБР к материалам «уголовного дела»? В итоге я не придумал ничего лучшего, как отправиться не сразу домой, а заехать сперва в фирму к жене, чтобы она там сняла копию со всех материалов.
