Кайей. Кайя — мать!
— Знаешь, Говард, что сказала моя учительница по классу композиции, когда я, начинающий музыкант, обратился к ней за советом?
— Найди богатого покровителя.
— Ах да, это я тебе уже раньше рассказывал. Но ведь она была недалека от истины.
— Слушай, Джек, я совсем не богат, но это мне никогда не мешало.
— Я бы сказал, что по сравнению с эстонской иммигранткой ты — крез.
— Богатство бывает разное. Ту квартирку я купил во время экономического спада, на деньги, которые завещала мне мать. Сыграв в ящик, оставила их мне на черный день. Или, как у нас в Дербишире говорят, на случай, если над ближней горой сгустятся тучи.
— Извини, Говард.
— Извиняться тут ни к чему. По мне лучше просто оставить нашего мальца в покое.
Джека всегда раздражала манера Говарда переходить на простонародный говор, ему казалось, что приятель чересчур им злоупотребляет, но сейчас он почувствовал, что разговор о деньгах рассердил Говарда не на шутку. А выяснить-то почти ничего не удалось. Чтобы умиротворить Говарда, Джек завел речь о всяких пустяках, главным образом о сплетнях, ходивших в музыкантской среде, после чего повесил трубку, позабыв спросить друга про его сломанный палец.
Накануне ночью ему приснился кошмар: неразлучная парочка, Кайя и ее хромой сынок, оба с острыми, как у акул, зубами, то и дело возникали рядом в темных закоулках города, немного напоминавшего Нью-Йорк тридцатых годов, а он, Джек, отчаянно пытался от них удрать. Не дай бог Кайя прознает, что они с Говардом друзья. Говард даже имени его не должен упоминать. Придется рассказать ему правду, но человек он ненадежный. Ему свойственно самодовольство ханжи, уверенного в своей добродетельности, она служит ему чем-то вроде противовеса его сексуальным причудам.
Джек надеялся, что Яан не слишком точно его описал. Впрочем, опыта общения с пятилетними мальчиками у Джека не было, и он понятия не имел, умеют они описывать людей или нет.
После «Прекрасного существа» он выключил Бриттена и спустился вниз.
— Ну, как делишки?
— Слишком поздно взялась, — вздохнула Милли. — Остыть не успеет.
— Сунь его в морозильник.
— Не поместится. Вместо неаппетитного салата другой стряпухи принесем невкусный гаспаччо. Большого спроса на него не будет. Пожалуйста, оставь укроп в покое. Зачем ты постоянно трешь его в пальцах?
— Запах нравится.
— А меня это раздражает.
— Так ли уж важно, что суп не охладился?
— Джек, ты слышал, чтобы кто-нибудь соглашался хлебать тепловатый гаспаччо? Я стану всеобщим посмешищем.
— Ты это серьезно?
— Абсолютно.
— Милл, опомнись, это всего лишь благотворительная акция Красного Креста.
— Надо было с утра заняться супом, а не сидеть в дурацкой сауне. Что, если она убила моего ребенка?..
— Перестань, Милл.
— Перестань-перестань, — жестким тоном непонятно зачем передразнила она. — А, да пропади все пропадом.
Зазвенел входной колокольчик.
Явился Эдвард Кокрин в заляпанном белой краской комбинезоне.
— Ребята, вы не поверите, но я только что получил весточку от Лилиан. Она сейчас в долбаной Аргентине.
— Вместе с детьми?
— Вместе с детьми.
Эдвард тяжело дышал, будто бегом бежал из самого Ада.
В комбинезоне Эдвард смотрелся намного лучше, чем в костюме с галстуком. Комбинезон давным- давно закапан краской, объяснил он, ведь до большой спальни у него еще руки не дошли. Сообщив все это, Эдвард плюхнулся на диван. Его круглое мальчишеское лицо с носом картошкой и веселыми морщинками у глаз за модными очками в золотой оправе уже не казалось таким блудливо-проказливым, как прежде, когда он был одет по всей форме.
Эдвард был потрясен до глубины души:
— Сбежала от меня — ладно, пускай; но чтоб так далеко?!
— Буквально за тридевять земель, — вставила Милли, протягивая ему кружку с чаем. Такие замечания сходят ей с рук, потому что Эдвард к ней неравнодушен.
— Аргентина!.. — гадливо скривившись, буркнул он.
— Это наверняка незаконно, — сказал Джек. — У тебя есть полное право видеться с детьми.
— Знаете, что она сказала?
— Парень у нее аргентинец, что ли? — спросила Милли.
— Какое там! Он из Чизика.
— Тогда почему в Аргентину?
Эдвард пожал плечами:
— Буэнос-Айрес теперь, считай, вторая Барселона. Тут уж хорошего не жди, все пойдет сикось- накось. Постараюсь вам сильно не докучать своими неприятностями.
У Джека упало сердце. Следует понимать, что докучать Кокрин будет и еще как. Эдвард никогда не нравился Джеку, но он их ближайший сосед. Дом по другую сторону принадлежит итальянскому миллионеру, закадычному дружку Берлускони; хозяин приезжает сюда только в июле, недели на две. В остальное время за усадьбой смотрит чета миниатюрных албанцев, чей английский словарный запас не превышает и тридцати слов. Из дома постоянно доносится рокот электроинструментов, в саду стрекочет газонокосилка новейшей марки.
Дети Эдварда целыми днями носились на скейтбордах по пологим асфальтовым дорожкам Хита, постукивая на виражах колесами, или громко собачились на лужайке позади дома — по малолетству им и в голову не приходило, как режет ухо усвоенный ими в школе аристократический выговор. Словом, отсутствие Эдвардовых детишек только радует Джека.
— Никак в толк не возьму, за что мне это, — сказал Эдвард. — По-моему, она просто свихнулась.
Джек заметил презрительную гримаску, скользнувшую по лицу жены. Милли всегда дивилась терпению Лилиан: каждый день после работы, вместо того чтобы ехать домой, Эдвард отправлялся с приятелями в ближайшую пивную надуваться элем. Чтобы поддержать разговор, Милли спросила, чем занимается тот малый из Чизика, хотя Лилиан давно ей про него все рассказала: зовут его Кит Грейнджер — или Рейнджер; работает в компании «Делл»[67], одним из ведущих системотехников; возраст — около тридцати пяти.
— Ворует жен и детей, вот чем он занимается — ответил Эдвард. — Сволочь последняя. Злобный псих, помешавшийся на компах. Всю жизнь мне искалечил. Когда она звонит по телефону, я задаю ей один-единственный вопрос:
— И?
— То-то и оно! — Эдвард развел руками. — Не отвечает, нет у нее ответа. — Он не опускал широко раскинутых рук и оттого походил на малыша, изображающего ангела в рождественской сценке. — Сказать- то нечего. Потому что я ровным счетом ничего плохого не сделал. Занимался, как положено, с ребятишками, зарабатывал на хлеб насущный, водил ее в хорошие рестораны, выпускал на ночь кота. Исправно с ней спал. С сексом — никаких проблем. И вообще никаких проблем.
Джек отвернулся. Ему совершенно не хотелось выслушивать подробности о сексульной жизни
