– Нечто похожее. Как наши в двух войнах в Белоруссии[15].
– Какие рекомендации?
– Действовать оперативнее, при угрозе отходить. Но последний приказ касается всех, кроме нашей группы. Как только появится возможность, подкрепление подбросят. Просят всех по возможности замедлить передвижение джамаатов Имамова.
– Поздно. Они уже должны быть рядом с главным отрядом. Не догнать...
– Я Бандит, – вмешивается в разговор Сохно. – Но ближних-то хотя бы догоним.
– Догоняем. Не будем время терять, – решает полковник.
Все сборы у маленькой верхней группы – стряхнуть снег с колен и осмотреться сквозь сумрак, выбирая путь. Группа Согрина вообще не останавливалась – ей и собираться не надо. Сообщение заставляет передвигаться быстрее, почти на пределе возможностей. Лейтенант Егоров, как и обещал, идет поверху первым. Он в самом деле идет грамотно.
– Левее сворачивай! – покрикивает на лейтенанта Сохно.
– Левее вместе со снегом без тормозов скатимся... – Егоров упрямо идет прежним путем, каким-то чутьем выбирая правильную и безопасную дорогу. У него микрофон «подснежника» неправильно расположен, и потому голос слышится плохо. Сохно несколькими быстрыми шагами догоняет лейтенанта и своей рукой поправляет микрофон.
– Вот так. Дальше не отодвигай – кричать будешь, не услышим. И ближе не подставляй – иначе дыханием нам все уши прочистишь.
И тут замечает, что лейтенант на него не смотрит, может быть, даже не слушает. Взгляд Егорова куда-то в сторону и вниз устремлен. Стихли за спиной и шаги Кордебалета. Сохно оборачивается – Шурик к глазам бинокль поднял. Зелеными ободками в окулярах светится прибор ночного видения. Отследив направление взглядом, Сохно сам поднимает бинокль и включает ПНВ. У лейтенанта бинокля нет, но у него «винторез», оптика которого оборудована ПНВ. Егоров снимает чехол с прицела и поднимает винтовку.
Ниже по склону, метрах в пятидесяти, как раз над снежным козырьком, словно специально подготовленным для обвала на тропу всей своей многотонной массой, высвечиваются в бинокль два зеленых силуэта[16].
– Рапсодия, я Танцор!
– Слышу тебя...
– Прямо под нами два боевика минируют снежный козырек.
– Значит, у нас должно стать двумя противниками меньше. Снимайте их. У вас два «винтореза». Обоих, чтобы не смогли доложить...
– Понял. Работаем.
Лейтенанту не надо ничего объяснять, он приказ слышал, сбрасывает рюкзак и ложится в снег. Кордебалет ложиться не желает, расстояние невелико, а он прекрасно стреляет и из положения «стоя».
– Не торопись, – приказывает тот Егорову. – Стреляем на счет три после моей команды.
Стрелять не по команде, а на счет три после команды необходимо, чтобы сам Кордебалет после произнесенного слова успел восстановить прицел и остановить дыхание. Остановка дыхания при одиночной стрельбе – необходимый атрибут.
Кордебалет прицеливается долго. И даже чуть-чуть стволом поводит. Такое впечатление, что он через оптику что-то внимательно рассматривает.
– Внимание, лейтенант, – говорит наконец. – Если что, сможешь вдогонку их взять?
– Если вниз не съедут, – глухо отзывается Егоров.
– Если вниз съедут, – Сохно не отрывает от глаз бинокль, – брать их уже не будет смысла. Сами себя похоронят...
Кордебалет молчит еще несколько секунд, присматривается.
– Вот, черт... Плохо через ПНВ видно. Они мину устанавливают. Я попробую мину взорвать. Прямо под ними. Готовьсь...
Глухо, совсем неслышно звучит выстрел, и сразу за ним басовито ухает взрыв, поднимая тучу снежной пыли. Под ногами вздрагивает снежный наст, но с места не сдвигается. Лейтенант выбрал хорошее место, тогда как на два десятка шагов назад, как видно даже в ночном сумраке, снежный покров сползает с хребта всем своим толстым слоем.
– Лавина пошла. – Егоров отрывается от прицела и смотрит на убегающие вниз стремительные снежные потоки. – Не позавидуешь тому, кто внизу окажется...
– Наших-то не достанет? – беспокоится Кордебалет.
– Только облаком. Прикроет слегка.
– Кино кончилось, – говорит Сохно. – Пора отправляться за следующей серией. Вперед...
Егоров встает, но не может оторвать взгляд от снежного марева, что укутало долину внизу. Ничего не видно не только потому, что в горах ночь вступила в свои права – даже днем сквозь это марево ничего не увидишь, тем не менее колдовство дикой лавинной силы гипнотизирует, заставляет задерживать в груди дыхание.
Полковник первым идет и опять задает такой темп, что молодые и, казалось бы, более физически подготовленные к нагрузкам лейтенанты едва успевают за ним. Но они тоже слышали сообщение Кордебалета через «подснежник» и потому теперь уже не возражают. И постепенно втягиваются в рабочий ритм.
Взрыв и обвал не заметить невозможно. За спинами грохот поднимается такой, что леденит душу и невольно заставляет оборачиваться. Тем не менее полковник бросает за спину только единственный короткий взгляд. Этого ему хватает, чтобы изучить обстановку и оценить эффективность действий верхней группы.
– Я Рапсодия. Танцор, Бандит, как слышите?
В ответ только шум раздается в наушниках.
– Сами себя оглушили... – Полковник не думает, что подполковники могут допустить неосторожность и попасть в неприятность из-за своих же действий. И даже взгляд в сторону противоположного склона не бросает.
Облако снежной взвеси окутывает их и всю едва заметную старую тропу. Идти становится тяжелее – можно свернуть не туда, куда следует. Темп вынужденно сбавляется. Через пять минут Согрин останавливается, делает шаг в сторону и пропускает вперед лейтенанта Саакяна, которому идти ведущим, а за ним и остальных лейтенантов. Сам пристраивается за спиной лейтенанта Брадобрея. Брадобрей оборачивается:
– Товарищ полковник, если остановить отряд Имамова наличными силами не представится возможным, какая задача ставится перед нами?
– А что тебе твой генерал по этому поводу говорит? – неожиданно раздается в наушнике голос подполковника Сохно – связь прорезалась.
Согрин видит, как вздрагивают от вопроса плечи лейтенанта.
– Кстати, может, ты сможешь и своему агенту позвонить? – в дополнение спрашивает и Кордебалет. – Что там у Имамова нового?
Брадобрей не отвечает, словно не слышит, только слегка подправляет микрофон «подснежника» около рта.
ГЛАВА 7
1
Звонок в дверь вызывает вздох облегчения. В отличие от разных депутатов, дорожащих своей неприкосновенностью и потому ненаказуемых, генералы даже таких серьезных учреждений, как ГРУ, не имеют права ездить по Москве с «мигалками» и объезжать дорожные пробки по встречной полосе движения. И потому ожидание затягивается непростительно долго. Так долго, что генерал Астахов несколько раз бросает взгляд на наручные часы и обреченно вздыхает. Он понимает, что его ждут в управлении, где предстоит решить множество достаточно серьезных вопросов как можно оперативнее. Владимиру Васильевичу трижды звонят на мобильник, и он каждый раз обещает вскоре приехать. Впрочем, его машина тоже «мигалкой» не оснащена, в отличие от оперативных машин «Альфы».
Генерал Спиридонов, как и обещал, приезжает в гражданской одежде, в которой выглядит обычным московским пенсионером, хотя сам, кажется, своего возраста не осознает и потому руки пожимает крепко и энергично, как молодой. Правда, капитан Яблочкин, сопровождающий генерала, приезжает в форме, но мало ли в России капитанов, и приход еще одного в подъезд жилого дома никого не смутит. Впрочем, Яблочкин не в первый раз приходит сюда в форме. Как бывшему спецназовцу, переведенному в агентурное управление, ему многое прощается.
– Я заехал на десять минут, – сетует Спиридонов и бросает взгляд на часы, как недавно бросал на них взгляд генерал Астахов, – но добирался шестьдесят восемь минут. Хорошая оперативность, нечего сказать...
– Надо все оперативные силовые ведомства из Москвы выселить в пригороды, тогда они будут быстрее друг до друга добираться, – подает голос из угла, где он традиционно устраивается, Дым Дымыч. Он всегда говорит мрачным серьезным голосом, и потому иногда бывает трудно понять его очередную шутку.
– Тогда в поисках безопасности туда же переберутся горожане, – прогнозирует Тобако. – Причем переберутся вместе со своими машинами, и все начнется сначала. Они бегут за спасением, а мы от них убегаем.
– Может быть, сразу приступим к делу? – советует Астахов. – У меня катастрофический цейтнот. И мне не до шуток.
– Мне, признаться, тоже, – соглашается Спиридонов. – Сережа, покажи список...
Капитан Яблочкин вытаскивает не из стоящего на полу опечатанного портфеля, где положено носить секретные документы, а из кармана кителя сложенный вчетверо лист. Маскировка, как все понимают, нехитрая. В случае чего, осматривается в первую очередь портфель. Если там и есть какие-то действительные документы, то они не могут никого заинтересовать. Но портфель забрать из рук бывшего офицера спецназа ГРУ, пусть и работающего сейчас в агентурном управлении, достаточно сложно, и это отвлечет внимание от его карманов. И не каждый догадается сразу проверить содержимое этих карманов. А если и догадается, листок вызовет мало подозрений у несведущего человека. А сведущему он, судя по всему, и не нужен, потому что содержит сведения, давно известные.
– Итак, нам пришлось включить оперативные силы, чтобы получить простейший результат, – рассказывает Яблочкин и заглядывает в лист, который разворачивает. – В состав отдельной мобильной офицерской группы полковника Согрина, задействованной в операции против полевого командира Руслана Имамова, с целью усиления включены пять лейтенантов.
– Такую группу лейтенантами можно только ослабить, – комментирует Ангел.
– Согласен, – говорит Мочилов.
– Нам передали их фамилии и краткий послужной список, – продолжает Яблочкин. – Полковник Согрин сам передал с просьбой собрать сведения. Лейтенанты Брадобрей, Егоров, Юров, Саакян и Фомин, – читает капитан по списку. – Все имеют горную подготовку и якобы переданы из второго специального отряда горных
