каменную дверь, вышибить которую с ходу не удалось.
— У меня есть нужный инструмент в лагере, — ощупав дверь, сообщил Дварин. — Схожу-ка я за ним.
Пока ждали гнома, я подошел к преграде, рассматривая резьбу из сложных, незнакомых мне символов.
Внезапно за моей спиной рухнула каменная плита, отрезав от друзей. И тут же заскрежетала отворяемая дверь, в которую мы так настойчиво бились, — в проеме стоял ухмыляющийся лич.
— Вот мы и встретились, мой дорогой Торн, — не сказал, а прямо-таки мечтательно пропел Морту и бросил взгляд на сотрясающуюся под тяжкими ударами каменную плиту. — Твои псы очень стараются, но дверь продержится еще минут пятнадцать, у нас есть время для беседы, я специально для того сюда и заглянул.
И тут я заметил, что на последней фразе его тусклые глазенки стрельнули вверх и влево — если верить учебникам психологии, это верный признак того, что человек сейчас занят не воспоминаниями, а творчеством, а значит, врет. Отчего же ты, гадина, так брешешь и зачем тебе оно… Ладно, пока просто положим этот фактик в кладовочку памяти, сейчас есть неотложные дела.
— Я хотел задать тебе один вопрос. Что заставило тебя изменить великому делу тьмы, для которого и были созданы орки? — Морту смотрел на меня почти ласково, его взгляд снова стрельнул в направлении творческого полушария.
— Лучше ты скажи, нежить, зачем ты врешь даже сейчас, когда мы одни и нас никто не слышит? — вернул я ухмылку личу. — Ведь тебе сто раз плевать на все великие дела, кроме личненьких, так что не строй из себя борца за идею, эгоистичная рожа.
— А ты неглуп, орк, но сильно недооцениваешь меня.
— Скорее ты переоцениваешь свои возможности.
— Может быть, ты и прав, дикарь, но сейчас победитель я, а победитель прав всегда, и о нашем последнем разговоре поведаю я, а в моем рассказе ты будешь плакать, визжать и просить пощады.
— Для этого тебе сначала надо победить не только в своих слюнявых розовых мечтах. — Я обнажил меч и шагнул к личу.
— Когда профессионал бьется с любителем, победа известна изначально. — Морту закинул руку за правое плечо и вытащил из ножен на спине здоровенный фламберг — тяжелый, не менее двенадцати килограммов, двуручный меч с волнообразно изогнутым лезвием. — Ты слегка нарушил мои планы, щенок, и я хочу получить хотя бы моральное удовлетворение, выпустив тебе кишки.
Беседовать с личем было бессмысленно, здесь слова не нужны, пусть разговаривают клинки. Через несколько секунд боя я убедился, что темный властелин не лгал мне, он действительно владел мечом лучше. Мои выпады отражались с пренебрежительной легкостью, а сам лич почти не атаковал, видимо, чтобы продлить удовольствие. Мощь живого трупа поражала, тяжеленным мечом Морту играл, как тросточкой, Мезлен предупреждал о необычайной силе поднятых, которым зачастую и оружие-то не требуется, зомби и вампиры способны просто голой рукой, даже не сжимая ее в кулак, наносить удары, по силе сравнимые с задней ногой лягающейся лошади.
Я оценил выбор Морту оружия, поневоле зауважав противника. Фламберг — это настоящая пакость, во-первых, он легко фиксирует своими изгибами вражеский меч в точке соприкосновения, во-вторых, его пробивная сила при рубящих ударах из-за атаки малой площадью выгиба гораздо больше обычного меча. В-третьих, колющие удары оставляют рану вдвое шире, режущие же, благодаря тому что боковые извивы меча при заточке разводятся как зубья пилы, оставляют параллельные разрезы, настоящую нарезку, а без антибиотиков это в лучшем случае ампутация, в худшем — гибель от сепсиса. Единственный недостаток фламбергов — большой вес, но нечеловеческая сила лича превращала этот минус в жирный плюс. Недаром на Земле во многих странах действовал запрет на пользование этим оружием, а вооруженных им в плен не брали, убивая на месте. Вдобавок зеленовато-желтые потеки на лезвии ясно показывали, что оружие отравлено, вероятно, чем-то похуже гоблинского яда.
Мой меч просвистел над пригнувшимся владыкой, фламберг взметнулся в ответ, но вместо смертельного колющего удара в забрало круто изменил траекторию и прошелся по наплечнику, срезав перевязь меча. Лич не торопился, лич хотел позабавиться, развлечься, чтобы я почувствовал себя беспомощным, растерялся и испугался, только тогда Морту будет по-настоящему счастлив. Весь его вид как бы говорил: ну достань меня, если сможешь, видишь, я могу сделать с тобой, что мне вздумается, ну давай! Язык клинков очень выразителен и может сказать ничуть не меньше, чем слова, а зачастую и гораздо больше.
Несмотря на критическую ситуацию, мозг работал четко и хладнокровно, говорят, именно это отличает ветеранов от обычных воинов. Раньше со мной такого не было, во время битвы эмоции в моей душе плясали бразильские танцы. Сегодня я стал ветераном, надо будет отметить событие, если будет кому… Потому как, ежели не смогу придумать ничего стоящего, скоро мне гаплык, злоба и жажда мести Морту пока дают мне время, но скоро Хорт и компания протырятся сквозь дверь, и лич это тоже понимает.
Тут я вспомнил биографию темного владыки, он когда-то начинал свинопасом, потом стал могуч и забыл про унижения молодости, но подсознание ничего не забыло — это и есть мой шанс. Так бывает, человека в детстве обижают, потом он взрослеет, получает высокий пост, становится уважаемым солидным господином и, как страшный сон, забывает детские страхи. Он-то забывает, но подсознание помнит, и стоит человеку попасть в похожую ситуацию или хотя бы на него наедут так же, как в детстве, и проснувшимися демонами всплывают в душе все былые страхи, сердце сжимается, а солидный господин разом становится тем самым зачмыренным мальчишкой, каким был когда-то.
— Ах ты, грязный свинопас, пес блохастый, выродок, дрянь, — голосом озверевшего от утраты скота крестьянина заревел я, старательно копируя диалект пограничных человеческих селений, и грозно топнул на лича ногой. — Почему стадо не полное, где поросенок?! А вот сейчас ремнем по розовой попке, ты у меня неделю сесть не сможешь, гаденыш!
И случилось чудо — голова Морту вжалась в плечи, лич как-то весь съежился, меч в руках затрясся, а в глазах мелькнули страх, замешательство и дикая, непередаваемая ненависть, такой злобы мне до сих пор не доводилось видеть даже у орков. Вместо опытного меченосца, беспощадного черного рыцаря передо мной оказался испуганный, затюканый ребенок.
Немедля атакую врага колющим ударом в область сердца, мною и раньше наносился этот выпад, но тогда лич небрежным боковым финтом отвел удар и успел контрвыпадом достать меня, оставив вмятину на доспехе, а сейчас Морту как-то неловко, судорожно закрылся трясущимся фламбергом. Мой клинок наткнулся на гарду вражеского меча, отклонился и вместо сердца въехал личу в живот по самую рукоять, явственно заскрежетав по позвоночнику. Полыхнул фиолетовый огонь заклятия лунных клинков, на шее и запястьях Морту лопнуло сразу несколько амулетов — и магическое пламя моего меча тут же погасло, нейтрализованное талисманами лича. Проклятье! Лунный клинок убивает любой оживший труп, и я уже подумал, что дело в шляпе, но темный владыка очень тщательно экипировался.
Морту издал даже не крик, а какой-то ржавый скрежет рвущегося железа, такой скрип издают сто лет не мазанные петли. Выпустив свой фламберг, лич судорожно выбросил вперед руку. Страшный удар в грудь — я пролетел через всю пещерку и влип в стену. От серьезных увечий меня спасла броня, но пару секунд я не мог ни вздохнуть ни выдохнуть.
Между тем лич, яростно зашипев, вырвал из себя мой двуручник, но распрямиться так и не смог, скрюченной фигурой и визгливыми матюками напоминая нашего старенького соседа Михалыча во время приступа радикулита.
Я отлип от стены и выхватил стилет, когда Морту по-крабьи, боком подскочил к противоположной стороне и ткнул рукой в неприметную выпуклость.
— Стоять, гадина! — ринулся я, бросаясь на лича, но темный владыка с силой швырнул в меня мой собственный меч и, пользуясь секундной заминкой, пока я уклонялся, исчез в открывшейся в стене щели.
Мой рывок почти достиг цели, но проход закрылся на миг раньше. Удар ногой в каменную плиту — потайная дверь даже не дрогнула.
— Подлец, какой же ты подлец, — прохрипел приглушенный голос Морту из-за двери. — Ведь я почти
