этого постарайтесь сохранить спокойствие духа и этим ускорить заживление ваших ран, а тогда, я уверена, вы сумеете навести порядок во владениях коннетабля задолго до его возвращения.
Произнося последние слова, Эвелина покраснела и поспешила выйти. Оказавшись в собственных своих покоях, она отослала других служанок, но удержала подле себя Розу.
— Что ты думаешь о наших делах, моя мудрая подруга и советчица? — спросила она.
— Я хотела бы, — ответила Роза, — чтобы юный рыцарь никогда не входил в этот замок, или, оказавшись здесь, поскорее покинул его, или, наконец, мог бы с честью остаться здесь навсегда.
— Что ты разумеешь, говоря «остаться навсегда»? — поспешно и резко спросила Эвелина.
— На этот вопрос дозвольте ответить также вопросом: сколько времени длится уже отсутствие коннетабля Честерского?
— На святого Клемента будет три года, — промолвила Эвелина. — Но что из этого?
— Ничего, но…
— Что «но»? Я приказываю тебе договорить.
— Через несколько недель вы будете свободны распорядиться своей судьбой.
— Значит, ты полагаешь, Роза, — с достоинством сказала Эвелина, — что нет на свете иных обязательств, кроме тех, которые чертит рука писца? Нам мало известно о судьбе коннетабля. Мы знаем только, что все его надежды рушились, что его меча и отваги оказалось недостаточно для победы над султаном Саладином. И вот вообрази, что он скоро возвратится сюда, как уже возвратились к себе домой многие крестоносцы; возвратится обедневшим и утратившим здоровье; увидит, что земли его опустошены, а вассалы разорены во время недавней смуты, и ко всему этому окажется, что обрученная с ним невеста отдала свою руку и свое состояние племяннику, которому он доверял как себе. Неужели ты думаешь, что обручение подобно закладному свидетельству, которое должно быть выкуплено у ростовщика в срок, иначе заклад будет потерян?
— Не знаю, госпожа, — ответила Роза, — а только в моей стране считается, что договор должен быть исполнен в точности.
— Это, Роза, фламандский обычай, — сказала ей госпожа. — Но честь норманна не довольствуется просто исполнением договора. Как? Неужели моя честь, мой долг и мои привязанности, словом, все самое драгоценное для женщины, исчисляются по тому же календарю, по которому ростовщик считает дни в надежде завладеть закладом? Неужели я всего лишь товар и должна достаться одному человеку, если он явится за мною до Михайлова дня, и другому, если тот не успеет? Нет, Роза! Не так истолковала я мое обручение, недаром же его благословила Пресвятая Дева Печального Дозора.
— Подобные чувства достойны вас, милая госпожа, — ответила Роза. — Но вы еще так молоды, окружены столькими опасностями и так беззащитны против клеветы, что я поневоле жду и призываю время, когда у вас будет законный защитник и спутник; только это избавит вас от многих опасностей.
— Не думай об этом, Роза, — сказала Эвелина, — и не уподобляй свою госпожу тем предусмотрительным особам, которые при живом, но старом и немощном муже уже подыскивают себе другого.
— Пусть будет так, милая госпожа, — сказала Роза. — Однако позвольте сказать еще два слова. Раз вы решили не пользоваться вашей свободой, даже когда минет срок обручения, к чему этому юноше разделять наше уединение? Он уже достаточно оправился, чтобы можно было найти для него другой безопасный приют. Вернемся к нашей прежней затворнической жизни, пока Провидение не послало нам чего-либо лучшего и более надежного.
Эвелина вздохнула, потупила взгляд, а потом, подняв его, приготовилась ответить, что охотно последовала бы столь разумному совету, если бы не раны Дамиана, еще не вполне зажившие, и не смута во всем крае. Ее прервали пронзительные звуки труб, раздавшиеся у ворот замка. Встревоженный Рауль прибежал, хромая, чтобы доложить своей госпоже, что некий рыцарь, сопровождаемый герольдом в королевской ливрее и вооруженной охраной, стоит у ворот и требует, именем короля, впустить его.
Эвелина несколько помедлила с ответом:
— Даже по королевскому приказу замок моих предков не примет никого, прежде чем мы не узнаем, кто и с какой целью этого требует. Сейчас мы сами выйдем к воротам и узнаем, что означает это требование. Подай мою вуаль, Роза, и кликни служанок. Снова звуки трубы!.. Ах, они вещают нам беду и смерть!
Предчувствие не обмануло Эвелину; ибо не успела она выйти из своего покоя, как навстречу ей вбежал паж Амелот в такой растерянности и ужасе, каких будущему рыцарю не подобает обнаруживать даже в крайности.
— Благородная госпожа! — вскричал он, падая перед Эвелиной на колени. — Спасите моего дорогого господина! Вы, и только вы, можете его спасти!
— Я? — в изумлении воскликнула Эвелина. — Спасти его? От какой же опасности? Видит Бог, я готова.
И тут она умолкла, не решаясь выговорить то, что уже готово было сорваться с ее уст.
— У ворот, госпожа, стоит Гай Монтермер, а при нем герольд с королевским знаменем. Заклятый враг дома де Лэси, и с таким сопровождением, уж конечно не с добром сюда явился. Не знаю только, с какой бедою. Мой господин убил его племянника на турнире в Мальпасе, поэтому…
Тут его прервали новые нетерпеливые звуки труб, отдававшиеся под сводами старой крепости.
Леди Эвелина поспешила к воротам; стоявшие там стражи тревожно переговаривались; при ее появлении они обратили к ней взгляды, словно ища у нее поддержки, какой не могли оказать друг другу. За воротами, на коне и в доспехах, ожидал немолодой уже рыцарь; поднятое забрало позволяло видеть его седеющую бороду. Рядом с ним, также на коне, Эвелина увидела герольда в его официальном облачении с вышитым на нем королевским гербом, в берете с пышным султаном и с весьма обиженным выражением лица. Их сопровождало около пятидесяти солдат под знаменем Англии.
При появлении леди Эвелины рыцарь слегка поклонился, более для формы, чем для приветствия, и спросил, видит ли он перед собою дочь Раймонда Беренжера.
— Если так, — продолжал он, получив утвердительный ответ, — отчего замок этого испытанного и доверенного друга Анжуйской династии не открывал своих ворот, пока трубы короля Генриха не протрубили трижды? Отчего медлит впускать тех, кого сам король почтил своим поручением?
— Такую осторожность, — ответила Эвелина, — прошу извинить ради моего положения. Я одинокая девица, а здесь приграничная крепость; я никого не должна впускать, не осведомившись о его цели и не убедившись, что она не угрожает безопасности замка и собственной моей чести.
— Если вы столь осторожны, леди, — сказал Монтермер, — знайте, что по случаю волнений в крае Его Величество король повелел разместить в ваших стенах вооруженный отряд для защиты этой важной крепости как от бунтующих мужиков, которые жгут и убивают, так и от валлийцев, которые, как всегда во время смуты, станут совершать набеги на наши границы. Отворите же ворота и впустите воинов Его Величества.
— Рыцарь, — ответила Эвелина, — согласно закону, замок этот, подобно каждому замку в Англии, принадлежит королю; но, опять-таки по закону, я являюсь его стражем и защитником. На этих условиях владели здесь землей мои предки. У меня сейчас достаточно людей, чтобы защитить Печальный Дозор, как было их достаточно у моего отца и у моего деда. Король соблаговолил прислать мне помощь, но я не нуждаюсь в помощи наемников и считаю, что в нынешнее смутное время впустить их в замок было бы неосторожно, ибо они могут захватить его для кого-либо иного вместо его законной владелицы.
— Леди, — сказал старый рыцарь. — Его Величеству известна причина вашего упрямства. Нет, не опасения за действия королевских воинов побуждают вас, королевского вассала, к неповиновению. За ваш отказ я мог бы объявить вас виновной в государственной измене. Но король помнит верную службу вашего отца. Вместе с тем нам известно, что Дамиан де Лэси, обвиняемый в подстрекательстве крестьян к мятежу, а также в том, что забыл воинский долг и покинул благородного товарища на расправу разъяренным мужикам; что этот Дамиан де Лэси нашел приют под вашей кровлей, а это не делает вам чести ни как верному вассалу короля, ни как благородной девице. Выдайте его нам, и я уведу наших воинов и не стану занимать замок, хоть и не знаю, имею ли на то полномочия.
— Гай де Монтермер, — ответила Эвелина, — кто бросает тень на мое доброе имя, тот лжец и клеветник. Свое доброе имя Дамиан де Лэси тоже сумеет защитить. Скажу только вот что: пока он
