не был по нраву.
Тинкоммий стоял в тридцати шагах от ворот, и, похоже, присутствие сотен таившихся в окружающей тьме дуротригов и впрямь ничуть его не тревожило.
— Макрон, открой ворота. Нам надо поговорить, — выкрикнул он по-латыни.
— Ну так говори.
— Есть вещи, которые лучше прилюдно не обсуждать, — улыбнулся племянник Верики. — Открой ворота и выйди.
— Он что, думает, мы тут спятили? — рассмеялся Макрон, обращаясь к Катону. — Стоит нам высунуться — и мы покойники.
— Я гарантирую вам безопасность, — заверил Тинкоммий.
Макрон выругался.
— А ну, подойди сам к воротам. Один.
— А ты гарантируешь мою безопасность? — насмешливо осведомился Тинкоммий.
— Лучше не зли меня, парень.
— Тинкоммий, подойди ближе!
Катон властным жестом указал вниз, на площадку перед воротами. После недолгого размышления Тинкоммий медленно двинулся вперед. Оба центуриона мигом спустились со стены, и, пока Макрон приказывал отворить ворота, Катон собрал с внутренней стороны два отделения легионеров на случай, если дуротриги попытаются прорваться в Каллеву. Когда тяжелые створки со скрипом разошлись ровно настолько, чтобы в щель мог протиснуться человек, Катон увидел стоявшего в ожидании принца атребатов и непроизвольно потянулся к факелу, который держал один из дежурных.
— Брось это! — рыкнул Макрон. — Хочешь нас сделать мишенью.
Катон опустил руку.
— Теперь идем, парень. Посмотрим, что там затеял Тинкоммий.
Макрон первым протиснулся в щель и отступил в сторону, пропуская Катона и в то же время внимательно наблюдая за поджидающим их человеком. Затем римляне сделали пару шагов и остановились на расстоянии хорошего фехтовального выпада от темной фигуры.
— Чего тебе надо? — прорычал Макрон.
— А сам ты как думаешь? — с тонкой усмешкой отозвался Тинкоммий.
— Я слишком устал… и плевать хотел на все игры. Выкладывай прямо.
— Мы хотим, чтобы вы сдались.
— Мы? Кто это мы?
— Я и мои союзники. Они там, — ткнул Тинкоммий большим пальцем назад, за плечо, а потом кивнул в сторону ворот Каллевы. — И там тоже.
— Быстро же ты продал нас, — спокойно произнес Катон. — Сколько времени потребовалось тебе, чтобы стать перебежчиком, трус?
— Стать перебежчиком? — Тинкоммий дугой выгнул брови. — Но я никуда не перебегал, центурион. Я всегда был на стороне тех, кто ненавидит все римское, и очень долго ждал этого часа. Упорно, чем мог, приближал его наступление. И вот он настал: вы сдадите мне Каллеву, и я по праву займу принадлежащий мне трон.
Макрон уставился на молодого знатного бритта, потом с хриплым смешком обратился к Катону:
— Он что, шутит?
— Нет, не шутит.
Катон чувствовал себя так ужасно, как только может чувствовать себя человек, обманутый в своих лучших чаяниях. Ему внезапно открылось, каким непроходимым дурнем он был. В свете горевших наверху факелов юноша посмотрел кельту в глаза.
— И ты таил все это в себе, пока мы вместе формировали когорты, а потом бились с налетчиками?
— Дольше. Гораздо дольше, римлянин.
— Но… почему?
— Почему? — фыркнул Макрон. — Нашел, что спросить. Этому парнишке охота поцарствовать. Но вся проблема в том, что у твоего племени уже есть царь, а, предатель?
— Сейчас еще это, может, и так, — пожал плечами Тинкоммий. — Но долго Верика не протянет. После него царем стану я. И подыму свой народ на борьбу с вами плечом к плечу с Каратаком.
— Ты сумасшедший, — покачал головой Макрон. — Как только командующий услышит об этом, атребатов размелют в муку.
— Боюсь, ты недооцениваешь всю тяжесть вашего положения, Макрон. Через наши владения пролегают пути снабжения ваших войск, и, чтобы подрезать поджилки вашим доблестным легионам, нам потребуется всего несколько дней. Уверяю тебя, вам еще повезет, если вы сможете унести с нашего острова ноги. Не так ли, Катон?
Катон не ответил. Стратегическая ситуация вроде бы складывалась именно так, как обрисовал ее принц. Здесь, в Каллеве, умонастроения горожан постепенно охватывала неприязнь к царю Верике и к римлянам, с которыми он был прочно связан, а значит, Тинкоммий мог рассчитывать на достаточно широкую поддержку своего призыва выступить против Рима. Прав он был и в оценке возможного результата такого восстания. Короче, сейчас, как никогда, судьба кампании по захвату Британии балансировала на опасной грани.
Неожиданно его поразила другая страшная мысль.
— Верика… Это ты напал на него?
— Конечно, а кто же еще? — спокойно ответил Тинкоммий, знавший, что никто, кроме двух центурионов, его не слышит. — Его требовалось убрать с дороги. На что было, кстати, не так-то просто решиться. Ведь он, в конце концов, мой близкий родич.
— Хочешь нас растрогать?
— Но он должен был умереть во благо всех островных кельтских племен. Что значит смерть одного человека в сравнении с освобождением целых народов?
— Ага, значит, принять решение было не так уж и трудно? — тихо спросил Катон, в то время как внутри его нарастал ужас понимания своей самой главной ошибки. Насчет Артакса. — И ты бы убил его… если бы не Артакс.
— Да. Бедный Артакс… не будем забывать и бедного Бедриака. Общая беда моих соплеменников в том, что принципов у них куда больше, чем мозгов. Я пытался открыть Артаксу глаза, втолковывал исподволь, в чем заключаются его истинные интересы, но он мне не внял. И встал у меня на пути как раз тогда, когда я был готов прикончить старого дуралея. С ног меня сбил. Я ничего не мог с ним поделать. Царя он забрал от греха подальше, но тут появился Катон. — Тинкоммий рассмеялся. — Право же, мне боязно было поверить в свою удачу, когда он помчался вслед за Артаксом. И уж конечно, мне следовало удостовериться, что тот умрет раньше, чем успеет хоть что-то сболтнуть. — Племянник Верики опять рассмеялся и обратился к Макрону: — А если бы не твое неуместное появление, я бы убил и царя, и твоего глубоко уважаемого мной друга.
— Ах ты, хренов выродок…
Макрон схватился за рукоять меча, но Катон придержал его руку, не позволяя вынуть оружие.
— Уймись, Макрон! — резко вымолвил он, сердито глядя ветерану в глаза. — Остынь. Сначала нам нужно выслушать его, узнать, что он предлагает.
— Вот это правильно, центурион. — Тинкоммий взглянул на Макрона и усмехнулся: — Лучше попридержи-ка свой нрав, если хочешь жить. А не то сильно навредишь и себе, и своим людям.
В какой-то момент Катон испугался, что сейчас римский воитель взорвется и не успокоится, пока не порвет оскорбителя на куски, однако Макрон, хотя ноздри его раздувались, сделал глубокий вздох и кивнул:
— Хорошо… Ладно, говори.
— Очень любезно с твоей стороны. Так вот, я хочу, чтобы вы и все ваши люди покинули Каллеву и воссоединились со Вторым легионом. Оружие можете взять с собой, я гарантирую вам безопасный проход… до римских позиций.
