Генерал снова «кивнул» глазами – он одобрил действия капитана и пожелал ему сообщить причину, изменившую выражение невозмутимого раньше лица. Ангел тем же манером ответил, что понял, и опять губы Легкоступова едва слышно прошептали:
– Профессор Тихомиров, гипнотизер, экстрасенс, находится в федеральном розыске.
Для ожидающих за спиной Ангела людей пауза, вызванная уходом Андрея, должна была уже кончиться. И тут же сам Ангел, прочувствовав ситуацию, сказал замысловато и с ехидством:
– Вы знаете, уважаемый Геннадий Рудольфович, я вышел из возраста, когда проходят «курс молодого бойца». Из ученика я давно сам превратился в опытного учителя. И попрошу вас запомнить хорошенько, что со мной, равно как и с капитаном Пулатовым, можно работать только как с партнером. Других отношений я, точно как и он, не признаю с тех пор, как покинул ряды вооруженных сил и старшие по званию потеряли возможность отдавать мне приказы. Сейчас и я, и капитан Пулатов, оба мы живем по иному принципу. Право выбора мы всегда предпочитаем оставлять за собой...
Теперь разговор автономно перерос в игру, необходимую для посторонних ушей. И только изредка можно в этот разговор вставить фразу шепотом. Желательно короткую фразу, чтобы она не создавала заметной паузы в слышимом разговоре и не вызвала подозрений.
– Я могу согласиться с вами, капитан, и оценить по достоинству ваше свободолюбие. Но согласитесь со мной и вы, что есть вещи, которые вы, в силу специфики своего знания и навыков, просто не в состоянии знать. Вот в таких вещах вами и будут командовать. Причем всегда, как и всеми нами...
– Например?
– Если вы приходите к врачу, не вы будете указывать специалисту, как лечить ваше заболевание, а только он будет указывать вам, как лечиться. Здесь ваша свобода выбора ничего не стоит. Правильно я размышляю?
– Кто такой профессор? – прошептал Ангел.
И тут же ответил громко, предварительно, чтобы обосновать свою новую паузу, слегка помычав, словно завершая раздумье, сказал:
– В чем-то, только в чем-то я могу с вами согласиться. Врач назначит мне лечение, а мне оно не понравится. Может такое случиться? Или мне не понравится, что у врача гадко пахнет изо рта, а дурной запах изо рта, насколько я знаю по опыту, говорит о мерзком человеке. Не хочу я лечиться у мерзкого человека, потому что мерзким людям я не верю. От общения с мерзкими людьми я хуже себя чувствую. Очевидно, сказывается влияние торсионных полей, как сказал бы наш многоуважаемый заложник. И тут я снова осуществляю свое право выбора и обращаюсь к другому специалисту. К тому, который мне назначит лечение иное. И это лечение может мне понравиться больше, как и сам врач. Или даже в лучшем случае могу заняться самолечением.
– Осторожнее с ним. Сильный противник, – прошептал генерал.
И ответ генерала:
– Тогда, боюсь, все окружающие просто начнут считать вас ужасно капризным человеком. Знаете такую категорию людей? Никто не желает с ними общаться, считая их слишком непоследовательными и стремящимися показать себя в ущерб другим. Такое стремление и есть капризность.
Ангел мигнул глазами, показывая, что понял.
– Покапризничать я люблю... Я даже иногда специально, осознанно это делаю, чтобы...
Закончить фразу он не успел. В конце коридора громко, чуть не зло стукнула металлическая дверь, послышался шум громких шагов, на который оба обернулись.
– Охранники желают опять нарушить тишину в нашей камере? – невинно поинтересовался Ангел. Ему из комнаты не было видно идущих, а выступать за порог он не захотел.
– Нет. Прежние охранники на месте, – прокомментировал движение в коридоре генерал тем же бесстрастным, холодным голосом, которым говорил и прежде. – Андрей ведет человека, который, очевидно, имеет полномочия принимать решения и вести с вами предметный разговор. С ним пара других охранников. Элита...
Последняя фраза генерала прозвучала откровенно презрительно. Это первая эмоция, которая прорвалась в его голосе за весь разговор.
– Пусть они останутся с первыми. Мы же договаривались только о двух переговорщиках. А вас и так уже трое.
Генерал повернулся на звук.
– Оставьте охрану в конце коридора, – скомандовал он громко и резко.
Шаги стихли, словно в воздухе повисло недоумение. Остановились все. Даже Андрей.
– Капитан Ангелов требует оставить охрану, – добавил Геннадий Рудольфович мягче, сообразив, что не он здесь должен командовать. – Иначе он не будет продолжать разговора.
В глубине коридора громко зашептались.
– Вот видите, – сказал Ангел, продолжая прерванную тему. – Если судить по большому счету, я сейчас тоже капризничаю. Просто мне важно настоять на своем, чтобы все знали – я умею на своем настаивать, я очень твердый человек. В действительности же совершенно не имеет значения присутствие охраны рядом с нами. Охранники не успеют перешагнуть через меня и добраться до капитана Пулатова раньше, чем он сделает только один рывок левой рукой. Я опять осуществляю свое право выбора. И никто не скажет, что я капризное существо...
Генерал чуть ли не зло усмехнулся, еще раз показывая, что и этому сухому человеку тоже не чужды обыкновенные человеческие проявления.
– Чтобы не обижать вас, я не стану называть вас демагогом, скажу только очень мягко, что вы занимаетесь казуистикой.
Из коридора опять послышались шаги. Ангел по звуку определил, что сейчас идут двое. Это его устроило, хотя не слишком нравилось, что шаги такие энергичные, даже слегка торопливые. Но право выбора осталось неукоснительно с ним. В данном случае – право диктовать условия переговоров на том уровне, на котором это положено делать классическому террористу, чтобы никто не смог упрекнуть его в необоснованном добросердечии.
Пришедший с Андреем оказался человеком тоже молодым, с сосредоточенным, в себя углубленным взглядом. Внешне даже не скажешь, что этот человек уполномочен что-то серьезное решать. Андрей выглядел активнее и солиднее.
– Господа капитаны, – сразу жестко, почти с разбега и без предварительной болтовни, которую Ангел предпочитал разводить в предыдущем раунде беседы, начал Андрей. – У нас появились некоторые осложнения, и потому ваши действия совсем несвоевременны. Я предупреждаю вас об этом, чтобы вы не думали, будто вам идут на серьезные уступки только потому, что вы на них настояли. Просто нам очень некогда.
– Бывают такие ситуации, – мечтательно, с ностальгическими нотками бывалого охотника, восседающего у костра на берегу озера, сказал Ангел. – Вот помню один раз в Анголе, как раз где три границы сходятся...
– Перестаньте, Ангелов, – сказал Андрей сухо и с раздражением. – Надоело слушать пустую болтовню. Некогда нам, некогда... Что вы хотите? Что вас интересует? Спрашивайте, мы готовы отвечать. Не разводите только воду на киселе.
Он сказал так и очень странно посмотрел на Геннадия Рудольфовича, словно осуждая его за поведение капитана.
– Я понимаю, – сказал Ангел серьезно, – что кто-то еще захватил у вас заложников. Я даже рад такому совпадению мнений и методов. И потому постараюсь выкачать из ситуации все, что возможно.
– А что вы считаете возможным? – наконец вступил в разговор человек, пришедший с Андреем. – Вы сразу должны уяснить, что вам придется общаться с нами некоторое продолжительное время. Возможно, мы подружимся. Возможно, не подружимся. Это дела не меняет. Отпустить вас мы не можем. И участвовать в исследованиях вам придется без принуждения или под принуждением.
– Наконец-то мы подошли к делу вплотную. Что будут представлять из себя исследования, которыми вы нам грозите?
Ангел словно внял словам Андрея, вошел в положение и начал говорить конкретно, без своих обычных выкрутасов.
– Я не могу быть в курсе научных проблем из-за недостатка знаний, – ответил Самохин. – Могу только гарантировать вам физическую безопасность. Более того, могу даже сообщить вам, что вашими жизнями очень дорожат и постараются не втравливать вас ни в какие мероприятия, в которых вы оба большие мастера. – Конкретнее. Что вы имеете в виду? – заинтересовался Ангел.
– Мне очень хотелось бы предложить вам прямо сегодня работу, с которой вы вполне могли бы справиться. В Москве пропал наш человек. Думается, его просто захватили. – Теперь уже Самохин строго посмотрел на Геннадия Рудольфовича. Генерал остался невозмутимым. – Это, скажу сразу, не самая важная фигура. Водитель служебной машины. Но это уже удар по нашей репутации и по нашему самолюбию. Кроме того, через водителя могут выйти на след других людей, которыми мы больше дорожим. Я думаю, что лучше других и быстрее других справились бы с поиском пропавшего вы... И мы имеем возможность оплатить такой ваш труд достаточно высоко. Но я не предлагаю вам этого как раз по той причине, что мы очень дорожим вашими жизнями и хотели бы избежать всяких случайностей.
– Мы бы с удовольствием отказались от такого предложения, – ответил Ангел с легким благодарственным поклоном. – Это работа для разыскников. Это совсем не наш профиль. Более того, это противоположный нашим навыкам профиль. Вот если бы вы предложили нам похитить кого-то, мы могли бы подумать. Или захватить заложников. Если только это не будет противоречить нашим принципам, как, скажем, в случае с профессором... Тогда с удовольствием! Но это все пустяки. Меня больше волнует ваша непредсказуемая наглость и неумение считаться с чужим мнением. В данном случае неуважение к моей особе и к особе капитана Пулатова. Я имею в виду наш насильственный захват.
– Я приношу вам официальные извинения. У нас не было другого способа заполучить вас в свои лаборатории. Мы в курсе событий, происшедших с вами по вине ФСБ, и в курсе происшедшего в реабилитационном центре ГРУ. Там результат был одинаково отрицательным. Почти отрицательным, если не считать вашего подтверждения репутации удивительного стрелка в тире. Мы же сумеем, я думаю, своего с вашей помощью добиться. Более того, когда мы познакомимся более тесно, я не сомневаюсь, что вы станете активными членами нашей организации.
– Что это за организация? – напрямую спросил Ангел. Официально он ведь вообще не подозревал, кто похитил его.
– Об этом вы узнаете чуть позже. Я повторяю: у вас нет выбора – сотрудничать или не сотрудничать. Ваш выбор сводится к понятиям добровольного или принудительного сотрудничества.
– Что скажешь, капитан Пулатов? – спросил Ангел, не оборачиваясь.
– Пока я сказать ничего не могу, я могу только отпустить профессора. Хотя и делаю это с некоторым нежеланием. Он мне не понравился.
– Отпускай... – согласился Ангел.
Профессор через две секунды оказался рядом с ним перед дверью.
– Какое торсионное поле после себя вы оставили? – спросил его вдогонку Пулат.
– Читать торсионные поля, даже видеть их хорошо умеет твой напарник, сынок. – Профессор опять обрел былую уверенность и почти мягкую доброжелательность. – Спроси его... Я вдобавок к этому могу оставить только рекомендации. Вы свободны. Вы были свободны еще до всей этой комедии. Я как раз и пришел, чтобы предложить вам, господа офицерики, свободу... Только рекомендую на первых порах не путешествовать в окрестностях в одиночестве. Во-
