на дорожку впереди не выскочили два человека в камуфляжке и не замахали руками крест-накрест.
– Тормози! Приехали...
Только сейчас Мочилов вспомнил, что у него на груди недавно вибрировал «сотовик». Он достал трубку и глянул на табло. Табло высвечивало незнакомый номер, с которого перед этим звонил генерал Легкоступов. Но звонить сейчас генералу уже не стоило, потому что он сам вышел к двум капитанам, перекрывшим дорогу самолету.
И перед выходом из самолета Мочилов сказал через микрофон в салон:
– Там уже Ангел с Пулатом!
2
Жизнь я прожил, скажу без ложной скромности, достаточно богатую на события. Но такое в ней случилось впервые, и если начну когда-нибудь скучным вечером кому-то рассказывать, как остановил самолет, словно такси, просто поднятой рукой, меня примут за штатного брехуна в любой компании. Правда, Пулат может подтвердить это, но он обычно живет не совсем рядом со мной. Нас и нельзя держать рядом, иначе мы натворим дел...
Генерал упорно, как одержимый, пытался дозвониться до Мочилова, когда на другой телефон позвонили, должно быть, с КПП.
Подполковник Юсупов принял сообщение, посмотрел подозрительно на генерала в штатском и на двух обросших щетиной подозрительного вида капитанов. Очевидно, сомнения все же посетили его слегка седоватую голову.
– Нападение на КПП... – Но в голосе старшего офицера значительнее звучала растерянность, нежели мобилизационная собранность и готовность к действию.
– Освободите меня, – вдруг высоким сопливым фальцетом заверещал местный генерал. – Мне до пенсии меньше года...
Это и решило исход дела. Я бы на месте этого генерала не упустил случая и воспользовался подходящим моментом. У него ума не хватило. Вместо того чтобы идти ва-банк и кричать, что это провокация, затеянная с целью лишить часть командира и овладеть ею, он сопли развесил.
Будь генерал умнее, Юсупов попытался бы Сидорова освободить, если бы мы ему позволили и не уложили бы его рядом с бывшим уже командиром, вместе, кстати, с остальным полутора десятком офицеров пункта, но упоминание о пенсии, до которой меньше года, качнуло чашу весов в противоположную сторону. Невиновный не вспоминает про свою пенсию.
– Нападение на КПП! – повторил подполковник, оглядывая собравшихся. – Самолет ворота снес. Сюда... летит... То есть едет...
– Это вполне в нашем духе, – сказал я совсем миролюбивым голосом. – Ворота легко восстановить, а вот жизни тех ребят, что вы выставили в заслон, восстановить было бы уже нельзя, если бы наши парни высадились в аэропорту. Радуйтесь за своего брата! Аллах не оставил его своей заботой в трудную минуту!
Мы с Пулатом стремительно выскочили на улицу, оставив плененного генерала на попечение бывших его подчиненных, которых он еще недавно основательно, но без оснований ругал. Генерал Легкоступов поспешил за нами, все же соблюдая приличествующую званию солидность и величавость. Он вообще в последние минуты сильно величавым стал. Не привык работать нашими методами. А как попробовал, ему понравилось, и он, мне кажется, даже слегка завышенную оценку себе дал.
Из темноты ночи, отражаясь в мокром асфальте, как океанский лайнер с девятибалльной волны, катил в нашу сторону серебристо-обгорелый «Як-40».
– Приехали, ребята, – замахал руками Пулат. – Тормози!
Я повторил его жест, радуясь зрелищу, как ребенок длительной командировке в зоопарк.
Легкоступов, как и приличествует генералу, успев к финалу, выступил вперед и поднял только одну руку, обращенную ладонью к самолету. Самолет тут же и остановился. Да, наши генералы умеют поймать момент и произвести эффект. Последнее, решающее слово всегда остается за ними.
Топот множества ног за нашими спинами показал, что офицеры командного пункта оставили генерала Сидорова в гордом одиночестве, как в одиночной камере. Любопытство оказалось сильнее чувства долга и необходимости оставаться на боевом дежурстве. Понять их можно – скука отдаленного гарнизона не прививает склонности к равнодушию.
– И что дальше, товарищ генерал? – спросил подполковник Юсупов. – Кто будет за все это отвечать, из каких фондов брать деньги на ремонт?
С прибытием самолета подполковник стал гораздо смелее. Очевидно, он человек, привыкший к предельной ясности и однозначности ситуации. И потому пошел именно в армию, где не столько думают, сколько приказывают и выполняют приказы. Прибытие самолета из Москвы просто обязано было, по мнению подполковника, разрешить вставшие дыбом проблемы.
Легкоступов, как мне показалось, вовсе не пожелал уполномочить себя еще и на решение хозяйственных вопросов. А меня уже интересовало, как и Юсупова, дальнейшее, только совсем в ином ключе, нежели подполковника.
– Отставить, ребята! – крикнул я громко. – Товарищи офицеры не в курсе событий. Мы на свободе. Их родной генерал арестован.
Юсупов переглянулся с офицерами. Они не поняли, с кем я разговариваю, кому даю команду. Я, честно говоря, тоже никого не видел, как, думаю, и Легкоступов, как и Пулат. Но Пулат единственный, кто меня понял.
– Все в порядке, – сказал и он не менее громко.
Мы прошли одну школу с теми парнями, что прилетели нам на выручку. Что бы мы сделали в этой ситуации? То же, что сделали они...
Никто не видел, как спецназовцы покидали самолет. Никто из окружающих вообще не видел никого из прилетевших. И вдруг раздвинулись окружающие кусты – не просто раздвинулись, а стволами автоматов! – и на дорожку вышли парни из прилетевшей команды. Нормальные крепкие ребята, которых местные ракетчики намеревались сбить.
Последним, уже из-за самолета, оттуда, где по логике у «Як-40» должен располагаться трап, появился полковник Мочилов. Шрам на его лице выделялся сегодня особенно ярко, словно только что полученный. Похоже, использование летательного аппарата вместо боевой машины пехоты отразилось на выделении организмом полковника адреналина.
– Здравия желаю, товарищ генерал, – мимоходом сказал он Легкоступову, уже, кажется, всерьез поверившему в свою исключительную миссию на местной грешной земле, а сам сразу к нам направился.
Легкоступов опять выдержал удар судьбы с твердостью, свойственной тому самому памятнику, который он часто мне напоминал, но офицеров местного гарнизона это, показалось, смутило.
– Докладывайте, – пожав нам руки, тихо сказал Мочилов и потащил нас в сторону от чужих растопыренных ушей.
– Что тут докладывать! – Маленький капитан показал свою категоричность. – Надо садиться всем на самолет и ехать в гости к профессору Тихомирову.
– Кстати, когда вы так аккуратно въезжали в ворота, вы, случаем, не задели наш джип? – поинтересовался я.
Грешен, быстро привыкаю к хорошим машинам.
– Не знаю. – Полковник в самом деле, думаю, не заметил бы такой мелочи, как столкновение с джипом. Ему было не до того, он адреналин перерабатывал. – Кто здесь старший?
– Генерал Легкоступов, – лицом изображая настоящего ангела, съехидничал я.
– И подполковник Юсупов, – добавил Пулат для прояснения ситуации.
Юсупов, услышав свою фамилию, шагнул нам навстречу. Мочилов козырнул и представился:
– Полковник Мочилов, руководитель операции, командир особой группы спецназа ГРУ.
– Подполковник Юсупов, – начал было представление старший офицер пункта управления, но Мочилов остановил его жестом руки.
– Вот что, подполковник, дорогой, для продолжения операции нужны две грузовые машины, немедленно...
– И снимите охранение из степи! – посоветовал Пулат. – Нечего солдат дождями размачивать.
– Какое охранение? – спросил Юсупов.
– Вы высылали заслон в степь для уничтожения двух беглецов?
Подполковник отрицательно покачал головой.
– Такого приказа не было.
– Совсем интересно! – сказал наш генерал.
3
Ангелов остался за рулем джипа. В машину к нему подсел и полковник Мочилов. К водителю первого грузовика посадили Пулата, к водителю второго – генерала Легкоступова. В каждой машине должен быть человек, знакомый с расположением корпусов городка. Так решил полковник.
Генерала Легкоступова несколько обескуражило такое к нему отношение. Он хотел бы претендовать на роль если уж не руководителя операции, то хотя бы соруководителя. Но его мнения здесь никто не спрашивал, более того, Мочилов распоряжался им как одним из своих офицеров, отдавая приказ, а не высказывая просьбу. Но ради выполнения общей задачи Геннадий Рудольфович свои амбиции не показывал. Тогда его вообще могли бы попросту оставить среди ракетчиков, а это вовсе не входило в планы генерала. Он свою задачу определил сам и сам же хотел с ней справиться, никого не посвящая в суть, даже Ангелу с Пулатом не было известно то, что случайно стало известно генералу.
Схему городка вычертили здесь же, на листке бумаги. Определили подъезды и задачи для каждой из машин. Еще две машины с вооруженными солдатами выставили в степь для охранения. Этим приказ был конкретный – никого за цепь не выпускать. Задержанных связывать и отправлять до выяснения на гарнизонную гауптвахту.
Перед отъездом генералу, пока выносили из джипа тело Андрея и обсуждали, куда его устроить, все же удалось выкроить минутку и позвонить в Москву дежурному по управлению ФСБ. Дежурный обещал немедленно доложить директору. Подвернувшийся под руку подполковник Юсупов продиктовал в трубку точные координаты части. Можно было через два-три часа ожидать подкрепления из своих, и тогда уже продолжение операции перейдет в руки Геннадия Рудольфовича само собой. А пока – пусть воюет ГРУ. Это они умеют лучше всего.
Пулат, стоя в стороне и разглядывая диковинные экраны предварительного оповещения, внимательно слушал разговор Легкоступова.
– А-ага... – сказал он задумчиво, когда Геннадий Рудольфович положил трубку.
И поспешил побеседовать с полковником Мочиловым. Мочилов с того же аппарата созвонился с генералом Спиридоновым. И после обмена фразами положил трубку и успокоил маленького капитана:
– Наши уже вылетели. Два часа назад...
Ехали с зажженными фарами, хотя небо после недавней грозы очистилось и ночь стояла звездная, светлая. Близилось полнолуние, и серебристый диск с неба освещал путь далеко вперед. Даже другие машины было видно, хотя шли они сразу на значительной дистанции друг от друга, чтобы уже на первом этапе
