который сказал, что следующие три года детей у них не будет, и они расслабились. Что ж, новости, несомненно, замечательные. Хотя, признаюсь, у меня в голове не укладывалось, что мой мальчик Роб станет отцом, Лидия и Катарина – тетями, Филипп, мой молодой муж, – дедушкой… А я, получается,
Внезапно я поняла, почему мама с таким раздражением относилась к «титулам», из которых приходится выбирать гордым обладательницам внуков. Нана (похоже на овечку), Бабушка (привет Красной Шапочке), Бабуля (вы серьезно?). Друг-маори сказал, что свою бабушку он называл Куйя. На бумаге выглядит ничего, но австралийский акцент превращает это в нечто вроде «Куи-ир». Отчаявшись найти безобидное и не слишком конкретное прозвище, я обратилась за помощью к Телепузикам. А что, Ляля – очень даже неплохо!
Следующие месяцы Джона проявлял активный интерес к меняющемуся телу Шантель. Каждое воскресенье он снисходил до того, чтобы устроиться на будущей маме и прижать голову к ее животу. Создавалось впечатление, что кот прислушивается к биению маленького сердца.
Время пролетело незаметно, и не успели мы оглянуться, как до рождения ребенка осталась всего неделя. Мы пережили несколько ложных тревог, которые окончились ничем. Шантель выглядела вымотанной, Роб весь изнервничался, а у меня кончилась пряжа для вязания.
В среду вечером, через пять дней после того, как малыш Браун должен был появиться на свет, мы начали делать ставки. Будучи оптимистом, я поставила на пятницу. Лидия с Катариной выбрали субботу. Когда Филипп высказался в пользу воскресенья, я заметила, что несчастные родители до конца недели не доживут.
В пятницу утром Шантель написала, что у нее регулярные схватки и скоро они едут в больницу. Через несколько часов тишины я послала ей дежурное сообщение «?» и получила привычное «0. Схватки прекратились». В субботу было не лучше.
В ночь на воскресенье я вылезла из кровати, чтобы совершить традиционный поход в туалет. Часы на тумбочке показывали 3:15. Залезая под одеяло, я краем глаза заметила оживший телефон. Дрожащими пальцами я открыла сообщение от Роба. Малышка Энни только что появилась на свет. Мать и дочь (и отец!) в порядке. Палата А24.
Включив свет, я начала будить Филиппа. Как он может спать, если стал дедушкой?! Я сразу спросила, как он хочет, чтобы его называли. Не Поп и не Дедуля, верно? «Может, Тата? – предложила я, целуя его в колючую щеку. – Тата и Ляля неплохо смотрятся вместе». Филипп сонно улыбнулся и согласился.
Понимая, что уснуть вряд ли получится, я пошла на кухню и поставила чайник. Сотканный из звездной пыли ребенок только что прибыл на планету Земля. Не мы стали родителями малышки Энни, но если повезет, наши жизни окажутся тесно связанными. Нас минуют бессонные ночи и беседы с учителями, зато мы сможем ходить с ней в зоопарк, смотреть мультики и получим полное право вести себя, как дети.
Едва услышав о случившемся, Лидия и Катарина выскочили из кроватей и принялись спешно одеваться. Джону тоже разбудили. Он выглядел крайне недовольным, поскольку его согнали с любимой подушки (обычно он спал, свернувшись на руке младшей хозяйки). Заметив, что все семейство намеревается покинуть дом с утра пораньше, кот решил, что непременно будет нас сопровождать, и принялся караулить у входной двери, время от времени взволнованно мяукая. Подобно клоунам, отвлекающим быков во время корриды, мы по очереди занимались Джоной, пока остальные потихоньку проскальзывали на веранду.
Перед уходом я напомнила Джоне, что оставляю на него дом, и закрыла дверь. Пока машина выезжала на спящую улицу, я заметила в окне гостиной легкоузнаваемый силуэт: кот сидел, прижав нос к стеклу, и провожал нас обиженным взглядом.
Вскоре мы уже бежали с камерой в руках по серым больничным коридорам. Я ждала, что путь нам вот- вот преградит воинственно настроенная медсестра из тех, что раньше стояли на посту у палат для рожениц и выпроваживали посетителей, пришедших в неурочные часы. Но, судя по всему, старая гвардия канула в лету вместе с грозными клизмами.
Больница впала в предрассветную кому: не было слышно ни грохота каталок, ни звяканья подносов с завтраком…
Завернув за угол, мы увидели в коридоре пожилого индийца; на коленях у него устроился маленький мальчик. И хотя лицо старика осунулось от усталости, а глаза слезились от возраста, это не мешало ему радостно улыбаться. На вид мужчине было далеко за восемьдесят; зная, что скоро он покинет мир, старик, тем не менее, радовался, что в одной из палат его дочь (или внучка) производит на свет новую жизнь. Я вдруг осознала, какая спокойная атмосфера царит в родильном отделении – по сравнению с тревожной и напряженной обстановкой в остальных частях больницы.
Едва сдерживая радостное возбуждение, мы наконец добрались до палаты А24. Хотя Шантель и Роб выглядели невероятно усталыми, они с гордой улыбкой наблюдали за тем, как мы склонились над крохотной колыбелью. Малышка Энни сладко сопела под бело-розовым одеяльцем, из-под которого торчали покрытая темными завитками макушка и тоненькие пальчики.
Впервые ощутив в руках теплый вес внучки, я принялась изучать ее лицо; я думала о сотнях тысяч людей, ставших частью этого маленького человека. Некоторые черты Энни показались мне знакомыми: точно такие же миндалевидные глаза были у новорожденного Роба, а красивую форму губ она могла унаследовать от моей матери. В лице малышки проглядывала сила духа – дар многих поколений женщин, которые не боялись плыть против течения.
Зачарованная чертами малышки, я могла бы глядеть на нее часами. К сожалению, не я одна хотела подержать в руках новорожденную кроху. Я поцеловала внучку в лоб и аккуратно передала Лидии.
– Осторожнее, – напомнила я. – Не забывай придерживать…
– Я знаю, – ласково улыбнулась племяннице Лидия. – Головку.
Старшая дочь не уставала меня удивлять. Откуда она знала, как правильно держать детей? Может быть, этот полезный опыт Лидия приобрела, пока работала с инвалидами или в приюте на Шри-Ланке.
Глядя на дочь, нежно поглаживающую по голове племянницу, я вспомнила любимое полотно Леонардо да Винчи, написанное в начале XVI века (картина висит в Лондонской национальной галерее). В тот миг в родильной палате мы с Лидией выглядели точь-в-точь как Дева Мария и святая Анна, любующиеся младенцем Иисусом.
Хотя сюжет картины итальянского художника был взят из Библии, в качестве натурщиц он использовал обычных женщин. Мысль о том, что две красавицы пятьсот лет назад испытывали те же чувства, что и женщины в двадцать первом веке, согревала сердце. Что бы люди ни говорили, мы ничуть не изменились.
Раскрасневшись от счастья, Лидия ворковала над маленьким свертком. Наверное, именно чрезвычайно сильный материнский инстинкт заставлял ее заботиться о слабых и немощных и пытаться исцелить весь мир. Может быть, когда-нибудь моя дочь почувствует, что готова забыть о своих идеалах и связать жизнь с мужчиной, который ее понимает. И у меня появится еще одна внучка или внук…
Едва я погрузилась в мечты о будущем дочери вне монастыря, Лидия повернулась к усталым родителям новорожденной.
– Вы не против, если я спою для нее? – спросила она.
30
Благодарность
Пока Роб и Шантель привыкали к суровым реалиям жизни с новорожденным ребенком, к ночным бдениям и необходимости по едва заметным признакам догадываться о потребностях маленького человека, я в который раз поражалась тому, как появление сына или дочери меняет нашу жизнь. Тем, кто никогда «там не был», невозможно объяснить, что значит стать матерью и отцом. Пока Энни набирала вес и округлялась, ее родители превращались в серьезных взрослых людей, для которых нужды дочери всегда будут на первом месте.
Лидия перешла на второй курс факультета психологии, продолжая получать высшие баллы.
Перед нашим домом регулярно появлялся серый автобус – она также занималась сбором средств для университетского буддийского общества. Меня поражало ее чересчур серьезное отношение к жизни. Каждый день она тратила несколько часов на медитацию. Из-за этого мне иногда казалось, что мы живем в
