поверите, но я искренне переживаю за вас и всю вашу семью, особенно за сестричек Грайне и Марвен, которых очень люблю. А ситуация очень серьезная, вы и сами это поймете, когда узнаете правду обо мне и моей сестре Шайне.
Да, у меня есть сестра. Сестра-близнец, о которой еще недавно я ничего не знал. И мои отец с матерью не знали, как ни дико это звучит…»
Дочитав до конца первую страницу, Имар без малейшего страха перевернул лист. В тот момент, когда пальцы короля коснулись бумаги, Айвар аб Фердох весь содрогнулся, прижал руки к груди и пробормотал короткую молитву. Имар не обратил на него внимания и продолжил читать исповедь ведьмака Бренана аб Грифида, сына простых крестьян, восставших из любви к своему ребенку против жестоких и бессмысленных лахлинских законов.
Он не знал, как поступили бы на их месте его собственные родители. Принц Галвин аб Лаврайн погиб на охоте еще до рождения сына, а принцесса Бевин бан Галвин недолго скорбела по мужу и, когда Имару исполнилось полтора года, вторично вышла замуж. За это король Лаврайн аб Мерхер сослал невестку на полуостров Пенмор, в Повис, самый северный город Лахлина, где она счастливо прожила восемнадцать лет и умерла в окружении шестерых детей, рожденных от второго брака. Имар никогда не видел своих сводных братьев и сестер и, даже став королем, не пригласил их ко двору. Он испытывал к ним глубокую неприязнь за то, что им достались вся материнская любовь и забота, хотя и понимал, что они в этом не виноваты, точно так же как не виновна и мать, у которой суровый свекор отобрал сына-первенца…
«Ведьма Айлиш все сделала правильно, — думал Имар. — Разве могла она надеяться, что на этом забытом Дывом острове встретит таких людей… А ты, Бренан аб Грифид, настоящий глупец, что отправил такое письмо. Прожив на Лахлине шестнадцать лет и сумев перехитрить поборников, должен был бы научиться осторожности. Как видно, абрадская свобода ударила тебе в голову, и своим необдуманным поступком ты обрек на смерть родных…»
Заканчивалось письмо ведьмака так:
«Думаю, излишне объяснять, чем это вам грозит. Хотя и Бренан, и Грифид — очень распространенные на Лахлине имена, поборники в конце концов выяснят, кто я и откуда, они узнают, что после смерти родителей я жил в вашем доме, поэтому наверняка обвинят вас в связях с ведьмами. А это означает смерть. Даже не думайте идти к поборникам с моим письмом и каяться, они все равно не прислушаются к вашим мольбам. Если бы я был колдуном, вашего добровольного признания было бы достаточно; самое большее, вас приговорили бы к публичному избиению розгами. Но я ведьмак — это совсем другая статья закона, не предусматривающая смягчающих обстоятельств. Накажут не только вас двоих, но и всех ваших детей, не сжалятся и над Невен, хотя Эйган женился на ней лишь за месяц до моего отъезда. Ваше единственное спасение — бежать с Лахлина. Подойдите в порту к любому кораблю, приплывшему из Динас Ирвана, скажите дежурному матросу, что ваш кередигонский родственник уже обо всем договорился с капитаном и наперед оплатил ваш переезд. В списке вы обязательно будете. Только прошу вас, не откладывайте.
Понимаю, вам будет трудно отважиться на такой шаг. Вы уверены, что Абрад — это нечистая земля, где господствуют слуги Китрайла. Наверное, вы и меня считаете отродьем Китрайла. Очень вам сочувствую — и говорю это искренне. Подозреваю, вы не захотите со мной встречаться, а я настаивать не буду. Сейчас я нахожусь за полторы тысячи миль от Кередигона, а вскоре отправлюсь еще дальше, навстречу Шайне. В Динас Ирване, если не побоитесь иметь дело с ведьмой, встретитесь с леди Моркадес вер Риган, которая гостит в королевском дворце, а дальше она о вас позаботится. Если вас пугает сама мысль об этом, предлагаю другой вариант. Ступайте в городскую управу, найдите там секретаря казначейства мастера Ригнана аб Брына. Говорить будете с ним вы, тетя Линед. Назоветесь и скажете, что вы сестра Нуалы бан Грифид. Он спросит полное имя ее мужа, и вы назовете его. Впрочем, вы такая, что могли и забыть, поэтому напоминаю, что моего отца звали Грифид аб Ломан. После этого мастер Ригнан даст вам денег, а также адрес моего поместья в Ивыдоне. Отправляйтесь туда и живите, как вам заблагорассудится. Я предупрежу о вас тамошнего управляющего, а со временем перепишу поместье на ваше имя. Если вам станет невыносимо жить в стране, где почитают ведьм, вы сможете продать поместье и переселиться на Юг. Там не любят ни ведьм, ни колдунов. Правда, их не убивают, да и за ересь никого не сжигают, — и это счастье для вас, поскольку в глазах южан вы будете отъявленными еретиками.
С уважением к вам.
С братской любовью к Эйгану, Айрен и Килану.
А Марвен и Грайне передайте, что я их крепко целую.
«И еще одно. Вы могли подумать, что я подверг вас смертельной опасности уже тем, что отправил это письмо. Успокойтесь. Леди Моркадес, любезно согласившаяся помочь мне, все предусмотрела. Моряк, с которым уже все договорено, знает только то, что должен передать письмо. Он с каждым рейсом отвозит письма от кередигонских лахлинцев их родственникам в Дервеге, и этот для него ничем не будет отличаться от остальных. А само письмо леди Моркадес особым образом зачарует на мою родственную связь с вами. Я и сам не понимаю, каким образом, просто местная ведьма, леди Элайн, взяла каплю моей крови, изучила ее и отправила леди Моркадес ее формулу — что-то вроде подробного описания.
Если конверт откроет посторонний, на листах появится другой текст, тоже написанный мною. Там я рассказываю, что хорошо устроился, неплохо зарабатываю, познакомился с замечательной девушкой, и все прочее, о чем может писать обычный юноша моего возраста. Если случится, что портовые надзиратели обыщут моряка и прочитают мое письмо (для них оно будет совершенно невинного содержания), то вам это никак не повредит и нам придется повторить попытку.
На этом заканчиваю. Очень надеюсь, что вы сделаете все, как я написал. Если не ради себя, то ради ваших детей.
Счастливо!
«Но нет, — изменил свое мнение Имар. — Ведьмак ни в чем не виноват, он пытался все предусмотреть. И леди Моркадес не могла ошибиться с чарами — ведь иначе какая же она ведьма. Похоже, дядя с тетей были так глупы, что не послушались племянника и побежали с покаянием к поборникам. Хотя не исключено, что поборники заявились к ним с обыском сразу после получения письма…»
Впрочем, последнее было маловероятно. На Абраде, особенно в Кередигоне, обитало немало лахлинцев, время от времени они переписывались с родственниками, а поскольку Лахлин не заключал договоренностей с абрадскими соседями о сотрудничестве почтовых служб, то роль почтальонов исполняли моряки, неплохо на этом зарабатывавшие. Порой надзиратели задерживали их в порту, распечатывали и читали письма, но делали это нечасто, обычно просто прощупывали конверты и убеждались, что там нет ничего, кроме бумаги: И уж тем более не было смысла устраивать обыски в домах всех лахлинцев, имеющих родственников по ту сторону Кередигонского моря. Разумеется, они были на особом счету у поборников, но пристальное внимание привлекали только те, кто регулярно получал письма с Абрада.
Имар взял со стола колокольчик, позвонил в него и до появления секретаря успел написать на клочке бумаги несколько слов. Передал эту записку секретарю, тот поклонился и вышел, а Имар не спеша собрал вместе помятые листы. Верховный поборник, очевидно, уже устал содрогаться от каждого прикосновения короля к «оскверненной» бумаге и теперь лишь укоряюще смотрел на него, всем своим видом демонстрируя неодобрение.
А Имар с грустью думал о Киннахе аб Эйге и Линед бан Киннах, которые по глупости и упрямству обрекли на смерть не только себя, но и всех своих детей, да еще, наверное, и невестки. А это помилование для двух младших дочерей — иначе как издевательским он назвать его не мог — было еще худшей карой, чем казнь на костре. На каторге несчастных девочек каждый день будут насиловать и надзиратели, и узники! Как долго они продержатся? Сколько будет длиться эта ужасная агония, пока смерть не сжалится над ними и не заберет в свои спасительные объятья?..
