Еще не старой… Какие слова сразу появляются в собственной голове и удобно располагаются там, когда тебе говорят: «Ты больше не нужна!»
Пришло ли бы мне такое в голову еще полгода назад, когда я, счастливая, несмотря на Сашину пьянку и светло-зеленую тоску, блистала в Турции в коротких юбчонках и художественно-рваных шортах, когда танцевала с Варькой на ее детской дискотеке и очень хотела еще потанцевать на взрослых, традиционных европейских танцах, куда мы с Варькой ходили выпить чашечку чая перед сном. Но Виноградов валялся полудохлый в номере — объевшийся, обпившийся за день, к вечеру он боялся далеко отходить от туалета. «Какая романтичная история любви!» — прокомментировала бы Ольга. И правда. Так отчего же я была в Турции такая счастливая?
А вот и Ольга. Она, похоже, искала меня. Увидев, что я танцую с Женей, она остановилась в дверях полутемного зала, постояла и ушла.
— Лен, а мамина подруга Ольга, ужасно красивая женщина, не кажется тебе немного странной? — Женя перебрался теперь обеими руками на мои бедра и делал это как-то не очень танцевально.
Я тихо засмеялась, ощущая, как все мое тело предательски прислоняется к нему.
— Ты меня утешаешь по-братски?
— М-м-м… не совсем…
— Женька, я беременная женщина.
— Я уже говорил — я тебе завидую. И придурку этому завидую, который не понимает, что… Ай… — Он неожиданно поцеловал меня.
Я очень давно не целовалась. Мне кажется, лет пять или больше. Может быть, гораздо больше. Виноградов меня давно-давно не целовал. Я пыталась, но его это так мало вдохновляло, что я перестала.
Сейчас я обняла Женю и с огромным удовольствием почувствовала его сухие, горячие губы. Я бы не сказала, что они были очень нежные и застенчивые. Он отвел меня в темный уголок за двумя огромными монстерами, как будто специально созданный для тайных поцелуев. Мне казалось, мы целовались так долго, что все уже легли спать или уехали.
— Женька, пойдем, пожалуйста, мне стыдно…
— Так тебе стыдно или ты гордишься, что тебя целовал такой всенародный артист?
— Горжусь. Но… — С некоторым беспокойством я очень осторожно отодвинулась от Жени, ощущая чрезмерную взволнованность его плоти. — Мне пора, не обижайся.
— Обиделся.
— Женька! — Я поцеловала его в нос и теперь уже решительно отвела его руку. — Там же твоя мама! Веди себя прилично.
— Ты ей ужасно понравилась.
— Жень, я ничего не понимаю, по-прежнему.
— Сейчас поймешь, — он вздохнул, чинно взял меня под руку и повел в каминный зал, где сидели или тихо танцевали под приятные французские песни гости.
Мягким негромким голосом Шарль Азнавур пел об ушедшей любви, без которой пусто и светло. Мне пока светло не было, только пусто и горько.
— Дорогие гости, — Женька помахал рукой сразу всем, — а не выпить ли вам за именинника и за счастье лицезреть его без грима?
— И без мальчиков…
Я не видела, кто сказал это, но мне показалось, я узнала голос Ольги, уверенный голос в чем-то очень неуверенной женщины.
— И без мальчиков! — громко подхватил Женя. — Хочу кое-что рассказать тем из вас, кто еще меня любит.
— И кто еще жив… — Чья-то жена пыталась ровно пристроить сползающего супруга в низком кресле. — Женька, у тебя такие крепкие вина… я еле стою… пила только вино…
— Между прочим, специально присланное из Франции Жераром Депардье!
— Как он мне нравится… — неосмотрительно сказала я. Женя, крепко державший меня за руку, больно сжал мне ее, а я внезапно увидела чьи-то очень знакомые глаза. И огромная фигура, в полутьме похожая на Депардье, двинулась к нам.
— Это
— Дура! — прошептал Женька и тихо засмеялся, обнимая меня. — Толик! Я думал, ты меня презираешь… не приедешь… Уже отчаялся…
Женя, не отпуская моей руки, пошел к очень крупному человеку, с чьими глазами я столкнулась пять секунд назад.
— Толик, познакомься, эта женщина перевернула все мои представления о…
— И мои тоже. Ты позволишь мне потанцевать с твоей дамой?
— М-м-м… только пока я наливаю себе рюмку для тоста. Я хочу рассказать всем кое-что интересное.
— Здравствуйте, Лена, — сказал Толя Виноградов, как-то так протянув мне руку, что мне ничего не оставалось сделать, как дать свою — для поцелуя.
Единицы современных мужчин знают, что если уж целовать руку женщине, то не надо тащить эту руку для поцелуя наверх, к своему рту. Надо наклониться самому — так низко, как находится ее рука. Толя действительно наклонился и снизу посмотрел на меня:
— Я рад.
— Здравствуйте, Анатолий Михайлович!
Глупее не могло быть. Зачем я назвала его по отчеству, когда на работу решила не идти, а по возрасту он вряд ли был старше меня. Но не называть же мне его «Толей»…
Мы стали кружиться в медленном, но каком-то сложном танце, и я в очередной раз порадовалась, что, имея в виду свое особое состояние, пила один лимонад. Если бы я сегодня выпила хоть каплю вина… Я и так с трудом успевала за происходящим. Но все же решила начать разговор с Анатолием Виноградовым, чтобы преодолеть собственное смущение и легкое головокружение.
— Вы простите меня, у меня было тогда целых две причины, чтобы так неадекватно себя вести. Я была в… шоковом состоянии.
— Надеюсь, одной причиной был я? — спросил подошедший Женя и тоже приобнял меня за талию.
Нам пришлось остановить танец, чтобы не танцевать втроем.
— А второй, точнее, первой — разумеется, я, — рассмеялся Толя. — Да, нет, Женька, похоже, мы-то с тобой здесь как раз и ни при чем.
— Ну не знаю, как ты… — Женя продолжал потихоньку забирать меня у Виноградова. Я не сопротивлялась. Он стоял сзади и держал меня обеими руками за талию — даже чуть повыше, и мне это не было противно. Но, кажется, это было противно Анатолию Виноградову. Он улыбнулся и отошел от нас. Я чуть высвободилась, пожав Жене руку.
— На нас Варька смотрит… — На самом деле я только что увидела Варю, очень обрадовалась, что она здесь и не скучает, не ищет меня глазами, а занята чем-то своим.
— Так мы же танцуем… — Женя сделал со мной несколько кругов по залу. Двигаясь мимо Ольги, он отдал ей честь.
— Знаю прекрасно, что она не врач, но все время такое ощущение, что я на приеме у психиатра, когда с ней разговариваю… — шепнула я Женьке. Он только улыбнулся в ответ.
Мы станцевали еще один танец и еще. Я с радостью заметила, что Варя нашла себе компанию — двоих детей примерно ее возраста, и они увлеченно стали о чем-то говорить и смеяться.
— А сын твой не приехал?
Женя вздохнул.
— Завтра есть еще день…
Женя, не дождавшись, пока Азнавур допоет бесконечную песню о грустной запоздалой любви, громко объявил:
