— Не приходите в суд, когда со всех сторон не правы. В суде люди ищут правду, понимаете? Беззащитные люди приходят сюда за помощью, — она вскинула головку, и мелко накрученные пряди упали ей на заблестевший лоб. Она встала.
— Суд удаляется на совещание, — прожурчала секретарь.
— От имени моей подзащитной прошу отложить рассмотрение дела, — Игорь прокричал вдогонку.
— Суд не видит оснований для откладывания дела, — улыбнулась Морозова. — Галина Ивановна, как вы себя чувствуете?
— Плохо… — простонала старуха и посмотрела на Гарри, тот — на Морозову.
— А может быть, получше? Мы можем продолжить слушание?
Гарри яростно закивал головой, старуха мигом приободрилась:
— То есть… Лучше, лучше!
Я вышла из здания суда одна, Игорь задержался, чтобы поговорить со знакомым адвокатом. Был прекрасный морозный день. Так бывает в марте — когда кажется, что весна не придет никогда. Тихо, солнечно, ни облачка — откуда только шел снег? — и крепчайший мороз. Еще в здании мне было зябко, а сейчас мороз пробрал просто до костей, которые у меня стали заметно ближе к коже, чем два месяца назад. Я подумала: «Пойду-ка я домой, созвонюсь с Игорем вечером».
…Мне показалось? Или я действительно слышала, как тихо, но очень внятно хлопнули крылья? А что, у моего ангела, у того, кто наверняка стоял все время у меня за спиной во время суда, кто страдал от своего бессилия перед несокрушимой мощью Российского суда и его представителя Морозовой И. А., у него действительно есть крылья? Настоящие? С перьями? Он может их расправить и улететь, оставив меня совсем одну?
Я посмотрела на четкую границу между глубокой тенью около здания суда и белым искрящимся снегом сугроба. На грязноватый сугроб — какая уж в марте белизна! — нападал легкий чистый снежок, пока мы заседали. Сюда бы Варьку с лопаткой. Хорошо, что не взяла ее с собой. А то бы обязательно рассказала ей сейчас про ангелов и окончательно запутала бы бедную девочку, и так живущую среди химер и миражей. Один папа-мираж чего стоит! А еще Гном, в которого она верит, таинственный дядя Женик, в которого не верю я сама, теперь вот эти страшные полулюди-полузвери…
Я перевела взгляд на чистое-чистое, пронзительно-синее небо, на изумительно тонкий силуэт голых березовых веток на нем, а в ушах всё звучали слова. Они застряли в голове и проворачивались снова и снова, как в детской игрушке, которая играет одни и те же три такта: «Именем Российской Федерации… Именем Российской Федерации… Именем Российской Федерации…»
— Стоишь, сучара? — заорал что есть мочи где-то сзади Гарик. Он откупоривал бутылку прямо на лестнице народного суда.
— Стой, стой, — подхватила откуда-то появившаяся Эльвира и ловко выхватила тряпки из-под пальто. — Оба-на!
Они заржали. Старуха, догнавшая их, засуетилась:
— Давай сюда, детка, уберу…
Мохнатая «детка» Эльвира сунула ей тряпки, не глядя.
В чистом морозном воздухе я уловила вонь несвежего тела и еще чего-то, сладковатого и тошнотворного.
— А чё ж ты, бикса гнилая, не спешишь манатки собирать, а? — Гарик, проходя мимо, как бы нечаянно подтолкнул меня, и я, к ужасу своему, потеряла равновесие и упала на одно колено. — Ой, какая неприятность! — запричитал Гарик дурацким голосом. — Вам не помочь, тетенька? Нет? Жа-аль… А то я сейчас помогу… Забудешь, как выкореживаться, падаль!
Я встала и прислушалась к животу. Да всё в порядке! У меня вообще всё будет в порядке, я очень счастливая. У меня такая прекрасная дочь Варька. Я сама — красавица и умница. У меня хорошая мама. У меня есть друзья. К некоторым можно обратиться, в случае чего…
Я пошла прочь, стараясь не торопиться. И не оглядываться. Просто чтобы не поскользнуться.
Вот и всё. И что мне, что нам с Варей делать-то? Они же, по всей видимости, намерены въезжать прямо сейчас…
Господи, господи, дай мне силы все это выдержать…
— Лена! — догнал меня Игорь. — Ну куда же вы ушли? Расстраиваться рано, совершенно рано. Подадим апелляцию в городской суд. Наверняка у меня получится договориться, чтобы суд состоялся как можно раньше. Там же будут другие судьи.
— Да, я понимаю. Спасибо, Игорь, вы сделали все, что могли.
От волнения на суде и я начала называть его на «ты», но сейчас уже было как-то неловко.
Игорь покачал головой.
— Лена, иногда я думаю, как же правы некоторые из моих подзащитных — не все, нет… Те, которые годами от чего-то и от кого-то страдали, пытались искать правды, справедливости, всячески тщились выкарабкаться из нищеты, а потом плюнули и…
— Вы имеете в виду — не прибить ли мне Гарика?
— А вот скажите честно — никогда такой мысли не было?
— Если честно — пару раз была. Однажды, когда он ломился в дверь пьяный, а у меня болела маленькая Варька… Он ночью трезвонил в дверь, дочка плакала, просыпалась, потом не могла уснуть, боялась… Ну а второй раз — сегодня.
— Вот мы уже почти и вступили в преступный сговор, — невесело засмеялся Игорь. — Вы заходите сзади, а я наваливаюсь — и…
— Бьете по башке судью Морозову, — тоже улыбнулась я. — А потом я буду выпускать в тюрьме газету «Моя любимая зона». Ай, — я почувствовала, что совсем замерзла. — Давайте еще попробуем. А теперь-то что мне делать? Съезжать с квартиры? Ведь я не смогу вместе с ними жить… Мы не сможем…
Игорь поморщился.
— Вообще-то решение суда вступает в силу в десятидневный срок… и сейчас им на руки его не дадут… Но боюсь, что они… гм… сами его начнут осуществлять… Опротестовывать его, конечно, можно, решение это несправедливое… — Игорь взглянул на меня и отвел глаза. Я поняла, что дальше заниматься моим делом у него желания особого нет. — Лена, а вам есть, куда… гм… пойти? Временно хотя бы?
— Конечно, — кивнула я.
На самом деле мест много. У меня есть мама. У Вари есть папа. У меня есть подруга Неля, у Нели есть жаднющий муж Федор… Может, попросить Федора, чтобы он нам сдал свою лоджию, где годами хранятся банки с баклажанной икрой — запасы для приема непрошеных гостей?
Гарик пришел в тот же день. Я предвидела, что произойдет. К счастью, их вещи никто не тронул, они простояли несколько дней в нашем подъезде, и Гарик с «невестой» сами забрали все свои мешки и баулы, когда их отпустила милиция. Я не могла понять, как же они там отвертелись — ведь, по идее, на них должны были завести дело… Наверно, помогла все та же липовая бумажка — «решение суда». Как трудно бывает доказать правду, имея настоящие документы, и как просто подчас прохиндеям, купившим две печати за пятьсот рублей, обмануть всех и вся.
Я собрала все, что смогла, но вещи из квартиры, в которой ты живешь двенадцать лет, надо вывозить на грузовике. Поэтому в три огромные сумки и один чемодан толком ничего не уместилось. Я достала с антресолей большую пляжную сумку, затолкала в нее подряд Варькины мелкие игрушки — куклы, пазлы, свою косметику, впихнула туда еще и все фотографии с полок, потом села и заревела. Я решила дать волю слезам, чтобы слез на сегодня уже не осталось. Главное — не расплакаться при них, не дать им лишний повод поглумиться. Может закончиться печально. Пока ревела, я решила — лучше отдать Гарику ключи миром, чтобы они не ломали дверь. Дом у нас старый, еще посыпятся стены…
Они, видно, где-то хорошо отпраздновали победу и часам к пяти уже прибыли на место жительства.
— Открывай, падла! — заорал Гарик и заколотил в дверь ногами.
Я открыла дверь. Эльвира держала пьяную старуху и сама еле стояла на ногах.
