улыбнувшись. — Но соглашусь с тобой. Если ты прав, то задача поимки Аякса может оказаться легче. Но служба в первую очередь, а? Сначала разгромить нубийцев, а потом уж искать Аякса.
— Разгромить нубийцев может оказаться куда труднее, чем ты думаешь.
— Почему же?
— Я переговорил с одним из штабных офицеров Петрония перед тем, как покинуть дворец. Хотел узнать, какие силы в распоряжении Кандида. Две когорты пехоты, похоже, в хорошей готовности; кавалерийские — похуже, не укомплектованы. Но больше всего меня беспокоит сам Двадцать второй легион.
— Это же легионеры. Они выстоят, кого бы там ни послали против них нубийцы.
— Хотелось бы надеяться, — ответил Катон, потирая подбородок и сожалея, что не успел побриться в Александрии, прежде чем они сели на судно. — Дело в том, что Двадцать второй легион — курьез в своем роде.
— Да? А что с ними не так?
— Легион бы основан Марком Антонием, набран из солдат армии Клеопатры. Когда Антония разгромил Октавиан, легион был присоединен к армии Империи и расквартирован на Ниле. С тех пор они здесь. И служат там греки с египтянами, из городов, расположенных на Ниле.
— Думаешь, они могут оказаться ненадежными?
— Возможно. Со времен гражданской войны они не принимали участия ни в одном крупном сражении. Большинство пойдут в бой впервые. Я лишь надеюсь, что у них хватит выучки, чтобы выполнять задачи в бою.
Макрон покачал головой:
— Катон, даже если выучка солдат под сомнением, ими командуют центурионы, а центурионы, друг мой, одинаковы во всей Империи. Непреклонные и требовательные, каких больше нигде не сыщешь.
— Не все. Мы с тобой тоже повидали плохих офицеров.
— Паршивые овцы не в счет, — жестко ответил Макрон, не желая терпеть обиды за боевое братство, членом которого он считал себя. — У центурионов хорошие традиции, хотя исключения бывают всегда.
— Будем надеяться, что в Двадцать втором окажется немного таких исключений.
— Я хочу отдохнуть, — внезапно заявил центурион.
Вынув из мешка доспех и отложив его в сторону, оставив внутри мешка сменные туники, плащ и калиги, он взбил его кулаком, превращая в подушку, и улегся на бок, отвернувшись от Катона. Тот улыбнулся обидчивости товарища и продолжил лежать, опираясь на локоть и глядя на берег канала, ведущего из озера в Нил. По обеим сторонам канала росли пальмы и тростник, временами между ними появлялись небольшие селения из одинаковых глинобитных домов. Женщины суетились у воды, пользуясь утренней прохладой, чтобы постирать белье; поодаль от них играли дети, плескаясь в воде и пронзительно крича от радости. Увидев проходящие суда, они начали махать руками. Катон помахал им рукой в ответ, улыбнувшись.
Он так привык к жизни профессионального военного, с печалью осознал Катон, что позабыл о простых радостях мирной жизни. Детство прошло и закончилось как-то незаметно. Но Катон решительно отмел сентиментальные мысли, выругав себя за минутную слабость и решив не портить себе настроение. В предстоящие пару дней времени на размышления будет еще предостаточно, и надо сосредоточиться на более важных и приятных размышлениях. Например, об их с Юлией будущем, когда он вернется в Рим…
В этих мыслях префект провел остаток утра, глядя на пейзажи Египта, проплывающие мимо. Конвой двигался вверх по течению, к Диосполису. Время от времени Макрон и Хамед просыпались, перекидывались с ним парой слов, а потом засыпали снова. Во второй половине дня конвой вышел из канала в реку. Солнце нещадно палило, палубу обдувал горячий ветер, будто из топки.
На закате суда подошли к берегу и осторожно причалили у покрытого травой участка. Развели костры, раздали паек. Вокруг людей собрались тучи насекомых, надрывно пища. Допив свою порцию вина, Хамед сказал, что пойдет спать к морякам.
— Как пожелаешь, — ответил Макрон. — Я не собираюсь спать на открытом воздухе, чтобы меня заживо сожрали.
Подозвав нескольких легионеров, центурион приказал им поставить палатку для него и Катона.
— Быстро, как только умеете, парни! — рявкнул он, отмахиваясь от москитов. — Пока эти мелкие ублюдки всю кровь из меня не выпили.
Как только поставили палатку, Макрон нырнул внутрь и разложил на земле свой матрац. Вскоре и Катон присоединился к нему, последний раз бросив взгляд на алмазную россыпь звезд в небе. Сквозь тонкие шкуры стен палатки просвечивал свет костров; иногда по ней перемещались тени людей, прямо как профильные изображения, которые Катон видел в здешних храмах. Кожа плохо пропускала воздух, и внутри стало жарко. Катон вылез из туники и лежал в одной набедренной повязке, обливаясь потом. Лежащий у другой стенки палатки Макрон быстро уснул, хотя перед этим дремал большую часть дня. Его громогласный храп смешивался с голосами и смехом людей, сидевших у костров. Катон улыбнулся и закрыл глаза. Он тоже постарается получше выспаться.
Префект проснулся внезапно, сразу широко открыв глаза и глядя на крышу палатки. Он не мог понять, что его разбудило, и уже собрался спать дальше, когда уловил еле слышное движение снаружи палатки. Потом звук пропал. Катон вздохнул, повернулся на бок и снова закрыл глаза. Но услышал другой звук, похожий на протяжный напряженный выдох. Резко открыл глаза, поняв, что в палатке кто-то есть, кроме него и Макрона. Медленно перевернулся на спину и поднял голову, чтобы осмотреться. Костры все еще горели, и палатка была заполнена неярким оранжевым светом. Катон увидел рядом с матрацем у ног Макрона приподнявшийся над землей узкий силуэт, слегка покачивающийся из стороны в сторону.
Глава 17
