— А, понятно. — Скверно, что треклятая обезьяна не может долго остаться усталой. Его дом и так уже превратился в чертов зоосад благодаря коту Корделии, двум карликовым пуделям Доротеи и борзой Луизы. Прибавление попугая и обезьяны — это уже сверх того, что мог бы вытерпеть любой нормальный мужчина. — Думаю, вы тоже порядком устали. Не пора ли вам лечь в постель?
— Нет. — Уинифред уселась на один из его вращающихся стульев. Тео устроился на спинке стула и уставился на Моттона.
У него упало сердце. Так хотелось пропустить стаканчик бренди, но ведь пришлось бы предложить угощение Уинифред, а тогда кто знает, сколько времени она еще проторчит здесь. Может, если он останется стоять, она быстрее сообразит.
Она пришла в соображение немедленно.
— Тебе пора жениться, Эдмунд.
Он сел и налил себе большой стакан бренди. К дьяволу хорошие манеры!
— Жениться? — Он откашлялся. — О, это еще успеется. Мне только недавно исполнилось тридцать.
— Тебе уже тридцать три года, скоро будет тридцать четыре.
— Это не так уж много.
— Вполне достаточно, если ты обратишься к своей истории.
Он сделал еще глоток бренди. Что, дьявол побери, имеет в виду тетя Уинифред? Он считал, что в течение достаточно долгого времени был весьма осмотрительным в своих любовных связях.
— К моей истории?
— Ну хорошо, как видно, мне надо обратиться к истории семьи. Отец твоего отца не назначал наследника, пока у него не родился шестой ребенок. А твой отец поторопился назначить тебя, у него был только один ребенок… впрочем, никто и не думал, что он хотел еще детей.
— Тетя Уинифред!
Моттон потер лоб. Он вовсе не собирался, даже думать об этом не желал, обсуждать супружеские отношения своих покойных родителей или отсутствие оных.
Недовольно хмыкнув, тетя Уинифред заявила:
— Так вот, суть дела в том, что мы не можем терять время.
Моттон внезапно испытал приступ ужаса, представив себе, что его тетка… все его тетки подглядывают за ним в его первую брачную ночь.
— Я целиком и полностью в состоянии решить эту проблему сам — во всех ее аспектах. — Он посмотрел тетке прямо в глаза и проговорил медленно и отчетливо: — Я не нуждаюсь в вашей помощи.
— Ты нуждаешься именно в моей помощи. Лучше в моей, чем в помощи Гертруды. Она уже выбрала для тебя мисс Элдерберри.
— Олденберри, тетя. Фамилия этой девушки Олденберри.
— Ладно, пусть будет Олденберри. Ей двадцать шесть лет, а выглядит она на все сорок шесть. Тощая, а грудь — ну просто говорить не о чем.
— Тетя, прошу вас… Вы меня вгоняете в краску.
Он снова глотнул бренди. Джорджиана — Джордж, как ее все именовали, — была до жалости худой и угловатой. И строгой до крайности. Он ни разу не видел, чтобы она улыбнулась, не говоря уже о смехе. Как Гертруда могла подумать, что это подходящая для него невеста?
Очень просто. У мисс Олденберри шесть братьев.
— Фу, я уверена, что потребуется куда большее, чем эти самые обыкновенные слова, чтобы вогнать тебя в краску. — Она побарабанила кончиками пальцев по краю его письменного стола. — Можешь быть уверен, я поставила Гертруду на место. Мужчины любят груди, сказала я ей, и чем они больше, тем лучше.
Он обхватил руками голову.
— Тетя!
— Сиськи первый сорт, это тебе нужно, малый! Большие сиськи. Две…
— Тео! — вскрикнули в один голос Моттон и тетя Уинифред.
Тео опустил голову.
— Просто немного забавно, малый.
— Тетя, у вас, случайно, нет платка, чтобы мы могли накинуть его на голову этой птице и отнести ее спать?
— Нет. Не будь смешным. — Она сверкнула глазами на Тео. — Я посажу вас в карцер, сэр, если вы не будете хорошо себя вести. Отправляйтесь ко мне в комнату и запомните мои слова!
Тео спрятал голову между крыльями и пошел прочь, тете и племяннику только и видна была сгорбленная, взлохмаченная спина птицы. Как видно, попугай был сильно напуган.
Тетя Уинифред кивнула и, снова постучав пальцами по столу, обратилась к Моттону:
— Ну а теперь насчет твоей женитьбы…
— Тетя Уинифред! — Он попробовал посмотреть на нее так же грозно, как она только что смотрела на Тео. — Я уже сказал, что не нуждаюсь в вашей помощи. Я на самом деле не желаю ее, мало того, я оскорблен…
Однако напугать тетю Уинифред было не так просто, как Тео. Она подняла руку, призывая Моттона замолчать. Ей было больше семидесяти лет, но возраст не ослабил ее волю.
— Само собой, ты не нуждаешься в моей помощи в том, что касается произведения на свет наследника. А нуждаешься ты в том, чтобы кто-то дал тебе хорошего пинка и тем самым направил к алтарю. О такой вот помощи я здесь и толкую.
Глава 3
Благодарение Богу! Дверь за тетей Уинифред и Тео надежно закрылась. Моттон с шумом выдохнул воздух и налил себе третий стаканчик бренди. Этот он мог теперь осушить в блаженном одиночестве.
Его тетушка провела последние двадцать минут до ухода из кабинета, поименно называя каждую из девиц, достойных, по ее мнению, быть включенными в список брачного месяца марта. Моттону казалось, что она ни за что не уйдет.
Он отпил глоток бренди и подержал его, не глотая, во рту, чтобы как можно полнее ощутить букет напитка. Чего ради она прикатила в город на этот сезон? До сих пор она не обращала особого внимания на его холостяцкое положение, ограничиваясь достаточно редкими и случайными замечаниями на этот счет. С чего это вдруг она является на порог его кабинета со списком потенциальных жен в руке?
Моттон проглотил бренди. Ответ на этот вопрос стал ему ясен. Она здесь потому, что он находится в окружении других своих теток. Она же уехала вместе со своей приятельницей леди Уордем в имение барона Доусона, где праздновали крещение второго ребенка барона. Уинифред почитала себя как бы почетной бабушкой младенца, поскольку споспешествовала заключению брака между бароном и его супругой — в девичестве леди Грэйс Белмонт. Но как только до нее дошел слух, что все остальные тетки в Лондоне, она тотчас твердо решила, что не может доверить выполнение столь важной задачи, как избрание следующей виконтессы Моттон, своим сестрам.
Однако было бы чертовски приятно, если бы они все предоставили это дело ему самому.
Он откинулся на спинку стула и усмехнулся. Господи, стоило взглянуть на лицо Уильямса в тот день, когда дворецкий провозглашал появление всех тетушек — минус тетя Уинифред — в этой вот самой комнате. Ужас, настоящий ужас ощутил Моттон, когда узрел их стоящими позади Уильямса. Моттон был уверен, что его домоправитель пытался отвести всех леди в одну из гостиных, однако они ничего подобного не пожелали. Они, наверное, заподозрили — и возможно, не зря, — что их любимый племянник удерет через черный ход.
Тетя Гертруда, самая старшая, ей исполнилось семьдесят шесть лет, не стала дожидаться, пока бедный парень произнесет ее имя. Она оттерла его в сторонку и заговорила сама:
