волосы были всклокочены; глубокий шрам, пересекавший правый висок, придавал взгляду мрачное и презрительное выражение.
Несмотря на всю неприглядность и неправильность, внешние черты Гриффина обладали странной притягательностью. Его лицо походило на суровые, иссеченные непогодой лица жителей морского побережья Корнуолла. В нем не было мягкости, если не считать губ, удивительно нежных.
Как бы то ни было, Гриффин Девер не был красавцем. Но каждый раз, когда Розамунда бросала на него взгляд, ее охватывало странное волнение.
Но может быть, ее волнение объяснялось тем, что она должна была выйти за него замуж? Свою роль сыграл и портрет, породивший столько сладких грез и надежд.
Как она мечтала, какие только планы не рождались в ее голове. Бывало, она целыми ночами ворочалась с боку на бок, не в силах уснуть, неустанно думая о нем. Ее мечтания порой были очень грешными, настолько грешными, что она краснела при одном воспоминании о них. Ей стало даже стыдно, она воздвигла вокруг него целый воображаемый мир.
И совершенно напрасно. Он вообще не думал о ней. Даже не позаботился о том, чтобы встретить ее, где уж тут было говорить о предложении руки и сердца.
От такой обиды Розамунда не сдержала слез, но тут же, тряхнув головой, прогнала их прочь.
Розамунда разгневалась. Умышленное отсутствие Гриффина было не просто обидно, но и оскорбительно.
Как он смел так неуважительно относиться к ней? Она не потерпит подобного обращения.
Слова и матери, и герцога слабым эхом отозвались в ее сознании: брак — это деловое соглашение между двумя знатными семьями, не больше.
Нет, они не правы. Ее брак будет не просто слиянием двух знатных родов. Для Гриффина Девера она станет самой лучшей женой, которую он только мог себе подыскать. И как знать, возможно, он тоже станет самым лучшим мужем для нее. Ей не хотелось расставаться со своей мечтой о счастливой семейной жизни из-за того, что какой-то грубиян и невежа предпочитал ее обществу конюшню с лошадьми.
В конце концов, она же Уэструдер, не так ли? Их родовой девиз: «Для отважного сердца нет преград». Ну что ж, скоро Гриффин Девер убедится в правоте девиза: пусть она выглядит как прекрасная фарфоровая кукла, но в ее груди бьется такое же отважное сердце, как и у ее предков.
Дверь, скрипнув, отворилась. Розамунда решительно захлопнула крышку медальона. И лицо ее приобрело безмятежно спокойное выражение.
— Послушай, Мэг, — улыбнувшись, сказала она. — Приготовь, пожалуйста, мой костюм для верховой езды.
Гриффин вышел из конюшни в первый раз после бессонной ночи и замер на месте, жмуря глаза от яркого солнечного света. Вытерев вспотевший лоб рукавом рубахи, он прошел к водяному насосу.
От него пахло льняным маслом и еще чем-то, на что он не обращал внимания. Его любимая породистая кобыла умерла два дня назад во время родов. Невосполнимая потеря. Он сражался до последнего, стремясь спасти ее от смерти, но природа оказалась сильнее, наказав его за дерзость.
По крайней мере удалось спасти жеребенка.
Пришлось отдать новорожденного на вскармливание другой кобыле. Это было нелегко, требовало терпения, упорства и даже принуждения. Надо было заставить кобылу-кормилицу принять малыша, привыкнуть к нему; она должна была допустить его к себе и ни в коем случае не оттолкнуть, не нанести увечий. Гриффин лично следил за тем, как развивалась привязанность между приемной матерью и жеребенком.
Но теперь, когда дела пошли на лад, можно было передохнуть, оставив лошадь и малыша на попечении главного конюха. Голодный, злой как черт, Гриффин вспомнил о слуге, которого к нему прислал старый граф с требованием немедленно прийти домой, и настроение у него окончательно испортилось.
Наклонившись, он сунул голову под кран насоса. Сильная струя холодной воды хлынула на голову и плечи, и на сердце сразу стало легче.
Если бы не Джекс и Тимоти, он давно послал бы старого черта туда, куда следует — ко всем чертям. Чего бы только он не дал за возможность отказаться от столь выгодного в глазах лорда Трегарта брака, но у него не было выбора. Брат и сестра всегда страдали от его проступков. Если он не смирится и не женится на леди Уэструдер, то брат Тимоти будет взят из университета и отправится служить в армию. Этого нельзя допустить. Образование — залог счастливого будущего младшего сына, что хорошо понимал старый граф, играя на этом.
Впрочем, у его уступчивости и угодливости были свои границы.
Или не было? Боже, чего бы он ни дал, только бы увидеть лицо старого графа, если бы он появился перед всеми собравшимися в библиотеке, как ему было велено, в столь неприглядном виде — грязный, потный, пропахший лошадьми. Самый подходящий вид для встречи с невестой.
Гриффин сорвал с плеч куртку, которая больше всего испачкалась во время его ночных бдений, и повесил ее на перекладину рядом. За ней последовали жилет и рубашка. Он принялся энергично качать воду из насоса.
Нет, он не будет извиняться за свое опоздание. Танцевать на цыпочках перед капризной наследницей Уэструдер — нет уж, увольте. Пусть леди Розамунда Уэструдер узнает, что и сейчас и впредь Гриффин Девер никогда не станет танцевать перед ней, повинуясь женским капризам.
Зачерпнув ладонями воду, он тщательно вымыл лицо. Желание девушки выйти за него замуж его удивляло. Он не желал о ней слышать. Всякий раз, когда старый черт заводил о ней разговор, он торопливо ускользал или пропускал сказанное мимо ушей.
Вообще-то все происходящее его нисколько не волновало. Ни одна утонченная леди не станет питать надежд на брак с ним, как только увидит, как он безобразен. При одном лишь взгляде на него его будущая невеста либо упала бы в обморок, либо забилась в истерике.
Гриффин в штыки встретил планы о замышляемом браке. Если старому графу позарез необходим такой брак, пусть сам все и делает, хотя бы с помощью доверенных лиц.
Впрочем, стоило ли так беспокоиться. Старый граф скорее горел желанием унизить Гриффина и, по-видимому, злорадствовал, предвкушая сцену унижения. Он должен быть чертовски уверен в этой девушке, которая согласилась встретиться с Гриффином.
Видимо, дед не зря обронил такую фразу: «Герцог Монфор никогда не позволит взять назад свое слово только потому, что жених оказался уродом».
Вдруг Гриффин заметил что-то: нет, скорее его поразило отсутствие чего-то. Шумный конюшенный двор стих, словно вымер. Стало так тихо, что он явственно слышал стук падающих из крана на землю капель.
Выпрямившись, Гриффин не спеша вытер воду с лица и, подняв голову, увидел по крайней мере трех окаменевших на своих местах конюхов. Прищурившись, он внимательно посмотрел в лицо Билли Троттеру, который застыл словно изваяние посреди двора. Из раскрытого от удивления рта конюха, казалось, стекает слюна.
Охваченный предчувствием, что ему вряд ли понравится то, что он сейчас увидит, Гриффин обернулся.
Господи!
Он едва удержался от желания сунуть голову опять под холодную воду. Если бы поведение всех мужчин на конюшенном дворе не говорило о том, что зрение его не обманывает, то увиденное можно было бы счесть за явление, порожденное крайним утомлением. Впрочем, никогда даже в его воспаленном воображении не возникал такой женский образ, от которого буквально перехватывало дыхание.
На ней был темно-синий костюм для верховой езды, который так плотно облегал фигуру, что его руки невольно потянулись вперед, словно желая обхватить эти прекрасные в своем совершенстве округлости. Строгий, даже военный, покрой костюма, отделанного серебряной вышивкой, словно магнитом притягивал взгляд к ее тонкой талии и восхитительной груди.
Усилием воли Гриффин перевел взгляд с ее соблазнительных форм налицо. Из-под темных бровей и длинных черных ресниц на него смотрели голубые, как небо, глаза. Темно-золотистые колечки свисали с
