одной стороны ее изящной шляпки.
Шляпка была кокетливо сдвинута на бок. Перламутровая кожа, восхитительный рот, небесного цвета глаза, золотистые локоны, выбивавшиеся из-под сдвинутой шляпки, — странная смесь элегантности и дерзкой пикантности. Перед ним, казалось, стоял ангел и лукаво подмигивал ему.
Секунды летели; наконец в потрясенном сознании Гриффина блеснуло озарение и, словно труба архангела, прозвучали слова: «Да ведь это леди Розамунда Уэструдер».
Черт, черт.
Она что-то говорила, но в ушах у него стоял такой гул, что он ничего не слышал. Сердце бешено колотилось в груди. Во рту пересохло. Он не заметил, что сжал кулаки. Кровь отхлынула от лица, мысли метались в голове, словно крысы на тонущем корабле.
«Она не для тебя. Не для тебя».
Циничное, скептичное сознание еще боролось за превосходство, но инстинкт, мощный и непреодолимый, брал верх. Им овладело безудержное желание животного.
«Я хочу ее. Прямо сейчас».
Но тут ангел недовольно сдвинул брови и в ее глазах словно молния блеснул задиристый огонек.
Она вскинула подбородок и произнесла:
— Эй, вы! Я к кому обращаюсь, или вы оглохли? Оседлайте мне лошадь, пожалуйста. Я хочу прокатиться верхом.
Глава 2
Настоящее чудовище!
При одном взгляде на Гриффина девушка с более нежным и робким сердцем, наверное, затряслась бы от страха. Полуголый, грязный, мокрый, с вытаращенными глазами, он представлял собой зрелище, которое могло напугать любую утонченную светскую леди.
Его громадное мокрое тело поблескивало в лучах солнца. Целые акры волосатой груди, мили длинных ног. Стиснутые в кулаки руки, похожие на лопаты. Прилипшие к голове мокрые черные волосы. Он выглядел каким-то чокнутым.
Несмотря на отталкивающий и неприглядный вид, Гриффин, как это ни странно, вызвал у Розамунды чувства, не имеющие ничего общего с отвращением. По спине у нее побежали мурашки.
Неужели всему виной этот сердитый блеск в его глазах, от которого внутри у нее все горело, млело и таяло словно масло на горячей сковородке.
Черт бы его побрал! Почему он оказался еще громаднее, еще энергичнее и мужественнее, чем рисовало ее воображение? Все в нем было чрезмерно, не только фигура. В нем, как ей казалось, буквально кипела жизнь.
Увидев его и учитывая соответствующие обстоятельства, она должна была возмутиться. Неужели он не мог предстать перед ней в надлежащем виде, хотя бы в такой день!
Удивительно, но в ее душе не было ни возмущения, ни отвращения. Впрочем, от того, что размеры его тела так сильно подействовали на нее, она опять рассердилась на себя. Грубый, грязный, полуголый, он совершенно не походил на прекрасного принца, о котором она мечтала. Все это было смешно, но она не чувствовала себя разочарованной.
Ну что ж, если он решил быть похожим на конюха, она будет вести себя соответственным образом.
Но едва она открыла рот, как у нее пересохло в горле. Голос дрожал, язык отказывался повиноваться. Она снова мысленно повторила: «Надо его проучить», — но тут же еще сильнее разозлилась на саму себя.
А этот невежа и грубиян по-прежнему молчал.
— Пожалуйста, оседлайте лошадь, — повторила она. — Вероятно, мое седло уже прибыло.
За спиной Гриффина послышалось какое-то движение. Он вскинул голову.
— Принимайтесь за работу, — бросил он конюхам, не поворачивая головы.
Слуги торопливо разбежались по своим делам. На дворе остались только Розамунда и ее звероподобный жених.
Наклонив голову, он пристальным взглядом окинул ее, словно хищник, увидевший добычу. Ей показалось, что он еще раз понюхает воздух, а затем, оскалившись, бросится на нее.
Вместо этого Гриффин, скрестив руки на груди, спокойно произнес:
— Ваша лошадь еще не прибыла.
От низкого грудного тембра его голоса у нее все задрожало внутри. Он медленно оглядел ее — с головы до пят. От пронзительного взгляда его светлых глаз Розамунда еще сильнее задрожала. Будь он ее слугой, она непременно отчитала бы его за подобную дерзость.
Ее бросило в жар, горячая возбуждающая волна пробежала по телу.
— В таком случае оседлайте для меня какую-нибудь другую лошадь.
Ее голос предательски дрогнул, и Розамунда готова была убить себя за это. Кроме того, она никогда не обращалась со слугами в такой надменной аристократической манере. И всему виной только он. Ей никак не удавалось совладать со своим волнением.
Гриффин пожал плечами.
— Здесь нет ничего подходящего для такой леди, как вы.
Она поморщилась.
— Ну что ж, сейчас увидим.
Кивнув в сторону конюшни, она направилась к ней.
— Покажите мне.
Но едва она попыталась пройти мимо, как он схватил ее за локоть и остановил.
— Там нечего смотреть.
Розамунда едва не задохнулась от возмущения. Он держал ее не грубо, но крепко, так что вырваться не было никакой возможности. Она сердито взглянула на него.
— Отпустите меня.
— Я не позволю вам ездить верхом ни на одной из здешних лошадей.
Она попробовала вырваться, хотя и понимала, насколько бесполезны ее попытки. Его пальцы держали ее цепко и крепко, словно стальной капкан.
— Не позволите? Но почему я должна слушать ваши нелепые указания?
Гриффин ухмыльнулся:
— Ах мой невинный прелестный ангелок. Неужели не догадываетесь? Я Гриффин Девер.
Гриффин расплылся в улыбке, предвкушая то, что должно было произойти. Вот сейчас она вскрикнет и побежит прочь.
— Ну и что? Я знаю, кто вы. Разве не помните, вы же послали мне свою миниатюру? И правильно сделали. Иначе я никогда не узнала бы внука графа в таком неприглядном обличье.
Гримаса раздражения, смешанного с нетерпением, пробежала по ее лицу.
— Да отпустите же меня. Вы испачкаете мой новый костюм для верховой езды.
Он выпустил ее руку, словно вдруг обжегся. «Удивление» — это слово лишь в малой степени отражало то чувство, которое он испытал. Перед ним стояла изящная очаровательная девушка, на ее фоне он казался великаном-людоедом, пожирающим маленьких детей. Раньше ни одна женщина, за исключением его сестры, не вела себя с ним так. Она знала, кто он? Она знала, что он... что они... И тем не менее как ни в чем не бывало стояла перед ним.
Догадавшись, что у него челюсть отвисла от удивления, Гриффин поспешно закрыл рот.
