любви, и вот что из этого получилось». Но говорить об этом вслух он, разумеется, не стал.
— Как здоровье леди Жаклин? — спросила леди Арден. — Нет ничего ужаснее, если девушка падает в обморок, не успев ответить на предложение руки и сердца, не так ли? Впрочем, тут можно только гадать, отчего она упала — от счастья, или от страха. Но разве от этого легче несчастному влюбленному?
— Полагаю, как только Жаклин окрепнет, она с восторгом согласится на его предложение, — улыбнувшись, ответила Розамунда. — Сейчас у нее немного подавленное настроение. Конечно, ей до смерти надоело сидеть в четырех стенах.
Подлинная причина как подавленного настроения, так и обморока Жаклин была вызвана не волнением от сделанного ей предложения, а душевным напряжением — слишком много сил потребовалось от Жаклин, чтобы поведать угнетавшую ее тайну.
Эта мысль тут же пробудила в Розамунде беспокойство: как там Гриффин, с какими трудностями он столкнулся в Корнуолле. От мучительной тревоги болезненно сжалось сердце, на какой-то миг ей стало трудно дышать, не было больше ни сил, ни желания притворно улыбаться, отшучиваться, обмениваться любезностями.
Без Гриффина бал неожиданно превратился для нее в настоящее мучение. Вдруг оркестр заиграл вальс. Извинившись, она оставила герцога и леди Арден. Ей хотелось найти тихое местечко, где она могла бы успокоиться и даже тихонько всплакнуть.
Она оглянулась и вдруг услышала мерные, отчетливые звуки «Вальса ангелов». Того самого, который она так хотела станцевать с Гриффином.
Слезы навернулись ей на глаза и вскоре потекли по щекам. Розамунда поспешно выбежала из бального зала и по черной лестнице прошмыгнула в спальню Сесили.
Конечно, кузины там не было, да и не могло быть, зато была старая верная Офелия. Розамунда упала на колени возле собаки и обняла ее в порыве безутешного отчаяния за шею.
Прошло не менее получаса, прежде чем Розамунда успокоилась. Утерев слезы, она подошла к зеркалу и ужаснулась. Пришлось срочно звать горничную.
Спускаясь обратно в бальный зал, Розамунда втайне надеялась, что если сядет играть в карты, то тем самым избежит танцев. Энди с удовольствием составит ей партию.
Неожиданно для себя она нос к носу столкнулась с Ксавье.
— А, вот ты где. — Он окинул ее внимательным взглядом, который показался Розамунде весьма странным. — Я уже с ног сбился, разыскивая тебя.
Музыканты опять заиграли «Вальс ангелов». Неужели этот вальс все время будет преследовать ее? Розамунда схватила Ксавье за руку.
— Пожалуйста, проведи меня в комнату для карточных игр. Я больше не могу оставаться в танцевальном зале.
— Но я не хочу играть в карты. И ты тоже, как мне кажется.
— Да, ты совершенно прав. Больше всего мне хочется...
— Если не ошибаюсь, это тот самый вальс, который ты хотела танцевать со мной.
Розамунда остолбенела. Этот низкий мужественный голос невозможно было не узнать.
Подняв глаза, она увидела, как Ксавье дружелюбно подмигнул ей и тут же растворился в окружавшей их толпе. Предатель!
Сделав глубокий вздох, Розамунда взяла себя в руки и медленно обернулась, но стоило ей увидеть Гриффина, как сердце взволнованно забилось. Губы стали сухими.
Но он причинил ей обиду, об этом не стоило забывать. Надо было поставить его на место.
Розамунда приняла надменно-холодный вид.
— Настоящий джентльмен никогда не предложит даме танцевать, если видит, что у нее платье со шлейфом.
— В самом деле?
Столь холодная отповедь Розамунды отнюдь не обескуражила Гриффина, напротив, в его голосе явно слышалась ирония.
— Графиня, вы же сами не раз говорили, что я не джентльмен.
Смерив его взглядом, она не могла не заметить, как тщательно он оделся для бала. Строгий фрак, жемчужного цвета жилет, искусно повязанный галстук с бриллиантовой заколкой, облегающие ноги белоснежные панталоны, начищенные до блеска черные туфли. Высокий, мускулистый, мужественный, он был неотразим.
Розамунда нахмурилась, указывая на шлейф.
— К сожалению, я не могу танцевать, даже если бы захотела. Шлейф будет мешать нам, путаться под ногами. Более того, в глазах окружающих мы будем смешно выглядеть, не так ли?
— Значит, проблема в шлейфе?
— Как видите, да. Ничего не поделаешь.
Гриффин ухмыльнулся.
— Неужели ничего?
Не успела Розамунда сообразить, что он имел в виду, как Гриффин нагнулся и одним сильным и резким движением оторвал шлейф.
Выпрямившись, он бросил на пол бесполезный кусок атласа.
Радостный смех вырвался из груди Розамунды. Стоявшие поблизости люди удивленно переглядывались и перешептывались, лишь немногие понимающе улыбались.
Опершись на протянутую им руку, Розамунда, счастливая, улыбающаяся, пошла к танцующим.
Откровенно говоря, он не был хорошим танцором, хотя среди джентльменов можно было бы легко найти и таких, которые танцевали хуже его.
Наконец-то они танцевали! Ее давнишняя мечта сбылась, и Розамунда буквально не чувствовала ног под собой от счастья. Тем не менее ее ножки помимо воли быстро и легко порхали над полом. Вальсировать в его объятиях, было величайшим наслаждением.
Ею овладело пьянящее чувство восторга, которое только усиливалось от сознания того, что она танцует в порванном платье, что было неприлично в глазах света. Его близость кружила ей голову.
Они разговаривали, и их разговор протекал легко и свободно. Им было что сообщить друг другу. Розамунда рассказала о Жаклин, как она призналась во всем, а он, в свою очередь, поведал ей всю правду о Крейне и Бесси.
— Значит, Жаклин ни в чем не виновата! — воскликнула Розамунда. — С какой радостью она встретит это известие!
Гриффин кивнул.
— У меня есть письменное признание Бесси. В случае необходимости его можно будет использовать. Впрочем, я очень сомневаюсь в том, что такой случай действительно возникнет.
— Кроме того, у тебя есть алиби, — веско заметила Розамунда. — Как известно, по четвергам ты сидишь у викария. Когда Жаклин упомянула, что это произошло в четверг, я тут же вспомнила о викарии.
— И верно, алиби, — согласился он. — Но я не мог бы им воспользоваться. Из-за Жаклин, если бы подозрения пали на нее.
— Ты не просто чудовище, ты благородное чудовище, — улыбнулась Розамунда. — Как я счастлива, что ты вернулся.
— А я тем более. — Вдруг он стал серьезным. — Розамунда, сейчас не самое подходящее время, но я...
Она заморгала, прогоняя навернувшиеся слезы.
— Нет-нет, сейчас не надо об этом. Я понимаю, что ты хочешь сказать, Гриффин, но об этом как раз не надо говорить.
Отвернувшись, она заметила, что герцог Монфор наблюдает за ними. Улыбнувшись ему, она тряхнула головой: у них все прекрасно, что бы там ни говорили.
Поняв, что она хотела сказать, Монфор, улыбнувшись, поклонился в ответ, затем отвернулся и как ни в чем не бывало продолжил беседу с леди Арден.
— С кем это ты переглядываешься? — заинтересовался Гриффин.
