Кристиан решительно шагнул к ней. Не отводя глаз от лица Брайенны, он поднял руки, чтобы вынуть шпильки из ее волос. Весь последний час в его пальцах зрело желание прикоснуться к этой роскошной гриве, распустить ее, увидеть во всей красе.
— В чем причина твоей застенчивости, милая? Мы уже были любовниками, и все же ты нуждаешься в вине, чтобы придать себе смелости.
— Мне не нужна смелость. Я просто хочу быть одна!
Брайенна попыталась отстраниться, но его пальцы запутались в золотистой массе живого шелка и не отпускали ее. Брайенна замерла.
— Мы здесь вдвоем. Больше нас никто не потревожит и никто не увидит, что мы делаем сегодня ночью. Никто не узнает, что произойдет в этой ванне и в этой постели.
Кристиан добился своего. Брайенна кипела от гнева.
Теперь ярость вытеснит страх. Прекрасные глаза, казалось, переливались зелеными искрами.
— Я не разденусь, и не буду мыться на твоих глазах. Кристиан расплел длинные косы и окутал плечи Брайенны шелковистым покрывалом.
— И не надо. Я раздену и вымою тебя.
Ловкие пальцы быстро расшнуровали ленты на тунике.
Брайенна задохнулась от бешенства:
— Ты дьявол! Арабский дьявол!
Но уверенные руки уже успели снять тунику и взялись за подол нижнего платья.
— А ты жена арабского дьявола!
Озноб прошел по телу Брайенны. Она ощущала жар больших ладоней сквозь тонкую ткань. Одна рука поползла вверх, сжала полную грудь, другая скользнула по бедру. Брайенна вся дрожала.
— Моя прекрасная, прекрасная Брайенна. Я хочу узнавать и узнавать тебя, пока не узнаю до конца. Я хочу видеть, как ты шипишь и исходишь яростью. Я хочу видеть, как ты смеешься, и плачешь, и любишь. Я хочу видеть тебя охваченной страстью, которая перельется через край от одного моего прикосновения, а потом хочу, чтобы ты испытала все снова и снова, когда останешься обнаженной.
Ему почти удалось стянуть нижнее платье.
— Нет, — выкрикнула она, упрямо цепляясь за прозрачную ткань.
— Нет? Тебе нужно еще немного смелости, чтобы начать путешествие в мир женственной зрелости!
Брайенна не нашлась, что ответить на те возмутительные слова, которые только что услышала.
Кристиан подошел к резному шкафчику на другом конце комнаты и налил вина в изысканно отделанную чашу. Потом вернулся к Брайенне и встал, возвышаясь над ней, близко, слишком близко, так, что она даже поежилась от этой близости. Брайенна потянулась к золотой чаше, но он взял ее руку, положил ее на свою мускулистую грудь, а потом сам поднес вино к ее губам.
— Мы разделим эту сладкую влагу, — нежно пробормотал он. — Мы все разделим, как любовники.
Брайенна опустила темные ресницы с золотистыми кончиками и пригубила прозрачный напиток. Он позволил ей выпить столько, сколько она хотела, сколько ей было необходимо.
— Прими эту чашу любви, чашу жизни. — Его голос был тихим и мягким, как темный бархат.
Взглянув на себя, Брайенна неожиданно увидела себя обнаженной. Когда он успел снять с нее одежду?
Кристиан допил последний глоток, который оставила ему Брайенна, и она зачарованно наблюдала, как он медленно нагибает голову, чтобы прижаться к ее губам своими, влажными от вина. Вкус его губ был подобен и раю и аду. Она ненавидела его и любила его. Кристиан не мог наглядеться на изысканную красоту. Он поднял тяжелую массу волос и позволил им рассыпаться по плечам. Золотистый шелк на кремовом атласе. Он осторожно сжал руками ее лицо, длинные пальцы обводили контуры нежных щек; губы едва дотрагивались до лба, скул, крохотной родинки. Соблазнительная ямочка на подбородке так и просилась, чтобы ее поцеловали, но Кристиан лишь окунул в нее кончик языка и только потом завладел ее ртом, обжег поцелуем, ненасытно пил пропитанную вином сладость, обводя языком влажный душистый альков.
Этот пламенный жгучий поцелуй так опьянил Брайенну, что она не почувствовала, как его рука проскользнула между ее бедер. Она пришла в себя, только когда жар ладони, сжимавшей нежный венерин холм, проник, казалось, в самую душу. Она ощутила, как другая рука
Кристиана скользнула по изгибу ее спины, под волосы, легла на округлые ягодицы.
И тут он неожиданно поднял ее.
— Хоксблад, нет, — вскрикнула Брайенна, но вынуждена была прижаться к нему, чтобы не упасть.
Коварные губы скользили по телу, терзая лукавыми ласками.
— Кристиан, скажи «Кристиан». Я хочу ощутить вкус своего имени на твоих губах.
— Дьявол! Дьявол! Дьявол! Каково на вкус это? Нравится?
— Отдает чем-то грешным, чувственным и восхитительно безнравственным.
Брайенна вздохнула, сначала негодующе, потом удивленно, когда Кристиан поднял ее еще выше и опустил в теплую надушенную воду, осторожно поднимая волосы, чтобы не замочить их. Встав на колени, он потянулся за мылом.
