— Я думала, она на другом конце страны, а эта тварь всего-навсего за стеной моего же дома. Как, должно быть, удобно для тебя! Теперь понятно, почему ты все вечера проводишь в доме Уоррика!
Хоксблад не собирался извиняться и пускаться в объяснения, тем более что у Брайенны не было желания слушать. Опять между ними разверзлась все та же старая пропасть. Весь вопрос в доверии. Либо она доверяет ему, либо нет. Очевидно, Брайенна не поверит ни одному его слову ни в истории с баронессой, ни в чем другом, еще более серьезном, как, например, в деле об убийстве его брата.
Поняв, что Кристиан не собирается оправдываться, Брайенна посчитала его виноватым.
— Негодяй! Развратник! — возмутилась она, желая услышать уверения в обратном, отчаянно пытаясь заставить его объясниться, но увидела, как его глаза стали от гнева темно-бирюзовыми. Волосы цвета черного дерева волнами падали на широкие плечи. Кристиан был чертовски привлекательным мужчиной, красивее которого она не встречала. Но разве не предупредил он, что может развестись с ней за одно мгновение и бесповоротно?
— Арабский дьявол! Я развожусь с тобой, развожусь, Развожусь! — выкрикнула она и, метнувшись вверх по ступенькам, с силой хлопнула дверью спальни и, задыхаясь, бросилась на постель.
Теперь он придет и изобьет ее до полусмерти!
Брайенну трясло от предчувствия страшного скандала, но Кристиан не явился. К тому времени, как Брайенна подавила гордость и прокралась вниз, Кристиана и след простыл. Вместе с ним исчезли и трое оруженосцев.
Глава 39
Король Эдуард завидовал сыну, отправившемуся на войну с французами. Он почти уже собрался ехать с ним, когда узнал, что Иоанн Французский оставил Париж и ведет армию на юг. Тревога за жену и семью оказалась единственной причиной, способной удержать его. Принцесса Джоанна неожиданно заболела, и королева Филиппа была в отчаянии, боясь, что болезнь может оказаться ужасной «черной смертью». Тогда король Эдуард понял: оставлять жену в таком состоянии просто не подобает рыцарю.
Хоксблад ехал между принцем Эдуардом и Уорриком. Поскольку численность их войска была такой же, как и у Ланкастера, обе армии могли каждый день покрывать одинаковое расстояние. Уоррик рассчитал, что они должны встретиться где-то возле городка Пуатье. Король Иоанн собрал гораздо большие силы, которым придется довольно долго добираться от Парижа до Пуатье.
— Кажется, именно Пуатье станет местом генерального сражения, — не без оснований предположил принц и, широко улыбнувшись Хоксбладу, добавил: — Это в самом сердце винного края, поэтому проследи, чтобы твои люди оставались трезвыми, по крайней мере, до того, пока не выиграют битву.
Уоррик подмигнул принцу.
— Судя по мрачному как туча лицу, мой сын выглядит так, словно уже сейчас страдает от похмелья. В чем причина? Либо слишком много вина, либо слишком много любви!
— Скорее, слишком много женщин, — пробормотал Хоксблад.
— Как, твоя дама все еще в ярости из-за этой французской кобылки? Разве девочке не ясно, что ты просто потерял из-за нее разум?
— Нет, — рявкнул Хоксблад, — но, очевидно, всем до этого есть дело! Не стал ли я всеобщим посмешищем потому, что она заставляет меня плясать под ее дудку?!
— Ну, в сердечных делах ни один мужчина не застрахован от глупостей, и, рано или поздно, любой ухитряется попасть впросак.
Все трое замолчали, вспоминая собственные легкомысленные проступки. Уоррик глубоко сожалел, что позволил принцессе остаться, когда сам покидал Восток. Не проходило ночи, чтобы она не тревожила его сны. Какая это ошибка — дать возможность женщине самой решать свою судьбу! Женщина понятия не имеет, чего она хочет на самом деле, пока мужчина не подскажет ей. Все могло быть иначе, если бы он перекинул Шарон через седло боевого коня и увез с собой.
Уоррику оставалось только вздыхать о том, что было возможно, но так и не сбылось.
Принц Эдуард ни о чем так не жалел, как о решении выдать Джоан замуж за Джона Холланда. Ему следовало бросить вызов отцу, пусть тот и был королем, и сделать Джоан своей женой. Сначала нужно было жениться, а потом сообщить родителям и Совету как о свершившемся факте. Тогда бы никто уже не сумел помешать.
И Эдуард вздохнул о том, что могло быть, но так и не сбылось.
Хоксблад жалел о том, что покинул разгневанную Брайенну, не попытавшись объясниться. Она права. Ему следовало освободить брата и сестру Сен-Ло, вместо того чтобы отправлять их в дом отца. Эта наглая француженка ничего для него не значила, но Брайенна, к несчастью, не знала об этом. Если бы только его возлюбленная жена научилась прислушиваться к собственному сердцу, ее сомнения растаяли бы, как снег летом.
Сам Хоксблад давно усвоил этот урок, и его сердце подсказывало правильное решение. Кристиан верил — Брайенна любит его и хочет того же самого от жизни, что и он, — иметь большую, дружную, любящую семью.
Пока конь уносил его все дальше, сам Кристиан впал в нечто вроде мечтательного транса, прислушиваясь к тому, что творится в душе, наслаждаясь глубокой беспредельной любовью к женщине, любовью, охватывающей настоящее, прошлое и будущее.
Джоан отдала Дженну кормилице и попросила Глинис уложить ей волосы.
— Заплети потуже, Глинис. Мы с Брайенной собираемся сегодня прокатиться по городу. Она хочет показать мне самые красивые места.
Глинис тихо радовалась переменам в Джоан, которая казалась прежней, счастливой и веселой.
В дверь, постучав, вошла Мэри Сен-Хиллери, одна из камеристок королевы.
— Доброе утро, леди Холланд. Королева Филиппа прислала меня с просьбой о милости.
— Мэри, садись и отдышись немного, ты бледная, как простыня.
