Гидеон сказал это как-то мягко и рассеянно, и, взглянув на его профиль, она поняла по его серьезному лицу, что он искал ее не для легкомысленной беседы.
— Что-то случилось? — спросила Уиннифред.
Он остановился и повернулся к ней, дав ее руке соскользнуть вниз.
— Вы солгали, чтобы пощадить имя моего отца. Почему?
Она не сразу сообразила, о чем он говорит.
— За обедом, вы имеете в виду? — Она пожала плечами и оперлась о каменную балюстраду. — Я солгала, чтобы избавить вас от неловкости. А ваш отец может отправляться к дьяволу.
Он слегка улыбнулся:
— Я благодарю вас, Уиннифред, но в обмане не было необходимости.
— В правде тоже.
— А вы не подумали, что могли быть несправедливы по отношению к своему отцу? — не унимался он. — Получился портрет очень бесчувственного человека, который даже не подумал позаботиться о вашем благополучии.
— Я слышала историю о том, как он умер, — сказала она, — и как лорд Энгели стал моим опекуном.
— Его последняя мысль была о вас.
Чтобы дать себе время разобраться в своих чувствах, она повернулась и медленно пошла по террасе, а Гидеон зашагал с ней рядом.
— Я бы солгала, если 6 сказала, что это ничего для меня не значит, — наконец проговорила Уиннифред — Но солгала бы и если б сказала, что минутная радость возмещает целую жизнь в отсутствие родительского внимания. Хороший человек, хороший отец заботится о своих детях. Он не передает их в последнюю минуту своей жизни джентльмену, стоящему ближе всех. — Она остановилась и встретилась с его взглядом. — Может, я и изобразила вашего отца лучше, чем он того заслуживает, но своего изобразила не хуже, чем заслуживает он.
Гидеон слегка кивнул.
— Тогда я еще раз благодарю вас за то, что избавили меня от необходимости во всеуслышание заявлять о грехах моей мачехи.
Она хотела еще что-то сказать, но отвлеклась, обнаружив, что эта маленькая прогулка привела их к шестифутовой секции стены, разделяющей стеклянные двери в гостиную. Они были полностью скрыты от глаз тех, кто находился внутри. Первоначальным порывом было побежать назад, к окнам, но один взгляд на Гидеона, и этот порыв исчез, словно его и не было.
Гидеон выглядел таким неотразимым в вечернем наряде. Уиннифред была заворожена тем, как легкий ветерок путает пряди его темных волос и как свет от фонарей пляшет на его поразительных чертах.
И сейчас здесь, впервые после их возвращения под луной к Мердок-Хаусу, у нее есть возможность…
Она устремила взгляд на его губы и сделала маленький шажок вперед.
Гидеон — большой шаг назад. Потом еще один, пока не оказался прямо перед следующими стеклянными дверьми.
— Вы видели шляпу миссис Ховард? — спросил он.
Она заморгала, потрясенная его отступлением и резкой сменой темы. Неужели он понял, что она задумала? Неужели отступил потому, что знал, что сейчас может произойти, и ему это не понравилось? Она вгляделась в его лицо, но увидела лишь искреннее любопытство.
— Шляпу? — недоуменно переспросила она.
— Ну да, с пером на макушке. Зачем леди носят головные уборы с торчащим пером?
Ей ужасно хотелось ущипнуть себя за кончик носа.
— Не знаю, — вот был лучший… нет, единственный ответ, который она смогла придумать.
— Они похожи на уродливые восклицательные знаки.
Она не будет спрашивать. Ни за что не будет.
— Леди или шляпы? — спросила она.
Потому что, ей-богу, что еще она могла сделать? Гидеон порой высказывается так странно, что чувствуешь себя застрявшей в болоте. Будешь пытаться выбраться, только засосет еще глубже.
— И те и другие, — решил он после минутного раздумья. — Но хуже, когда на голове такая шляпа.
— Почему?
— Потому что она делает их уродливыми восклицательными знаками с ногами. — Он улыбнулся и немножко подождал, словно давая ей время мысленно представить картинку. — Вы не находите это загадочным?
— Я нахожу загадочным весь этот разговор.
— Это головоломка, — согласился он. Подмигнул и предложил руку. — Ну что, вернемся в дом и посмотрим, что может сказать на эту тему миссис Ховард?
«Может, ты бы лучше шагнул со мной назад, в тень?»
Ах, как бы ей хотелось, чтобы у нее достало смелости сказать ему это.
Но она, разумеется, не смогла, поэтому шагнула вперед и взяла его под руку. И поскольку была занята своими мыслями и забавной, пусть и пустой угрозой оскорбить шляпу миссис Ховард, Уиннифред не заметила, как улыбка слетела с лица Гидеона, едва только они повернулись к дверям. И не услышала, как он глубоко вздохнул.
Три часа спустя Уиннифред вошла в свою спальню в Мердок-Хаусе, бросила сумочку в сторону стула и тут же плюхнулась спиной на кровать.
Как же она устала. Несколько часов она не делала ничего, только стояла, сидела, ела и говорила — и все равно чувствует себя как выжатый лимон. Это нелепо, и если б у нее были силы, она бы обеспокоилась. Неужели она вот так же будет чувствовать себя после каждого званого обеда? И что же тогда с ней станет после бала? Так ей в Лондоне и недели не выдержать.
Она в Шотландии не выдержит еще неделю, гадая и переживая, почему Гидеон не поцеловал ее снова.
Никогда еще не находила она математику такой угнетающей.
Что, черт возьми, она делает не так?
Может быть, это просто она сама не такая? Может, существуют веские причины, поэтому отец и Энгели когда-то отвергли ее? Может, вкусы Гидеона не распространяются на неискушенных деревенских девиц? Может, она просто не внушает симпатии? Может, не стоит хлопот?
Уиннифред поморщилась от направления своих мыслей. Это старые страхи, и ее реакция на них такая же знакомая. Она безжалостно отогнала их прочь и решительно отказалась углубляться в них. Жалостью к себе ничего не добьешься.
Она устремила взгляд на штукатурку потолка и уже почти убедила себя, что не случится ничего страшного, если один раз она заснет прямо в одежде, когда дверь распахнулась и в комнату влетела Липли. Она выглядела такой же счастливой, как и в тот день, когда Гидеон прислал в Мердок-Хаус посыльного с запиской и пирожными, и вдвое энергичнее. Остановившись посреди комнаты, Лилли пустилась в пляс.
— Ох, Фредди, ты была сегодня великолепна! Просто великолепна!
Кое-как Уиннифред наскребла в себе сил, чтобы сесть и прислониться к одному из столбиков.
— Да?
— А ты сама не знаешь?
— Ну, я вообще великолепна, но… — Она умолкла, чтобы широко зевнуть, и Лилли рассмеялась. — Но что касается сегодняшнего вечера…
— Твои манеры были лучше, чем у миссис Ховард, — с удовольствием объявила Лилли.
— Ты шутишь?
— Ничуть. Когда мы прибыли, миссис Ховард приветствовала тебя после меня. Это было грубейшей ошибкой.
