воистину благословенная перемена.
— Первое, что я хотела бы попробовать, — это мороженое. — Лилли наколола на вилку кусочек омлета. — Ну, не самое первое, а как только смогу, разумеется.
— Вы уже упоминали об этом своем желании, — заметил Гидеон, поднимая глаза от тарелки. — Как же случилось, что вы не смогли доставить себе такое удовольствие, когда были в Лондоне?
— Мой визит из-за маминой болезни был весьма коротким.
— Визит? — Лоб Гидеона прорезала морщинка. — Я думал, вы бывали там ребенком, а потом снова приехали в качестве дебютантки.
— Нет. В сущности, я была еще почти ребенком во время своего дебюта. Мне только-только исполнилось семнадцать.
— Семнадцать? Вам было семнадцать, когда вы были в Лондоне? И тогда же вы познакомились с моим братом?
— Я… — Лилли взяла гренок. — Да.
— Стало быть, моему брату тогда было что-то около двадцати. А я-то полагал, что вы с ним знали друг друга в гораздо более раннем возрасте.
— Да… ну… Фредди, передай, пожалуйста…
Уиннифред передала масло, пока подруга окончательно не искрошила свой гренок.
Гидеон задумчиво постучал вилкой по столу.
— Скажите мне, Лилли… погодите. — Морщина у него на лбу стала еще отчетливее. — Лилли, — повторил он. — Лилли… Роуз.
Стук вилки прекратился. Глаза Гидеона расширились до размеров блюдец, рот открылся. Уиннифред подумала, что он сейчас ужасно похож на человека, получившего чувствительный удар, и по какой-то необъяснимой причине ей это понравилось.
— Силы небесные, вы Роуз.
Лилли оцепенела, нож для масла замер в ее руке.
— Я ведь прав, да? — настаивал Гидеон, подавшись вперед.
Продолжающееся молчание Лилли было красноречивее любых слов.
Гидеон послал Уиннифред обвиняющий взгляд.
— Вы считали, что мне незачем об этом знать?
Потрясенная его реакцией, она только и смогла, что качнуть головой.
— Я… она… — Уиннифред попыталась вспомнить, почему это дело показалось малозначащим. — Это же было очень давно.
— Да, давно, — наконец проговорила Лилли. Она с величайшей осторожностью положила нож и гренок. — И я понятия не имела, что лорд Энгели говорил кому-то о нашей дружбе.
— Говорил? — Гидеон провел пятерней по волосам и засмеялся. — Да он не рассказывал так ни об одной другой женщине ни до, ни после. Он в каждом письме только и рассказывал, что о вас.
— Судя по всему, он очень давно не рассказывал обо мне, — пробормотала Лилли, — иначе вы бы помнили мое имя.
— Он никогда не называл вашего имени из уважения к вам.
— Из уважения? — переспросила Уиннифред.
— Свет не одобряет разорванных помолвок, — объяснил Гидеон, потом снова переключил внимание на Лилли. — Он… он так любил вас.
Лилли упорно не поднимала глаз от стола.
— Как сказала Фредди, это было очень давно.
— До недавнего времени он думал, что вы замужем.
Она резко вскинула голову.
— Что?
— Он думал, что вы вышли замуж за человека по имени… — Гидеон вскинул глаза на потолок, роясь в памяти. — Томас, Томпсон, Таунсенд — точно, Таунсенд. Джеффри Таунсенд.
— Я никогда в жизни не встречала человека с таким именем. Откуда, скажите на милость… — Она закрыла глаза и тихо застонала. — Леди Энгели. Ну конечно.
— В данном случае не удивился бы, если б узнал, что ей помогал мой отец. У них на Люсьена были очень большие планы.
Лилли медленно покачала головой. Вдруг большие голубые глаза ее заискрились смехом. Губы дернулись, и она хихикнула.
Гидеон поднял голову.
— А вы воспринимаете это совсем не плохо.
Уиннифред тоже так подумала.
— С тобой все в порядке, Лилли?
— Простите, — сказала Лилли без малейшего сожаления в голосе. Потом хихикнула снова и снова. Поставив локоть на стол, она ущипнула себя за переносицу. — Ох, просто… Все это ужасно похоже на мелодраму — злодеи, фальшивые браки и украденные письма.
— Да, действительно драма, — пробормотала Уиннифред, главным образом потому, что чувствовала, что должна что-то сказать.
— Я извещу своего брата о вас, — мягко проговорил Гидеон. — Сразу по прибытии отправлю ему письмо.
Лилли отмахнулась, не поднимая головы.
— Он приедет в Лондон, — добавил Гидеон.
— Это не имеет значения. — Лилли испустила тяжкий вздох и подняла голову. — Правда, Гидеон, для меня это не имеет значения. Это было очень давно.
Уиннифред не удивилась, что после минутного колебания Гидеон кивнул и вскоре после этого сменил тему. Не удивило ее и то, что через пять минут он извинился и встал из-за стола.
Он тоже не поверил Лилли.
Уиннифред дождалась, когда отчетливые шаги Гидеона стихнут в глубине дома, и только потом снова заговорила:
— Ты как, Лилли? Нормально?
Лилли встретила ее взгляд:
— Разумеется.
— Какое облегчение, должно быть, узнать, — сказала Уиннифред, — что ваша разлука с братом Гидеона была, в конце концов, делом рук леди Энгели. Он не бросал тебя.
— Нет, не бросал. — Последовала долгая пауза, после которой Лилли добавила: — Не сразу.
— Странное уточнение.
И снова Лилли заговорила после долгого молчания:
— Он не искал меня, Фредди. После того как ему сказали, что я вышла замуж за другого, он не… Он ни разу не приехал ко мне и не спросил, почему я нарушила обещание.
— Как и ты к нему.
— Но я бы сделала это, — возразила Лилли, и впервые в ее голосе зазвучали нотки гнева. — Будь у меня деньги и свобода, я бы поехала к нему и потребовала сказать, почему он перестал отвечать на мои письма. Только у него были средства, чтобы бороться за нас, а вместо этого он предпочел поверить в мое предательство.
Уиннифред хотела указать на явные прорехи в ее доводах. Но чутье подсказало ей, что сейчас не время быть рассудительной.
— Он неправильно поступил, что не боролся за тебя.
С его стороны было бы также неправильно искать замужнюю женщину, но это был еще один бесполезный довод.
— Да, неправильно, — согласилась Лилли, все больше воодушевляясь этой темой. — Более того, он имел роскошь в колыбели богатства и положения лелеять свою сердечную боль и неуместное чувство предательства, тогда как мы были здесь, прозябая в холоде и в голоде.
— Ты сердита на него.
