Первый из таких дней наступил ровно через неделю после первой годовщины их свадьбы, прошедшей незамеченной.
Рано утром Милли из своей гостиной услышала грохот кувалды, доносившийся снаружи. Ответ на ее вопрос был найден в свежем номере «Таймс». Мать мисс Пелем оповещала о помолвке ее дочери с капитаном Энглвудом. Это имя показалось Милли знакомым. Она достала список гостей со своей свадьбы и обнаружила там целый клан Энглвудов. Капитан Энглвуд был то ли однокурсником лорда Фицхью по Итону, то ли старшим братом его однокурсника.
В полдень она отнесла мужу сандвич и фляжку с чаем. Без сюртука, в одной рубашке, тот сидел в пустом оконном проеме, прислонившись головой к стене. В руке он держал Элис.
— Мне очень жаль, — сказала Милли. Ей больно было видеть его страдания.
— Так и должно было случиться, — ответил он, пожав плечами.
— Но вы бы предпочли, чтобы это случилось как можно позже или вообще никогда.
— Не буду отрицать, что в глубине души я желал бы никогда не отпускать ее. Но мне бы не хотелось, чтобы она провела жизнь в одиночестве. Для нее будет гораздо лучше выйти замуж. Если бы только мысль об этом не причиняла мне такой боли.
Он посмотрел на небо.
— Я не поддерживал с ней связь — когда мы поженились, я решил полностью устраниться из ее жизни. Так что мне не известны обстоятельства ее помолвки. С одной стороны, я догадываюсь, что она согласилась на предложение капитана Энглвуда только потому, что больше не в силах была выносить одиночество. С другой стороны, она вполне могла влюбиться в него, и он, возможно, станет ей прекрасным мужем. Но разве эта мысль меня радует? Вовсе нет. Если она несчастна, я тоже несчастен. Если же она счастлива, я все равно здесь, колочу кувалдой в стену.
Милли не знала, что ей делать. Или что сказать. Слезы подступили к ее глазам, и она дала им волю. И почему бы ей не заплакать? Его боль и ее собственная казались какой-то удивительной единой сущностью: тоской по тому, что невозможно обрести вновь, что ушло навсегда.
Она вытерла слезы, прежде чем он мог их увидеть.
— В любом случае, — сказал он, — спасибо за ленч. Я уверен, у вас осталось еще много дел по дому.
Другими словами, он хотел остаться один, а ее поскорее выпроводить.
— Я… я могла бы заняться этими делами завтра, — отважилась предложить она.
Он слегка покачал головой:
— Это очень любезно с вашей стороны, но здесь слишком жарко и пыльно.
— Верно, — согласилась Милли. — Тогда я, пожалуй, вернусь в дом. Там намного лучше.
Он даже не взглянул на нее, не спуская глаз с Элис, с его любимой Элис.
Когда его супруга наконец усвоит, что их страдания совершенно различной природы? В то время как она рада была любой возможности быть ближе к нему, даже если приходится слушать о его любви к другой женщине, он со своей стороны по временам просто не мог выносить ее вида.
И хотя она время от времени доказывала, что является ему верным союзником, для него она была — и навсегда останется — олицетворением всех сил, оторвавших его от счастья, которое должно было принадлежать ему.
Милли решила разлюбить своего мужа. Она не могла понять, почему не подумала об этом раньше. Каким-то образом, когда она влюбилась, она не сомневалась, что это навсегда, до конца жизни.
И в то же время она должна осознать, что в ее любви нет ничего особенного. Она всего лишь обычная молодая девушка, ослепленная красивой внешностью столь же молодого мужчины. Чем была ее любовь, как не желанием обладать им? Чем была его любовь, как не равным стремлением завладеть душой и телом мисс Пелем?
Некоторые вещи в этой жизни бывают по-настоящему сложными. Например, поиски истоков Нила. Или исследование Южного полюса. Но разлюбить мужчину, который никогда не посмотрел на нее заинтересованным взглядом дважды подряд, вряд ли окажется такой уж неодолимой задачей.
Элис была не совсем здорова. Стоял сентябрь. Она должна была много есть, набирая вес для долгой зимней спячки. Но у нее не было аппетита. Фиц пытался соблазнить ее зерном, ягодами и орехами всех видов. Он брал ее на длительные прогулки и искал для нее тлей и других мелких насекомых, которые могли ее заинтересовать. Он велел огородникам проращивать семена различных растений, чтобы у нее всегда были свежие ростки — лакомство, которое она не получала с весны.
Ничто не помогало. Она ела мало и большую часть времени пребывала в апатии. Глаза стали тусклыми, дыхание затрудненным.
Она заметно старела. Но Фиц рассчитывал, что она проживет еще хотя бы год. Еще двенадцать месяцев тихой полудремы и вкусной кормежки. Триста шестьдесят пять дополнительных дней для него, чтобы привыкнуть к мысли, что зверек не может жить вечно.
Хоть бы она не покинула его так скоро. Во всяком случае, не теперь, когда близилась свадьба Изабелл. Ее помолвку не оттягивали надолго, как он тайно надеялся. Бракосочетание должно было состояться до конца отпуска капитана Энглвуда. Медовый месяц предполагалось провести во Франции и Италии — по дороге в Индию, к месту службы капитана Энглвуда.
Фиц сам бы женился на ней — если бы стал капитаном Фицхью — во время отпуска из своего полка в Индии. И они побывали бы во Франции и Италии по пути в свою новую совместную жизнь, крепко связанные друг с другом, счастливые оттого, что наконец поженились.
И вот теперь она делала все от нее зависящее, чтобы добиться той жизни, которую они планировали, — но без него.
У него все еще оставались ее письма. Фотография всей их дружной компании. И различные мелкие подарки, которые она время от времени преподносила ему все эти годы. Но это были всего лишь вещи, представляющие только отдельные моменты прошлого. В то время как Элис была живым, дышащим воплощением всего, чем они были и чем надеялись стать. Пока Элис была жива, какая-то ниточка, связывающая их, оставалась неразорванной, несмотря на время и расстояние.
Но без Элис, прекрасной Элис…
А вокруг него жизнь продолжалась. Последние завершающие штрихи довершали ремонт усадьбы. Были настелены новые полы, поклеены новые обои. И сверкающие голубой эмалью ванны и унитазы устанавливались один за другим. Его жена, похоже, лелеяла крайне амбициозные планы относительно цветочного сада. Заросли сорной травы и ежевики были расчищены. По железной дороге доставили целый вагон перуанского гуано вместе с огромными мешками луковиц цветов, радующих взоры ранней весной.
Иногда Фиц видел, как она в широкополой шляпе беседует с садовниками, сверяясь с генеральным планом в ее руке, когда они размечали новые клумбы, которые нужно устроить, и новые дорожки, которые следует проложить.
И несмотря на охватившую его панику, Фиц забирал Элис и отправлялся в свой кабинет, чтобы встретиться там с управляющим, с архитектором и бригадиром рабочих. Чтобы принять своих арендаторов и уладить накопившиеся проблемы. И чтобы написать еженедельный отчет полковнику Клементсу о выполнении своих многочисленных обязанностей.
В некотором отношении он становился похожим на жену — с этим ее стоицизмом и решимостью продолжать задуманное, несмотря ни на что.
Элис, однако, больше не могла продолжать.
— Я всегда думал, что ты угаснешь во сне, — сказал ей Фиц, поправляя кроватку из мягкого ватина, которую он соорудил для нее. — Это было бы так легко, ты даже не заметила бы.
Она еще раз хрипло вздохнула. Глаза ее были закрыты. Одна из ее маленьких лапок время от времени подергивалась. Но в остальном она была слишком слаба, чтобы двигаться.
— Я хочу носить тебя в кармане всю свою жизнь. И готов поспорить, что ты бы не отказалась. Я уверен, что тебе хотелось бы, чтобы просто пришло время тебе уснуть, и когда ты проснешься, чтобы снова была весна, и ты была бы здоровой и сильной и готовой съесть столько, сколько весишь сама. Но никто из
