— Господи, почему я с вами? Я должна быть мертва. Мое место в аду, если вы здесь. Почему вы здесь? Какая ерунда! Я хотела убить вас.
Предательски неожиданная острая боль пронзила ей бок. Она вскрикнула, прижав руки к ране, но это не помогло.
— Я знаю, как сильна ваша боль. Сейчас я постараюсь помочь вам.
Хотя она ясно слышала эти слова, ее мозг отказывался понимать их смысл. Перед ее затуманенным взором снова всплыло знакомое лицо, в одно мгновение превратившееся в аморфную массу.
— Нет, нет! — кричала она. — Черт подери, я не хочу, чтобы вы исчезали.
Она тщетно тягалась совладать с собой. Сознание снова покидало ее, и она ничего не могла с этим поделать. Она вскинула руку, как будто намереваясь отогнать от себя мучительную боль, прочно засевшую внутри, и тотчас почувствовала, как ее остановили сильные пальцы.
Боль в боку усиливалась. Нестерпимо ныла спина. Она корчилась и металась из стороны в сторону, стараясь облегчить агонию, превращавшую ее в беспомощное существо, существо без разума и воли.
Он слегка приподнял ее, откинул ей голову и что-то сказал спокойным, ровным голосом. Но для нее это были ничего не значившие звуки. Он открыл ей рот и насильно влил какую-то горькую жидкость. Она поперхнулась. Ей были ненавистны его прикосновения. Что он вливает ей в глотку? Яд? Она пыталась противиться его действиям и даже бороться с ним, но боль была намного сильнее ее.
Она ударила его, но он даже не пошевелился и не ослабил своей хватки. От сознания своего бессилия она возненавидела его еще больше. По соленому вкусу на губах она поняла, что плачет. Горячие слезы струились у нее по щекам и затекали в рот. Она продолжала сопротивляться, пока те же руки не обхватили ее за плечи и не прижали к постели. Она позволяла ему удерживать себя в таком положении, потому что малейшее движение причиняло ей страдания. Она попыталась согнуть ноги в коленях, чтобы уменьшить жгучую боль в боку. Но ее ноги были придавлены каким-то тяжелым грузом, который она не могла сбросить с себя. Оставалось только замереть, терпеть боль и смириться с присутствием врага.
Внезапно боль ослабела, словно свирепый монстр вынул свои ядовитые клыки из ее тела. Она услышала странные звуки — сдавленные, душераздирающие, выражающие полную безнадежность. Она поняла, что эти отвратительные звуки издавала она сама. Это были ее рыдания.
Постепенно склонившееся над ней лицо прояснилось. Вскоре она начала различать слова. Она услышала свое имя, произносимое тихим мягким голосом.
— Генриетта, вы слышите меня? — настойчиво спрашивал голос. — Скажите мне что-нибудь, Генриетта! Хэтти, сейчас меньше болит?
Она собрала все силы, чтобы не упустить из поля зрения это смуглое лицо и высказать то, что ей казалось очень важным.
— Я не лорд Монтейт. Вы понимаете это? Если я умру, вы должны известить моего отца и брата. Иначе они не узнают, что случилось со мной.
— Я знаю, кто вы. — Она услышала тот же грудной голос и почувствовала теплое дыхание на щеке. — Вы Генриетта Ролланд. Джек называет вас Хэтти? Верно? Я помню, как он делал это. Можно и мне обращаться к вам по имени? Я уже называл вас так. Вы разрешаете мне и впредь называть вас Хэтти? Я знаю, что ваша боль невыносима, но опий сделает свое дело. Скоро вам будет легче. Теперь уже скоро, очень скоро. Послушайте меня, постарайтесь сосредоточиться на моем голосе, хорошо?
— Хорошо, — прошептала она.
Она вцепилась в его руку так, как человек, повисший над бездной, хватается за спасательный канат.
— Вы такая же, какой я представлял вас при первой встрече. Помните, как мы с вами танцевали на балу у Рэнлигов? Помните, как я избавил вас от пьяного негодяя? Вы еще говорили, что не нуждаетесь в моей помощи, что сами расправитесь с ним, если он будет продолжать приставать к вам. Я тогда подумал, что это бравада, глупое хвастовство. Теперь я знаю, что вы действительно могли проткнуть ему глотку, если бы он не прекратил своих домогательств. А помните наш вальс? Если вам трудно говорить, просто сожмите мне руку. Помните? Ну, Хэтти, кивните головой, если это так.
Опий понемногу заглушал боль в боку. Теперь ее больше беспокоила тупая пульсирующая боль с одной стороны головы. Она пыталась понять, откуда взялась эта новая боль.
— Я вижу, что вам больно. Потерпите, скоро вы уснете. Когда вам станет легче, мы с вами во всем разберемся. А голова у вас болит потому, что вы ее ушибли о камень при падении. У вас синяк над левым виском. Дышите ровно, и все будет хорошо. Слушайте меня. Слушайте, как я буду говорить, и к вам придет сон. Вот так. Умница.
Он замолчал на мгновение, всматриваясь в ее лицо, в ее блуждающие синие глаза. Судя по всему, опий сделал свое дело. «Наконец-то, через столько времени!» — подумал он и снова заговорил:
— Сейчас я расскажу вам, как я посетил ваше жилище. Это было после того, как я выяснил, что вы сблизились с Мелисандой. Вашего слугу Потсона чуть не хватил удар, когда я ворвался с видом, не предвещавшим ничего хорошего. Я был очень зол на лорда Гарри. Я хотел свернуть ему голову за то, что он отнял у меня любовницу. Вы знаете, что произошло потом? Я вошел в спальню лорда Гарри и обнаружил там платье. Я решил, что лорд Гарри, несмотря на свой юный возраст, отъявленный ловелас. Я даже подозревал, что у него в шкафу прячется молодая девушка, совсем голая. Но оказывается, это было ваше платье, Генриетта. Я стал размахивать им перед лицом вашего слуги и потом швырнул на пол. А Потсон подобрал его. Ваш слуга вел себя очень мужественно.
Много ли она услышала из его рассказа? Этого он не знал. Она спала. Слава Богу, что хотя бы на время она освободилась от нестерпимой боли. Он осторожно укрыл ее одеялом, взглянул на припухшую, с багровым кровоподтеком кожу повыше виска, подошел к комоду и, обмакнув полотняную салфетку в тазик с холодной водой, легкими осторожными движениями протер ей лицо.
Она по-детски всхлипнула, рванувшись вперед, и снова откинулась на подушки. Он остановился и замер над ней. Увидев, что она успокоилась, он облегченно вздохнул и выпрямился. Как странно видеть ее в этой огромной затемненной комнате с широкой кроватью, на которой уместился бы целый батальон солдат. До этого ему не приходило в голову, что она лежит в его спальне, на его кровати. Он просто не заметил, как принес ее сюда.
Он поймал себя на том, что внимательно изучает ее лицо, юное, бледное и такое беззащитное. Находясь так близко, он мог видеть на нем все до мельчайших черточек. Сейчас это лицо приняло совсем иное выражение. Ненависть и гнев лорда Монтейта исчезли навсегда. «До чего же она беззащитна, черт возьми!» — не переставал удивляться маркиз, вспоминая ее во время поединка. Он в который раз вернулся к минувшему дню и увидел отчаянную решимость в ее глазах, когда после нескольких бросков она воспользовалась его грубой ошибкой и приставила кончик шпаги к его груди. В тот момент он в полной мере ощутил на себе силу ее ненависти. Это чувство настолько обуяло ее, что он не мог понять, какое же преступление он должен был совершить в своей жизни, чтобы заслужить столь сильную ненависть. А потом его потрясла ее нерешительность. Он заново пережил ту минуту, когда Жюльен кричал ему, чтобы он вырвал шпагу у нее из рук. Тогда он не был уверен, нужно ли ему это делать, и, хотя у него волосы встали дыбом, он стоял как вкопанный, сдерживаемый теми чувствами, которые читал во взгляде Монтейта. Это был странный взгляд — взгляд, полный нескрываемой муки. Разве мог он предугадать обманчивость юношеской внешности? Разве мог он предполагать, что под мужской одеждой прячется девушка! Очаровательная девушка! «Но какой же вред я все-таки ей причинил, черт возьми?» — снова и снова спрашивал он себя.
Теперь она спала глубоким сном. Он бережно поправил на ней одеяло, отошел от кровати и направился к стрельчатым окнам, из которых открывался вид на газон с западной стороны. Утро было серое и необычно тихое. Казалось, что все вокруг вымерло. Даже павлины, которые в это время всегда важно расхаживали между розовым кустарником и пронзительно кричали, расправляя свои разноцветные перья, куда-то спрятались.
Он снова взглянул на нее, и снова перед ним возникло ее лицо в самом начале дуэли — лицо, лишенное всяких красок, только охваченное страхом. Он снова задумался. Они должны были драться на шпагах, не на пистолетах, на что она, несомненно, рассчитывала. Девушка испытывала страх, но ее ненависть к нему и решимость победить были столь могущественны, что она переборола свою слабость. Но за что она так ненавидела его? Он спрашивал себя об этом в сотый раз и по-прежнему не находил ответа.
