— Немедленно убирайся отсюда, Ладислас, или это сделаю я! Я не останусь в твоем лагере и не стану рожать твоего ребенка, пока ты будешь резвиться с женой полковника. Слышишь?
— Проклятие, женщина! Я не позволю помыкать мной, как каким-нибудь зеленым юнцом! Что подумают мои люди?
Алена приподнялась на цыпочки, чтобы ухмыльнуться прямо ему в лицо:
— А что ты сам подумаешь, Ладислас, если я уйду? Ну, как, хочешь ты этого? Неужели настолько не терпится уложить в постель полковницу? Тебе что, все равно, уйду я или останусь?
— Алена, ты знаешь, насколько ты мне дорога… Она не сдавалась, стоя у него на пути со сжатыми кулаками. Когда Ладислас украл ее из родительского дома, она испугалась. Но потом полюбила этого лихого атамана и, разумеется, хотела, чтобы и он отвечал ей взаимностью. Вскоре у них должен был родиться ребенок, и ей хотелось, чтобы Ладислас относился к ней с тем же уважением, с каким обязан относиться муж к любимой жене.
— Выбирай, Ладислас! Или жена полковника, или я! — Атаман беспомощно воздел руки к небу. Как бы ни хотелось ему потешиться с прекрасной боярышней, в глубине души он знал, что не сумеет примириться с уходом Алены. Она напоминала ему свежее, нежное дуновение ветерка, овеявшее его никчемную жизнь. Не допуская его к себе, она вела себя как оскорбленная дева, пока, наконец, его собственное сердце не смягчилось. К своему удивлению, он понял, что относится к ней с большой нежностью. Он стал приносить ей полевые цветы, подолгу гулять с ней в лесу и даже читать стихи из книжки, которую отнял вместе со всем содержимым сундука у одного богатея. Он даже научил Алену читать, а она в благодарность стала заучивать стихи наизусть. Как же теперь он мог бы отпустить ее, зная, что останется без всего, чем научился дорожить?
Внезапный выстрел прервал размышления Ладисласа. Круто обернувшись, он увидел, что и Петров, сидевший по-прежнему на лошади, повернулся в сторону сторожевого поста на тропинке. На небольшом возвышении часовые размахивали руками и кричали что-то, пытаясь привлечь внимание. Петров приложил ладонь к уху, послушал и доложил атаману:
— Какой-то человек едет к лагерю с белым флагом. Часовые спрашивают, пропустить ли его?
Ладислас быстро сбежал с крыльца и, уперев руки в бока, долго угрюмо смотрел в пространство. Затем спросил Петрова:
— Известно, кто этот человек?
Разбойник запрокинул голову и, сложив руки рупором, крикнул изо всей мочи:
— Кто он? Вы его видите?
Потом снова приложил ладонь к уху.
— Они говорят, это английский полковник. Он едет на твоем коне! — доложил Петров ошеломленному Ладисласу.
— Что? — ахнула Зинаида и подалась вперед. Дрожа от волнения, она так и впилась взглядом в ворота лагеря. Мужа пока еще не было видно, но сердце уже выпрыгивало из груди.
Ладислас, однако, испытывал волнение совершенно иного рода. Присвистнув от радости, что его враг сам идет к нему в руки, он проорал часовым:
— Пропустите мошенника, если он и, правда, один! — Разволновавшись, Зинаида неподвижно застыла, пока не увидела всадника, появившегося на узкой тропе. Поравнявшись с пригорком, на котором стояла стража, всадник поднял голову, и часовой указал ему в сторону нужного дома. Зинаида сразу узнала мужа по гордой и ловкой посадке. Тайрон натянул поводья, остановившись перед атаманом.
Зинаида хотела броситься к нему, но Ладислас остановил ее, подняв руку и рявкнув так грозно, что она побоялась своим непослушанием навлечь на мужа беду. Впрочем, она нашла в себе силы улыбнуться, успокаивая Тайрона и давая ему понять, что ей не причинили зла.
Ладислас задумчиво смотрел, как эти двое обмениваются влюбленными взглядами, потом внимательно оглядел противника. У Тайрона не было с собой ни меча, ни пистолета. Лишь пустые ножны от кинжала болтались на поясе.
— Ты что же, совсем дурачок, полковник, что являешься в мой лагерь только с этим белым флагом? Неужели не понимаешь, что мои люди в два счета сташат тебя с моей лошади, а потом еще и спустят с тебя самого шкуру, как в тот раз? Не осталось разве шрамов на память?
— Я приехал за моей женой, — решительно заявил Тайрон, глядя прямо в лицо разбойнику. — И не уеду без нее.
Ладислас расхохотался.
— Но ты же сам говорил, что она моя, дружок. Забыл разве? А ну-ка, полковник, признавайся, ты что же, передумал?
— Если хочешь сражаться, Ладислас, я готов, — глухим, угрожающим голосом промолвил Тайрон. — Но я не уеду отсюда без моей жены.
— Да что ты? И лишишь моих ребят удовольствия привязать тебя меж двух коней, чтобы потом посмотреть, какой из них утащит большую часть твоих потрохов? Зря, полковник, ты думаешь, что я настолько эгоистичен.
Тайрон взглядом велел Зинаиде подойти ближе. Она повиновалась, но Ладислас, взревев, бросился к ней. Однако в следующий миг Тайрон встал у него на пути. Скрипя зубами от ярости, Ладислас попытался стащить противника с седла, но Тайрон снова резко повернул коня, и ошеломленный Ладислас очутился нос к носу с жеребцом. Еще мгновение, и, болезненно вскрикнув, Ладислас отшатнулся. Удивленно прижав ладонь к лицу, он обнаружил, что левая его ноздря сильно кровоточит.
Петров закашлялся, чтобы подавить невольный взрыв хохота. Потом, с трудом овладев собой, с сочувственным видом спрыгнул с лошади и заботливо проводил атамана к ступенькам крыльца, где и усадил, чтобы тот немного очухался. Алена сбегала в дом и вынесла мокрое полотенце, чтобы утереть Ладисласу кровь.
Пока разбойники были заняты собой, Тайрон усадил Зинаиду на коня позади себя. Но в тот же миг Петров нацелил свое кремневое ружье прямо в грудь Тайрону.
— Стой на месте, полковник, а не то умрешь! — прорычал великан.
— Если ты убьешь меня, Петров, эти скалы обрушатся на твою блестящую лысину. Обещаю тебе это, — отозвался Тайрон.
Петров расхохотался:
— Ты что, Господь Бог, англичанин?
— А ты лучше послушай меня, Петров, — предупредил Тайрон. — Если тебе нужны доказательства моего могущества, то сначала убери это ружье, чтобы оно невзначай не выстрелило, а то навлечешь на себя беду.
Петров быстро скользнул любопытным взглядом по поросшим деревьями краям ущелья, опустил дуло вниз, но ружье держал наготове. Полковник тем временем резко взмахнул белым флагом.
В тот же миг громовые раскаты разорвали тишину, заставив и Петрова, и Ладисласа в страхе замереть. Пушечные ядра, долетев до отвесных стен, окружавших вторую тропинку, ведущую из лагеря, обрушили крупные камни. Охрана, стоявшая на том посту, бросилась бежать, словно по пятам за ней гнались черти. На бегу, часовые то и дело оглядывались.
Тайрон тотчас пришпорил жеребца и развернул его в сторону выезда из лагеря. Ладислас опомнился первым и, указывая на Райкрофта, закричал Петрову:
— Стреляй в коня, черт побери! Стреляй в коня! Если они сбегут, мы погибли!
Повинуясь беснующемуся от нетерпения атаману, Петров поднял ружье и прицелился. Медленно, нехотя нажал он на спусковой крючок — ему ужасно жаль было убивать столь прекрасное животное, но своя голова была дороже. В следующий миг лошадь споткнулась и покатилась через голову, а оба всадника полетели на землю.
Выругавшись и скрипя зубами от злости, Тайрон тотчас вскочил на ноги и побежал к жене, неподвижно лежавшей на дороге. У него не было времени приводить ее в чувство. Подхватив Зинаиду на руки, Тайрон бегом помчался к обрыву. Наверху, размахивая руками, его товарищи уже спускали веревку.
Но громкий топот копыт не менее дюжины лошадей быстро настиг Тайрона, и вскоре группа всадников с обнаженными клинками преградила ему путь к спасению. Полковник попятился в поисках выхода. Всадники тем временем надвигались, кровожадно ухмыляясь. Тайрон стиснул зубы и решил испытать их,
