Она подняла глаза к небу, словно взывала к святым, и разочарованно вздохнула. Наконец, укоризненно покачав головой, ирландка неохотно уступила:
— Хорошо, я так буду делать, потому что ты мне так говорила, но это не ладно, ты знаешь про это!
Положив руку на узенькие плечи Эли, Зинаида улыбнулась и сказала, копируя ее манеру речи:
— Да, я знаю про это, Эли, моя драгоценная, но лучше, чтобы было таким путем. Возможно, путем маленькой доброты мы отвернем от себя их негодование.
— Вот это будет, наверное, чудо! Да уж! Хотя священники меня уверили, что чуды бывают даже сегодня, я оставаюсь в сомнениях, что надо бы так смело залезать прямо этого волка в зубы.
— Наверное, придется, если нет иного выхода, — озорно блеснув глазами, заметила Зинаида.
Эли замерла, открыв рот и раздумывая над справедливостью этих слов. Наконец она горестно вздохнула и сказала:
— Но это сулит беду тебе, мой агнец.
— Помоги-ка мне лучше одеться, — поторопила ее Зинаида. — А потом убери это платье. Пойду покажусь поварихе. — Тут она остановилась и снова задумалась о дальновидности приказания Ивана. — Бедная Елизавета будет сильно удивлена. Как бы еще, чего доброго, еда у нее не подгорела.
— Хуже от этого не сделается, — едко заметила Эли. — Как эта ворона Иван набивала себе свой зоб, приехавши в Нижний, то ему было бы лучше подавиться навсегда этим горелым!
Как и предсказывала Зинаида, Елизавета, повариха с печальными глазами, обмерла от изумления, увидев, что молодая гостья появилась на пороге кухни, одетая уж вовсе не как благородная боярышня. К такому наряду не придрался бы даже брюзгливый Иван: белая, с кружевными вставками рубаха и такой же белый широкий фартук поверх темной юбки, усыпанной мелкими яркими цветочками. Масса тонких нижних юбок придавала нижней части костюма пышность, а из-под доходящего до лодыжек подола виднелись ладные, обутые в узкие туфельки ножки в темных чулках. О таких ножках мог лишь мечтать любой мужчина. Большой, обшитый кружевом платок покрывал ее голову, и из-под него ниже пояса спускалась длинная толстая коса.
— Боярышня! — воскликнула взволнованная Елизавета. — Батюшки, да что ж это?..
— Да вот, пришла помогать, — весело отозвалась Зинаида. — Ты только скажи мне, что делать.
— Нет, нет! Спасибо! — всполошилась толстуха и замахала руками над головой. Она еще ни разу не слышала ничего столь нелепого. — Княгиня никогда не позволит! Вы же гостья!
— Но я с огромным удовольствием позаимствую у тебя рецепты этих восхитительных блюд, чтобы потом, когда вернусь домой, обучить своих слуг. — И, умоляюще взглянув на повариху, льстиво добавила: — Разве ты мне откажешь?
Повариха покачала седеющей головой. Робкая улыбка тронула ее губы, потом стала шире, прорисовала ямочки на пухлых щеках… Сунув руки под сборки фартука, Елизавета сложила их под своей огромной грудью, польщенная комплиментами молодой госпожи.
— Хорошо, я поделюсь своими скудными умениями, боярышня.
— Тогда я наверняка постигну все премудрости кулинарного искусства, — улыбаясь, предположила Зинаида. — Так с чего же мы начнем?
— Прямо с того, что я готовлю сейчас, — сказала Елизавета, шагая вперевалку к длинному деревянному столу, где она чистила и строгала, складывая в отдельные кучки, морковку лук, трюфели и прочие грибы. — Вот закончу все резать и буду делать пирожки. Хозяин их очень любит.
Зинаида посмотрела на повариху:
— А разве князь Алексей будет сегодня обедать дома?
— О, он никогда не исчезает больше чем на один-два дня, — тяжело вздохнула Елизавета. — Если б не он, то мне вообще не было бы работы. Княгиня кушают меньше воробышка, когда хозяин дома, и вовсе ничего, когда его нет. Смотреть жалко, как выбрасывается вся эта снедь.
— Но ведь в доме наверняка полно слуг, которые могут доесть все то, что не попало на хозяйский стол! — удивилась Зинаида, заглядывая поочередно в бурлящие горшки и котелки, а также в огромную кадушку с подходящим тестом.
Седая голова поварихи скорбно качнулась:
— Нет, это запрещено.
— Запрещено? Как так?
— Госпожа не позволит слугам есть то, что готовится для нее и тех, кто садится за господский стол, — объяснила Елизавета. — Это избалует прислугу. Так она говорит. А ведь можно было бы накормить столько народу, если бы только…
Елизавета поспешно провела ладонью по щеке, смахнув слезу, медленно катившуюся к подбородку.
У Зинаиды и у самой сердце разрывалось при виде такого количества еды, которая никому не пригодится, тогда как без лишних затрат для княгини можно было помочь столь многим людям. Разделяя печаль поварихи, Зинаида ласково погладила ее по толстой руке:
— Ты знаешь кого-нибудь, кто особенно нуждается, Елизавета?
Подбородок у поварихи задрожал:
— Да, боярышня. Знаю… Моя сестра. У нее муж прошлой зимой помер, да и сама она хворая. А еще дочка-трехлеточка на руках. Она, бедолага, даже работать не может, чтоб свести концы с концами. Пропадают ни за грош, а я тут вот… В этом богатом доме… Готовлю все эти яства, но не могу отнести ей ни крошки. Мне даже отлучиться не позволяют, чтобы помочь ей хоть немного.
— Ну, вот что! — Зинаида уперла руки в бока. Если таковы порядки в доме княгини Анны, то она не станет молча сидеть и смотреть, как гибнут от голода люди. — У меня есть служанка, которую я могу послать за едой и всем, что еще нужно, а также кучер. Он отвезет ее к твоей сестре. Мне не разрешат просто так уйти из дома, — когда Елизавета удивленно глянула на нее, Зинаида лишь слегка пожала плечами, — но беспокоиться из-за отсутствия Эли не станут.
— Вы хотите сказать, что не можете отлучаться без разрешения моей хозяйки? — в изумлении переспросила повариха.
— Я уверена, что это только ради моей безопасности, — ответила Зинаида, ласково тронув руку Елизаветы.
— Хм! — Повариха бросила недобрый взгляд в сторону двери, за которой, по-видимому, как она полагала, находится княгиня.
Елизавета начинала служить еще в доме родителей Анны, и у нее уже давно сложилось собственное мнение об этой женщине, отославшей своих стареющих родителей в монастырь, поскольку ей хотелось остаться полноправной хозяйкой в отчем доме. И, даже переехав в Москву, княгиня не позволила старикам вернуться, чтобы не нарушать заведенный ею порядок.
Только ближе к вечеру Зинаида закончила помогать Елизавете, после чего Иван, горевший желанием лишний раз продемонстрировать свою власть, вручил ей тяжеленный фолиант. В саду позади дома, в кружевной тени дерева, стояла скамейка. Отсюда Зинаида могла следить за воротами: не вернулись ли Степан и Эли, посланные к сестре Елизаветы? Повариха тоже время от времени выглядывала в дверь кухни, но Зинаида лишь качала головой — пока ничего не было видно, кроме нескольких маленьких экипажей да редких всадников, проезжавших мимо дома. Проводив их глазами, девушка нехотя возвращалась к занудным пассажам, которые ей велели прочитать. В этом сочинении было столько явной чепухи, что она просто не верила в искренность Ивана, нахваливавшего книгу.
Небо уже начинало темнеть, как вдруг Зинаида заметила знакомый экипаж. Когда же она вбежала в кухню, чтобы сообщить Елизавете о возвращении Эли, повариха совсем разнервничалась, поскольку именно теперь никак не могла бросить стряпню. Зинаида же, прошмыгнув через кухню и столовую, выскочила в сени и неожиданно напоролась на Анну, возвращавшуюся от парадного крыльца. Ее ярко подрисованные брови были сурово нахмурены.
— Тебе следовало отвадить этого наглого англичанина после первой же вашей встречи, — проворчала княгиня, сердясь, что ее снова позвали к дверям отвечать на вопросы незваного гостя. Этот человек то ли не чувствовал, что его здесь не ждут, то ли просто был слишком упрям и отказывался понимать прозрачные намеки. — Полковник Райкрофт был непреклонен в своем стремлении увидеться с тобой и имел нахальство заявить, что вернется завтра. Как будто это ему поможет!
