Он сделал паузу, ожидая ее ответа, но Лия не сказала ни слова, ни утверждая, ни опровергая. Сомневаясь, можно ли сравнивать мед со вкусом ее тела? Или, скорее, не хотела обсуждать это. Но чувствовала жар между ногами, увлажняющий ее плоть.
А тем временем Себастьян продолжал свою пытку.
— Я думал, что будет дальше, когда вы станете ненавязчиво поощрять мои исследования. Итак, я остановился на том, что раздвинул ваши ноги, губами, языком ласкал ваши бедра… Я представляю, как мой палец проникнет внутрь, чувствуя жар и влажность… Мой большой палец ласкал бы вас, а указательный двигался туда и обратно, исследуя нежную глубину, пока вы не зайдетесь в крике, не станете умолять меня, чтобы я прекратил…
— И… — Лия отвернулась, затем одно воспоминание ворвалось в ее сознание, и она посмотрела на него. — И это случится, когда мы будем на поляне?
— О нет, — мягко возразил он, его голос обволакивал ее как бархат. — Я представляю, что мы делаем это прямо сейчас.
Лия резко поднялась на ноги.
Он тоже встал. Хотя не бросился за ней, когда она побежала к дверям.
— Мы можем пойти на поляну, если вы хотите, — проговорил он таким тоном, что она была уверена — он смеется над ней. — Я должен до конца раздеть вас. — Он сделал шаг вперед, потом другой. — Вы не хотите знать, что будет дальше?
Лия прислонилась к двери, ее руки сжимали медную ручку. Он продолжал идти к ней. Ей надо бежать, но она медлила.
Подойдя, он взял ее руку.
— Вы обещали не прикасаться ко мне.
— Не бойтесь, я отпущу вас.
Мягким движением он подвинул ее от двери к стене. И как обещал, отпустил ее руку. Лия распласталась по стене, ее затылок скользнул по обоям, когда он встал перед ней. Его ноги были всего в нескольких дюймах от ее юбок. Он уперся руками в стену по обеим сторонам от ее плеч и, склонившись к ее уху, шепнул:
— Я не прикасаюсь к вам.
Глава 19
Лия закрыла глаза. Все равно казалось, что он прикасается к ней. Так его близость действовала на нее. Если она думала, что его слова представляют опасность, то насколько же опаснее был его запах и тот жар, который исходил от него!
Это обволакивало ее, пробуждая желание, которое она не могла игнорировать. Но это было не просто желание или физическая страсть. Не только вожделение, нет, это было нечто большее, что, как она боялась, она ощущала только с Себастьяном. Она думала, что испытывала это прежде с Йеном, но сейчас, когда Себастьян стоял перед ней, она поняла, что тогда это было всего лишь некое подобие. Тень.
— Лия.
Он назвал ее по имени, и она вздохнула, звук наполнил ее, раздвигая легкие, согревая руки и ноги и все, что между ними.
Не открывая глаз, она приподнялась на цыпочки и потянулась вперед. Ее губы уткнулись ему в шею, в теплую кожу повыше галстука, там, где билась жилка пульса. Он напрягся.
Она все еще не открыла глаза. Может быть, если она не откроет их, то не должна будет признаться в том, что делает? И, подняв подбородок, прошлась губами по его скуле, щеке и нежно, словно легкий шепот, остановилась на его губах.
Он резко выдохнул, оторвав руки от стены, привлек Лию к себе. Ей казалось, словно волна прилива поглотила ее и потащила со сладкой и волнующей быстротой.
Да, это было то, чего она хотела. Открыв рот, прикоснуться языком к его языку. И не было ни страха, ни сомнений. Был только Себастьян и ни с чем не сравнимое ощущение его прикосновений, его желания, которое заставляло ноги дрожать и наполнило голову диким, головокружительным порывом. Издав мягкий звук удовольствия, она скользнула руками вверх по его груди и сжала его плечи. Прежде чем она смогла обнять его за шею, он, высвободившись, отшатнулся назад. Его грудь поднималась и опускалась, когда он, словно барьер, выставил руки между ними.
— Ты хочешь меня, Лия? — спросил он.
И она прочла мучительное ожидание в его глазах.
— Я…
Она хотела его. Она знала это, вне всяких сомнений. Себастьян. Она хотела, чтобы он продолжал говорить этим завораживающим голосом, полным страсти и желания. Чтобы он заставил бы ее пойти до конца, заставил ее чувствовать, что она вызывает его благоговение. Сирена, которая сводит его с ума. Она хотела слышать его смех, разделить его улыбку, смягчить свое сердце, наблюдая, как он играет с Генри. Она хотела смотреть ему в глаза и понимать, не стараясь обманывать себя, что он говорит правду, когда утверждает, что хочет ее.
Она хотела Себастьяна. Но могла ли она отдать ему все, рискнуть, не зная, будет ли вознаграждена взамен?
Лия покачала головой:
— Прости…
Отступив на шаг, он помедлил, затем подошел к окну.
— Тогда уходи, — сказал он. — Уходи прямо сейчас, прежде чем я сделаю ошибку, подвергнув проверке собственное самообладание.
— Себастьян…
Он посмотрел через плечо, его губы дрогнули.
— Уйди, Лия.
Она колебалась, не в состоянии сделать ни шагу, но он уже отвернулся, игнорируя ее. И она сделала то, что он просил. Она ушла.
С этого дня Себастьян решил обращаться с ней просто как с еще одним членом семьи. Она будет его женой, но только если захочет сама. Разделив его имя с ним, но не постель, став матерью для Генри, она оставалась вправе делать то, что ей нравится.
Если случалось так, что они оказывались одни в комнате, Себастьян находил причину, чтобы позвать кого-то из слуг или уйти, сославшись на дела. Часто он проводил часы за бухгалтерскими книгами, которые его управляющий подготовил для его рассмотрения, или притворялся, что читает книгу в своей спальне, или рассеянно слушал Джеймса, который регулярно навещал их. Но все его мысли занимала только Лия.
Возможно, если бы это было всего лишь физическое желание, с такой силой влекущее его к ней, то было бы проще покончить с этим наваждением. Но это было больше, чем соблазнительный изгиб ее верхней губы и нежная округлость ее бедер. Это была и ирония в ее глазах, когда она беседовала с ним и Джеймсом на политические темы во время обеда. И те умные аргументы, которые она приводила, когда была уверена в своей правоте, и затем после того как побеждала в споре, с непринужденностью поворачивала разговор назад к Себастьяну, словно хотела знать, что он скажет дальше.
Анджела тоже была умна и добра. Но если бы он попытался сравнить ее с Лией, то мог бы увидеть, что Анджела всегда позволяла ему победить в их споре. Ее доброта и желание задобрить его, ее смех был больше предназначен для его удовлетворения, чем для собственного удовольствия.
Как и Анджелу, Лию окружала ее собственная аура, которую она старалась сохранить и на людях
