принадлежала ему, но в то же время, как сонно думал Алек, закрывая глаза, завладела им, полностью, безвозвратно.
Он услыхал какой-то странный звук и медленно повернул голову к жене. Еще один звук. Тихий плач.
Алек застыл. Что делать? Что сказать? Он поднял руку, чтобы погладить ее по плечу, но тут же медленно опустил. Почему она не может стать такой, какой он хочет ее видеть? Неужели он так много просит?
Всхлипывания постепенно затихли. Алек лежал без сна, прислушиваясь к неровному дыханию, становившемуся все тише, по мере того как Джинни погружалась в забытье. Он же еще долго смотрел в темноту, не в силах успокоить растревоженную совесть. Только сейчас Алек понял, что Джинни никогда не утомляла, не надоедала ему. Раздражала, приводила в бешенство, злила, занимала, развлекала, забавляла, но никогда не надоедала. И ему с ней не было скучно. Джинни была для него тайной, загадкой, как в самом начале, так и сейчас.
Алек вспомнил, с какой хладнокровной жестокостью заявил, будто женился только потому, что увидел, насколько она жалка.
Он был не только дураком, но еще и обманщиком и трусом. И женился только потому, что не мог жить без нее. Нужно во что бы то ни стало сказать правду. Возможно, доверие приобретается только, когда принимаешь любимого человека таким, каков он есть. И уважаешь его. Именно так он относился к Джинни. И давно пора сказать ей все.
Но на следующее утро Алек забыл свою клятву признаться Джинни, что любит ее, уважает и ценит. Она снова рылась в бумагах на столе управляющего. И хотя не надела мужской костюм, поскольку Алек лично изорвал всю одежду в клочья, ухитрилась измазать и порвать новое шелковое платье персикового цвета в грязной, закопченной комнате.
— Я ничего не нашла, — объявила Джинни, поднимая голову. Если она и заметила его нахмуренное лицо, то, по всей видимости, предпочла игнорировать. Стряхнув пепел и клочки бумаги с какой-то брошюры, она просмотрела несколько листков и быстро отбросила. — Ничего. Как обидно, когда не можешь доказать свою теорию. Ты уже написал письмо сэру Уильяму?
— Да, и отослал с посыльным. Надеюсь, дня через три мы получим ответ.
— Я узнала от миссис Макграфф, что сэр Эдуард будет сегодня ужинать с нами.
— Совершенно верно, и надеюсь, ты успеешь переодеться. Не хотелось бы, чтобы сэр Эдуард посчитал, будто я держу жену в черном теле.
— В черном теле, — медленно повторила Джинни, улыбаясь. — Никогда не слыхала раньше такого выражения.
Она обезоружила его. Губы Алека невольно сжались.
— А что говорят американские мужчины, когда хотят объяснить, что вовсе не скупы и ничего не пожалеют для жен?
— Наверное, просто признаются, что любят их, и больше ничего не требуется.
Алек пристально смотрел на нее, вспоминая данную ночью клятву, видя огоньки надежды, вспыхнувшие в этих выразительных глазах. Но продолжал молчать. И надежда медленно уходила, умирала, побежденная болью и подозрительностью. Джинни ждала, настороженно ждала, что он заговорит и вновь ранит ее бессмысленно-жестокими словами.
— Проклятие, — очень тихо сказал он и, в два прыжка очутившись рядом, схватил ее в объятия, зарылся лицом в пышные волосы. — Прости меня, прости меня, Джинни. Я проклятое злобное животное, и мне нет прощения.
Джинни напряженно застыла, и Алек только сейчас ощутил всю глубину причиненной ей боли.
— Прости, — повторил он, целуя ее висок и мочку уха.
— Милорд… ой! Прошу прощения, но…
Алек медленно разжал руки и повернулся:
— Ничего, миссис Макграфф. В чем дело?
— Я… Э-э-э… хотела поговорить с ее милостью, но…
Алек услышал за спиной неровное прерывистое дыхание Джинни и мягко сказал:
— Ее милость немного взволнованна, но через четверть часа поговорит с вами.
— Нет, нет, — возразила Джинни, быстро выступая вперед. — Что случилось, миссис Макграфф?
— Не могу точно сказать, миледи. Это Марджи. Она плачет и рыдает и едва не на коленях умоляла меня разрешить поговорить с вами. Ничего не понимаю.
Джинни не хотела покидать Алека, не сейчас, когда он, кажется… но нет, она зря надеется.
— Отведите Марджи в маленькую желтую комнату. Я сейчас приду.
Алек нахмурился. Чувства и признания, объяснения, клятвы и извинения рвались с губ, но, как видно, высказать все сейчас не суждено.
— Могу я пойти с тобой? — спросил он вместо этого. Но Джинни вовсе не посчитала это такой уж хорошей идеей:
— Подожди, Алек, вот здесь, в тени. Я приведу Марджи с собой. Я уже говорила с ней и пыталась выведать все, что можно, насчет убийства мистера Круиска. Она что-то знает, я уверена.
Через пять минут Джинни вновь появилась вместе с Марджи. Девушке, очевидно, не хотелось заходить в выгоревшую комнату. Но Джинни, открыв обуглившуюся дверь, подтолкнула ее через порог.
Алек спокойно стоял в стороне, наблюдая за женой. Джинни обращалась с девушкой мягко, но
