влюбляться в него. Насколько я понимаю, ты ему действительно нравишься. Но это не означает… — Похоже, Сабрина была готова нахмуриться и от этого черты ее лица исказились. — Никто из нашего семейства не способен на нежные чувства. Это не в нашей натуре.
— А мне показалось, что твоя мать не такая, — заметила Холли.
Сабрина печально улыбнулась:
— Это сейчас мама расправила крылья, притворяясь, что она тут всем заправляет. Но скоро мой отец…
Молодая женщина не промолвила больше ни слова, но при упоминании герцога по спине Холли пробежал холодок. Она вспомнила о синяке на руке герцогини. Наклонившись вперед, Холли положила ладонь на колено Сабрины.
— Миледи… — начала она.
— Я же сказала тебе, чтобы ты называла меня Сабриной. И не обращай на меня внимания. Тебе нужна лошадь, и я тебе ее дам. Но тебе придется заплатить за это.
Холли обхватила себя руками.
— Назови только цену, — сказала она.
— Мне нужен честный и искренний ответ на один вопрос.
Холли взмахнула рукой в знак согласия, и в глазах Сабрины вспыхнул торжествующий огонек.
— Эта тайная поездка куда-то ранним утром имеет отношение к моему брату?
Холли вздохнула.
— Да, — призналась она.
К ее удивлению, Сабрина ничуть не удивилась и не стала насмехаться над ней.
— Спасибо за то, что сказала правду. Итак, ты была очень добра ко мне на демонстрации лошадей, помогла мне, так что я готова ответить тебе добром на добро.
Что-то в ее голосе насторожило Холли. Она неожиданно для самой себя спросила:
— Почему ты не любишь своего брата?
Ее вопрос вызвал у Сабрины смех.
— Неужели? Понятия не имею. Насколько мне известно, так ведут себя все сестры и братья.
— Нет, Сабрина, это не так, — покачала головой Холли.
— Нет? — Сабрина тряхнула головой, отчего распущенные кудряшки заплясали у нее по спине. — Но так всегда себя ведут все Эшуорты.
Холли охватила печаль. Эта семья настолько странная, что все они даже не понимают, насколько не похожи. Она подумала о своей семье, о тех маленьких размолвках, которые были у нее с сестрами, и о том, как быстро они прощали друг друга, всегда друг друга поддерживали…
— Мне очень жаль тебя, — прошептала она, но Сабрина, кажется, ее не слышала.
Колин бросил несколько самых необходимых вещей в открытый саквояж, стоящий в изножье его кровати. Поездка в Бриарвью начнется раньше, чем он предполагал. Вообще-то он собирался дождаться Королевских скачек и потихоньку ускользнуть из Аскота, когда десятки грумов и тренеров начнут увозить отсюда лошадей.
Однако интуиция подсказывала ему, что действовать следует без промедления. Да, завтрашний отъезд привлечет к нему внимание, поэтому он подвергнет риску интересы не только свои и собственной семьи в Девоншире, но интересы каждого местного жителя, фермера.
Однако промедление приведет еще к большему риску. Мисс Сазерленд и ее вопросы… ее тайные вылазки в конюшню и библиотеку. Могла ли она каким-то образом проникнуть в его тайну?
Лорд Дрейтон даже предположить не мог, каким образом. И все же…
Тихий стук в дверь оторвал его от размышлений.
— Войдите! — крикнул граф.
Держа на ладони продолговатую деревянную шкатулку, его лакей вошел в комнату, толкнув дверь плечом.
— Я принес вам то, что вы просили, сэр, — сказал он.
— Благодарю вас, Керкстон, — кивнул Колин, забирая у немолодого лакея шкатулку. — Кто-нибудь видел, что вы заходили в комнату отца?
— Ни одна душа не видела, сэр. Я несколько раз оглянулся по сторонам, прежде чем войти туда.
— Отлично! И ни слова о моих планах кому-то из родных. Я не хочу, чтобы они знали о моем отъезде раньше времени.
— Очень хорошо, сэр. Что-нибудь еще?
— Пока нет. Спокойной ночи, Керкстон.
— Спокойной ночи, сэр.
Лакей неслышно вышел из комнаты и тихо прикрыл за собой дверь.
Этот человек — само благоразумие, с удовлетворением подумал лорд Дрейтон.
Открыв замок на шкатулке, лорд Дрейтон поднял крышку. На подушечке из темно-синего бархата тускло поблескивал в свете свечей двуствольный пистолет. Выгравированные на серебряной рукоятке инициалы отца — затейливое «Т» и простое «Э», — казалось, вызывающе и насмешливо посматривают на него. Хватит ли у него силы духа при необходимости пустить его в ход?
Колин вынул из шкатулки и сам пистолет, и подушечку, на которой он лежал. Под ними, как и ожидал Колин, его пальцы нащупали мешочек, затянутый шнурком. Открывать его не было необходимости. Судя по весу и по легкому позвякиванию внутри, в мешочке находился неплохой запас пуль.
Завтра днем Керкстон покажет родным срочное, хоть и фальшивое, письмо от друга Колина Бенджамина Риверса, декана факультета натурфилософии в Кембридже. Там будет написано о внезапном диспуте, вспыхнувшем между Беном и советом доверенных лиц… Бену грозит увольнение… Требуется срочное вмешательство Колина…
Лорд Дрейтон испытывал легкое чувство вины за то, что втягивает, пусть и косвенным образом, Бена в свой обман, но, поскольку действовать следовало быстро, больше ничего он придумать не смог. Завтра к ужину он и украденный жеребец будут на расстоянии многих миль отсюда.
«А ведь вся эта суета из-за тебя, отец. Именно ты превратил меня в лжеца и преступника, черт бы тебя побрал!»
В дверь снова постучали. Колин поспешно засунул пистолет в шкатулку и захлопнул крышку. Затем он положил шкатулку в саквояж, закрыл и его, затолкал поглубже под кровать и лишь после этого крикнул:
— Войдите!
Сабрина, которая в халате и чепце с лентами выглядела по крайней мере лет на десять моложе, вошла в комнату. Однако когда она вздернула вверх подбородок и высокомерно нахмурилась, глядя на брата, в ее лице не было ничего детского.
— Уже очень поздно, Колин. О чем ты хотел поговорить со мной?
— Да нет, не так уж поздно, моя ночная совушка, — отозвался он.
На мгновение задумчивое, даже печальное выражение омрачило ее лицо. Брат часто называл ее так, когда она была еще совсем ребенком, но с тех пор прошло много лет. Более того, до сих пор Колин и не вспоминал этого ласкового прозвища, которое он дал маленькой сестренке, которая, не обращая внимания на свою гувернантку, не засыпала вечерами, а убегала из постели, чтобы поздороваться со старшим братом, поздно возвращавшимся домой после ночных похождений.
Какой же маленькой она была тогда! Кажется, ей было семь-восемь лет, а его возраст уже приближался к двадцати, и он тогда впервые ощутил вкус свободы во время каникул в университете. Но хоть он и чувствовал себя тогда невозможно взрослым, у него не хватало духу оттолкнуть маленькие ручки, крепко обнимавшие его за шею.
Чувствуя, что у него внутри все переворачивается, Колин подошел к сестре.
