территории, на север. Это будет долгий и трудный путь для нее.
— Уоррен — безумец, — сказал Джаррет брату. — Почти ежедневно там происходят стычки. Враждебно настроенные индейцы нападают на фермы, а белые в ответ уничтожают их деревни. И он хочет подвергнуть дочь такому испытанию!
— Харрингтон защитит ее. — Джеймс пожал плечами. — Джона любят все, даже мой народ.
— Да, — удрученно согласился Джаррет. — Если воин снимет с него скальп, то сильно пожалеет об этом, хотя и будет дорожить им до конца своих дней.
Джеймса пронизала холодная дрожь. Брат совершенно прав.
— Если Харрингтон выступит с группой сопровождения, его не тронут. Мы понесли огромные потери в последнее время, Джаррет, но тем не менее воины готовы сопротивляться до скончания века. Разве что белым действительно удастся уничтожить всех индейцев до одного.
— Джеймс, будь осторожен…
— Даже тебе придется проявлять осторожность, брат. Стремительно наступает то время, когда мы уже не сможем защитить друг друга.
Джаррет вздохнул, стоя у окна, выходившего на заднюю лужайку.
— Война сюда не придет. Я не допущу этого. — Он вдруг улыбнулся, и только сейчас Джеймс услышал смех, доносившийся с лужайки. Он встал и подошел к брату.
На лужайке были Тара, Тила и маленькая Дженифер. Задняя лужайка пологим склоном сбегала к деревьям, и женщины учили девочку скатываться вниз по густой зеленой траве.
— Какое приятное зрелище, — заметил Джаррет. И впрямь было приятно смотреть на золотоволосую Тару, огненно-рыжую Тилу и жгучую брюнетку Дженифер, одетых в платья нежных пастельных тонов. Они выглядели так естественно и умиротворенно.
— Возможно, сегодня я отправлюсь в глубь территории, — проговорил Джеймс. — Пойду на несколько минут к дочери. Извинишь меня?
— Разумеется.
Выйдя на крыльцо, Джеймс продолжал наблюдать за трио на лужайке. Маленький Йен Маккензи крепко спал в колыбели, не реагируя на шум.
— Папочка! — радостно закричала девочка, увидев отца, как молния кинулась к нему и прыгнула на руки. Он крепко прижал ее к себе. Тара и Тила, слегка запыхавшиеся, подошли вслед за Дженифер.
— Мы скатывались! — сообщила отцу Дженифер.
— Я видел.
— Даже не верится, что Тила уговорила меня скатиться оттуда! — рассмеялась Тара.
Дженифер обхватила ручками лицо Джеймса, чтобы привлечь его внимание.
— С Тилой весело.
— Пожалуй, попрошу Дживса принести лимонада, — сказала Тара. — Но конечно, найдется и что- нибудь покрепче, если захочешь, Джеймс.
— Я ничего не хочу, спасибо, Тара.
Дженифер, поерзав, соскользнула на землю и ушла, держа за руку Тару. У Джеймса сжалось сердце при виде удалявшейся дочери, но он возблагодарил судьбу за то, что девочка живет в прекрасном доме, окруженная любовью. Между тем сам Джеймс проводил многие дни без еды и крыши над головой, пробираясь через болота, временами сражаясь или отчаянно пытаясь прекратить сражение.
— Вам повезло, — обронила Типа. — У вас прекрасный ребенок.
— Да?
— Вы сомневаетесь?
— Нет. Я подумал, не сомневаетесь ли вы.
— Вы дерзите мне, Маккензи. Он покачал головой.
— Вы упрямы и наивны, мисс Уоррен. Я постараюсь повлиять на Харрингтона, чтобы он благополучно увез вас отсюда.
— Вы на него повлияете? — Тила усмехнулась. Возможно, она права. На Джона незачем оказывать влияние, чтобы он женился на Тиле Уоррен.
— Да, только для того, чтобы побыстрее выдать вас замуж, — холодно пояснил он.
— Маккензи, я же просила не беспокоиться обо мне.
— Не могу. Я тревожусь за ваш скальп. Она вспыхнула и вздернула подбородок.
— Маккензи, если я захочу, то выйду замуж за Харрингтона, но никогда не сделаю этого по распоряжению другого мужчины. И учтите, меня нелегко обратить в бегство.
— Вам следует бежать.
— Мне здесь нравится.
— Вы еще не видели кровопролития. Она покачала головой:
— Но я видела закат солнца, необычайно красивых птиц, дикие орхидеи и капустные пальмы. Кипарисовые заросли, мох, свисающий с деревьев до самой воды… — Тила снова посмотрела на него так, словно ощутила силу его взгляда.
— Вы должны уехать отсюда, пока это возможно.
— Спасибо за предупреждение. Приму к сведению. — Она направилась к дому.
Джеймс схватил ее за руку и притянул к себе, охваченный страстью и яростью.
— Черт бы вас побрал, но вы должны научиться осторожности! Я не предупреждаю, а утверждаю: если вы не проявите осторожности в этих местах, вам не выбраться отсюда живой.
Тила вырывалась у него из рук, а Джеймс не мог заставить себя отпустить ее.
— У вашего брата кожа темнее, чем у вас, Маккензи. Он еще крепче сжал ее.
— Еще раз коснетесь меня — и назад пути не будет. — В его голосе прозвучала угроза.
Девушка вырвала руку и, гордо вскинув голову, пошла к дому.
Вечером, за обедом, Тила сидела напротив Джеймса. Дженифер была здесь же, поэтому взрослые не затрагивали серьезных тем. Маленькая девочка уже понимала, что такое война, ибо долго жила в этих местах. Считая, что ей лучше не слышать разговоров на эту тему, взрослые завели беседу о театре и музыке, о растениях и животных. И никто не проронил ни слова об оружии, ножах, боях или опасности.
Джеймс Маккензи держался с дочерью замечательно, по мнению Тилы. И с невесткой тоже. Значит, именно она возбуждала в нем злобу. Что ж, этому есть объяснение: она невольно прикоснулась к его внутреннему миру, вторглась в святая святых.
Танцуя с Джоном Харрингтоном и наблюдая за Джеймсом прошлым вечером, девушка видела, как он беседует со своими знакомыми: любезно, но сдержанно.
Она видела, как женщины заговаривают с ним, следила за выражением их глаз. Их явно тянуло к Джеймсу, и Тила ощутила нелепые уколы ревности.
Потом, прошлой ночью, она лежала без сна, уставившись в потолок и вспоминая ощущение от прикосновения его губ. Тиле следовало бы прийти в ужас от своего поведения. Она всегда держалась уверенно и решительно, но никогда не помышляла о том, чтобы так безрассудно вести себя с мужчиной.
Но что-то совсем новое полностью захватило ее. Девушке безумно хотелось снова прикоснуться к нему, ощутить шелковистость его кожи, почувствовать его мускулы. Ей нравилось, когда Джеймс смотрел на нее, пусть даже насмешливо. Она хотела узнать этого человека, понять его, заглянуть в самую душу. Эти мысли обжигали, удивляли и тревожили, но не покидали ее.
И сейчас, рассказывая об архитектуре Чарлстона, Тила вдруг вспомнила, как он взял ее руки и опустил их вниз. Она не забыла, какой жар, жизнь и неистовое обещание исходили от его пульсирующей плоти…
Джеймс хотел отпугнуть ее.
Она испугалась.
И все же Тила мечтала прикоснуться к нему. Щеки ее вспыхнули. Потеряв аппетит, она положила вилку на стол.
Джеймс посмотрел на нее так пристально, словно тоже вспомнил это. Черноволосый и смуглый, он выглядел настоящим красавцем в белой сорочке. А голубые глаза серьезно изучали ее.
