покинула Сомерсет. Не знаю, печалиться мне или радоваться.
– Ты можешь чтить его память, в этом нет ничего плохого.
Она кивнула.
– Ты прав. Мы любим родителей такими, какие они есть. И всегда ждем от них одобрения своим поступкам. Прошлого не вернуть. Отец очень переменился после смерти Тео, и мне часто казалось, что он смотрит на меня и не видит. Я для него была все равно что старая мебель, к которой привыкаешь настолько, что не замечаешь. В конце концов ему не стало дела ни до кого, кроме себя и бутылки. Все это так грустно.
Серина стиснула руками одеяло. Воспоминания всколыхнули былую боль.
– Да, такое прошлое способно породить кошмарные сны. – Он взял ее за руку. – Тебе надо оставить его в покое и продолжать жить дальше. Перед тобой будущее. – Он переплел свои пальцы с ее пальцами нежным, успокаивающим жестом. – Что меня удивляет, так это то, что ты не замужем. Ты прелестна и хорошо воспитана, из хорошей семьи.
– Мама была эгоистична. Ей не хотелось отпускать от себя единственного ребенка. К тому же родители были заняты выяснением отношений и совершенно не занимались мной. – Но как рассказать ему про убийство? Поверит ли он ей? И Серина решила самую трагическую часть своей истории отложить до лучших времен.
– Ты вела уединенную жизнь, у тебя было мало развлечений. Ты должна была танцевать на балах, флиртовать с молодыми людьми.
– Я ни о чем не жалею, – твердо заявила она. – Правда, я скучаю без музыки и живописи.
– Ага, у нас с тобой много общего, – улыбнулся он. – Я играю на лютне и пою веселые песенки. Не скажу, что у меня хороший голос, но петь мне нравится. – Он выпустил ее руку и встал с постели. – Подожди, я сейчас.
Серина лукаво улыбнулась.
– Куда же я пойду?
Он сбежал по ступеням и вернулся пять минут спустя со свертком и большой лютней, которую она уже видела в его спальне.
– Это тебе.
Она изумленно покосилась на сверток. Поначалу ей не хотелось принимать от него подарки, но любопытство победило. Он присел на спинку кровати и принялся настраивать лютню, пока Серина развязывала бечевку и разворачивала бумагу. В свертке оказалась одежда. Она радостно вскрикнула:
– Новое платье! Ты даже представить себе не можешь, как мне хотелось надеть чтонибудь чистое.
– Боюсь, одежда не высшего качества, но, я думаю, это все же лучше, чем твои обноски.
– Да, – прошептала она, беря в руки белые чулки. Они были шелковые, но остальная одежда – шерсть и грубый хлопок. Она восхищенно разглядывала простую рубашку с кружевными оборками по низу коротких рукавов, платье из голубой шерсти с кружевным лифом и белую юбку со складками у пояса.
– Кринолин принесут сегодня чуть позднее. Я не смог его упаковать. И еще я заказал пару кожаных башмачков. Скоро зима, и атласные туфельки тебя не согреют.
– Спасибо, – прошептала она, – но я не думаю, что ты обязан покупать для меня одежду. Я и сама могла бы это сделать.
– Это так, – согласился он, пощипывая струны лютни. – Но теперь я стараюсь возместить причиненный тебе ущерб.
Лютня издала мелодичный нежный звук. Прижав к себе обновки, она слушала печальную балладу о том, как одного бродягу повесили за то, что он украл шелковый платок.
Голос Ника, глубокий и сильный, трогал ее до глубины души, и ей захотелось плакать. Очевидно, он почувствовал ее настроение, потому что вскинул бровь и улыбнулся ей. Она натянула на себя чистую рубашку и легла, подложив под голову подушку.
Она слушала его, и на нее снизошло умиротворение. Время как будто остановилось – не было ни прошлого, ни будущего, ни тревог, ни страхов. Она закрыла глаза, и он снова запел, на этот раз неприличную песенку, рассмешившую ее.
– На каком инструменте ты играешь? – спросил он, отложив лютню.
– На клавесине и немного на флейте, но голос у меня слабый. Ты поешь с чувством – как настоящий менестрель.
Его глаза радостно сверкнули.
– Благодарю за комплимент. – Он наклонился к ней и слегка коснулся губами ее губ. Ее сердце учащенно забилось, и между ними вспыхнул уже знакомый огонь, требовавший утоления. Но она отодвинулась на край кровати – сейчас ей не хотелось играть в эти игры.
– Я рисую лучше, чем пою, – призналась она. – Пейзажи, лошадей и домашних животных. Мне нравится переносить на холст грозовые облака над горизонтом или лучи света, запутавшиеся в зеленой листве таинственной чащи.
– Ты сама тайна, сказочная фея, которая вотвот улетит. – Его ладонь коснулась ее шеи. – От чего ты бежишь, моя прелесть? Кроме воспоминаний, разумеется.
Она и рада была бы выложить ему всю правду, но если она упомянет свою фамилию, он будет пытаться узнать о ее жизни в Сомерсете.
– Я ни от чего не бегу, – проговорила она, отводя взгляд.
– Это ложь. Юная леди ни за что не отправится в путь без охраны.
– Мы уже говорили об этом, и я не желаю начинать все сначала.
Он поцеловал ее в плечо, погладил грудь, и она почувствовала, что тает. Как же быстро он прибрал ее к рукам!
Утро сменил день, и солнце поднялось высоко, прежде чем очередной приступ страсти был утолен. После продолжительного молчания она спросила:
– Теперь ты мне доверяешь? Я не выдам тебя. Ты меня отпустишь?
Он изумленно уставился на нее.
Глава 10
– Как ты можешь говорить о разлуке, когда мы только что обрели друг друга? Неужели близость значит для тебя так мало? – потрясенно спросил Ник.
– Нет, я была счастлива с тобой. Но это временное счастье. Мои тревоги и заботы не исчезли, и наши чувства еще больше все усложняют. – Серина обратила на него молящий взгляд. – Я даю слово, что не стану доносить на тебя властям. – В душе ее шла борьба: как расстаться с ним после такой ночи? Но ведь не может она связать свою судьбу с разбойником?
Значит, надо постараться забыть то, что было, и чем скорее, тем лучше, пока она не привязалась к нему. Он не только разбудил в ней страсть, но и, затронул струны ее сердца. Она влюбилась, и это пугало ее больше, чем заточение. Любовь делает человека уязвимым.
– Если тебе небезразличны мои чувства, отпусти меня, – продолжала она.
– Я не могу рисковать, – произнес он после продолжительного молчания. – Пока нет. – Он вздохнул. – Но скоро.
– Зачем же ждать?
Его взгляд прошелся по ее телу, и она смущенно потупилась.
– У меня на это достаточно причин, Серина. Единственный способ заручиться твоим молчанием, это выведать твой секрет. И я подозреваю, у тебя есть тайна, которую ты желала бы скрыть.
– Ты что же, собираешься меня шантажировать? – Она лихорадочно натянула на себя старую рубашку. Еще одно его слово, и она завопит от злости. И хуже всего, что он прав: ей действительно есть что скрывать. – Ты никогда не узнаешь всей правды, пока я сама тебе не скажу, – отрезала она. – Мне жаль тебя разочаровывать, но никакой особой тайны у меня нет.
Она вскочила с кровати и принялась натягивать на себя свои грязные лохмотья, пропахшие потом и дымом. Господи, полцарства за горячую ванну! Она встала у окна и стала смотреть, как в доме напротив служанка застилает постель.
