– Я знаю, что тебя это злит, но я использую любую возможность, чтобы прикоснуться к тебе. К тому же я не желаю, чтобы местные мужланы на тебя пялились, – отчеканил он.
Серина смерила его сердитым взглядом.
– А я использую любую возможность, лишь бы быть от тебя подальше, – огрызнулась она.
– Похоже, от голода мы становимся весьма раздражительными, – заметил Раф, перевязывая мокрые волосы лентой. Под глазами его залегли тени, лицо выглядело усталым. Серина подумала, что не она одна страдает, другим тоже приходится нелегко.
Раф отодвинул перед ней стул, и она села, оглядывая комнату. Служанка расставляла на буфете блюда с едой. Еще две служанки принесли глиняные миски, тарелки и бокалы для вина.
Ник заказал бутылку кларета и по кружке эля для себя и Рафа.
– Что вы будете пить, мисс Хиллиард?
От взгляда Ника по телу ее разлился жар. В это мгновение она готова была отдать все на свете за его объятия, но тут же отбросила прочь крамольные мысли.
– Вина, если можно.
Во рту у нее пересохло. Ник не спускал с нее внимательного взгляда, как будто точно знал, что с ней происходит.
Она развернула веер – один из тех, что расписала своими руками у мисс Хопкинс, – и принялась обмахивать разгоряченное лицо. На веере красовался обведенный позолотой орнамент из цветочных гирлянд и купидонов, под ним на атласной ленточке были выведены слова: «Истина, любовь, честь». Ей было приятно сознавать, что она сама расписала эту вещь. Сама! Никто ей не помогал.
Ник заметил, как она разглядывает веер, и усмехнулся:
– Судя по твоей самодовольной улыбке, – ты любуешься собственной работой.
– К чему этот сарказм? – проворчал Раф. Он протянул руку, и Серина подала ему веер. Он развернул его и стал задумчиво рассматривать, – Я коечто вспоминаю… Женщину, которая проводила много времени за рисованием, расписывая веера. Этот орнамент мне знаком.
– Такой же орнамент украшает фрески в церквах. Амуры, цветы. Ангелов здесь нет, иначе мотив имел бы религиозный, а не светский характер. Я, например, больше люблю цветы – любые цветы, – объяснила Серина, радуясь тому, что наконец удалось хоть с кемто поговорить спокойно и дружелюбно.
Раф потер лоб.
– Я отчетливо помню тонкие женские пальчики, держащие кисть, хрупкое запястье, баночки с краской. И солнечный луч, падающий из окна на поверхность стола.
Серина тут ж. е представила себе Андрию за работой. Да, все сходится, но ведь то же можно сказать и о других художницах.
– Роспись вееров очень популярна среди благородных дам. Должно быть, вы вспоминаете сестру или кузину за этим занятием или художницу, которая расписывала веер вашей матушке.
По лицу Рафа промелькнула гримаса отчаяния.
– Наверное, вы правы. Но больше я ничего не могу вспомнить. – Он оперся на локти и сжал ладонями виски.
Серина смотрела на него с сочувствием – его боль не могла оставить ее равнодушной. Она ободряюще сжала его руку.
– Не отчаивайтесь. Вы помогли мне в свое время, и я обязательно отплачу вам за ваше терпение и доброту.
Раф тяжело вздохнул и промолчал. Серина обменялась взглядом с Ником, и тот кивнул, поняв ее молчаливую просьбу о поддержке.
– Я уже обещал Рафу, что поеду с ним на север, после того как мы закончим здесь все дела. И вместе разыщем лорда Роуэна.
«Мне бы тоже хотелось поехать с вами», – чуть не сказала Серина, но промолчала. Их с Ником пути разойдутся после поездки в Сомерсет. У нее теперь есть работа, и она вернется в Лондон, как только убийцу отца арестуют.
– Это самые добрые слова, которые я услышала от тебя за весь вечер, Ник. – Она улыбнулась ему. – Я рада, что на друзей твой сарказм не распространяется. Ты приберегаешь его специально для меня.
– Мои друзья меня понапрасну не злят, – возразил Ник. – Всему есть предел, и моему терпению в том числе.
– Да, это видно. Но если терпения у тебя маловато, то зато остального в достатке: вспыльчивость, упрямство, хитрость и коварство. Список можно продолжать до бесконечности.
– Этот список только ты и держишь в памяти. Цепляешься к малейшим моим недостаткам и раздуваешь их до немыслимых размеров.
Серина невольно отвела взгляд, смущенная его вспышкой. Раф встал, отодвинув стул.
– Пойду в конюшню, проведаю лошадей. – Он ушел, и Серина в отчаянии всплеснула руками.
– Ник, видишь, что ты наделал? Изза тебя Рафаэлю пришлось нас покинуть. Нельзя ссориться при посторонних. Это некрасиво.
Ник вздохнул и откинулся на спинку стула.
– Ты права, но я не могу усмирить свои инстинкты в твоем присутствии.
Он обратил на нее тяжелый взгляд, обещавший возмездие и наказание. Дрожь пробежала по ее телу, но сердце подпрыгнуло в груди, и страсть вновь залила жаром ее щеки.
– Я хочу, чтобы ты призналась, что любишь меня, – тихо проговорил он. – Зачем ты скрываешь свои чувства? Ведь я знаю, что твое сердце принадлежит мне. Мы не сможем долго сторониться друг друга.
От его слов мурашки побежали у нее по спине. Его взгляд напомнил ей пожар в лесу, пожирающий все на своем пути.
Глава 22
Серина вертелась в постели, тщетно пытаясь заснуть. И только глубокой ночью ей удалось наконец провалиться в забытье, но и во сне тяжелые раздумья не оставляли ее, хотя она выпила за обедом много вина, чтобы заглушить воспоминания. Сцена смерти отца снова вплелась в ее сон.
Она резко села, ловя ртом воздух. В первое мгновение она даже не смогла сообразить, где находится. Тусклый серый свет пробивался в комнату сквозь занавески на окне. Она в гостинице.
Липкий пот покрывал ее тело. Она обхватила руками колени и тут услышала, как тихонько звякнул засов и ктото проскользнул в комнату. Серина в ужасе замерла.
– Кто здесь? – Неужели это ее голос – осипший от страха?
– Это я, Ник. Моя комната рядом с твоей, и я слышал, как ты кричала во сне. – Он сел рядом с ней на кровать, не решаясь ее обнять.
Она всхлипнула и протянула к нему руки.
– Ты пришел.
Он прижал ее к своей груди так крепко, что она едва могла дышать. Наконецто она в безопасности.
– Ты все еще страдаешь от ночных кошмаров?
Она молча кивнула, дрожа всем телом. Он не должен быть здесь, не должен обнимать ее, но она не могла отстраниться. Она тянулась к его успокаивающим объятиям, как пчела к цветку. Если он отпустит ее, она рассыплется на тысячи кусочков.
Серина чувствовала под своими ладонями его упругие мышцы и гладкую кожу. Сила и нежность – сплошные противоречия. Мужское обаяние, скрытое под привычной светской маской. Ее руки ласково скользнули вдоль его спины. Он уткнулся ей в шею и запустил руку в ее волосы.
На нем были только панталоны, и жесткий пояс препятствовал ее ласкам. Пора остановиться – твердил голос рассудка. Но именно сейчас, в это мгновение, ей так необходимы его объятия. Всего лишь мгновение украденного счастья, чтобы она поверила, хоть ненадолго, что он принадлежит ей и она не одинока в этом враждебном мире.
Она не может предать Калли. Не должна… Эта мысль промелькнула в ее сознании и тут же растаяла без следа.
