постелил на полу, и она накрыла их одеялом. Смучес тут же залез туда и устроился между ними на ночь.
Потушив свет, Роберта разделась и забралась в постель, уютно устроившись рядом с мужем. Лежа в его объятиях, она чувствовала себя спокойно и удобно, а когда Гордон потянулся к ней и накрыл ей рот сладким поцелуем, обвила его шею руками и еще теснее прижалась к нему.
– Леди Роб, – раздалось вдруг в темноте.
– Что тебе, Гэвин?
– А мы и завтра утром будем есть лепешки?
– Если хочешь.
– Я хочу.
– И я тоже, – подхватил Дункан.
– Ну что ж, ладно, – сказала она. – Но учтите, если я не высплюсь, то буду слишком усталая, чтобы готовить для вас.
На некоторое время воцарилась тишина.
Немного выждав, Гордон снова придвинулся ближе и бесшумно поцеловал ее. Роберта скользнула языком ему в рот, и поцелуй стал испепеляюще страстным. Пальцы Гордона прошлись по ее обнаженным ногам, и у нее перехватило дыхание, когда он стал гладить ее между бедер.
Стараясь не шуметь, Гордон накрыл ее тело, и Роберта впустила его внутрь себя. Но кровать предательски заскрипела, когда они начали двигаться в такт, охваченные нарастающей волной сладострастия.
– Что вы делаете? – громко спросил Гэвин в темноте.
Гордон с Робертой замерли.
– Они делают тебе сестренку, – громким шепотом сказал Дункан. – Молчи, если не понимаешь.
– Спасибо, – крикнул Гэвин.
Гордон и Роберта не знали, то ли смеяться, то ли досадовать. Смирившись с неизбежным, Гордон скатился с жены и прижал ее к своему боку.
– Спокойной ночи, ангел, – шепнул он.
– Спокойной ночи, муженек.
– Бабушка Бидди приехала! – закричал Гэвин, бросаясь навстречу старушке, вылезавшей из повозки.
Торопливо выйдя из конюшни, где он чистил лошадей, Гордон с облегчением увидел ее рядом с Дьюи и Гэбби.
Он надеялся, что большой опыт Бидди поможет ему выяснить наконец, что за хворь приключилась с его женой. Как раз сейчас Роберта лежала в постели: у нее кружилась голова и ее тошнило.
– Слава богу, что ты здесь, – сказал Гордон, помогая старушке пройти к дому. – Роберте нездоровится, и я хочу, чтобы ты присмотрела за ней.
– Ну и поездка! – пожаловалась Бидди. – Все мои старые кости растрясли. Бок ломит, рука болит. Меня саму теперь надо лечить.
Дункан и Гэвин засмеялись. Гордон тоже спрятал улыбку, и только Гэбби проявила заботу о ней.
– Пойдем, отдохни сначала немного, – сказала она, беря бабушку за руку.
– На том свете отдохну, – отрезала Бидди, хлопнув ее по руке. – Возьми в повозке бараний рубец с потрохами и отнеси в дом. А ты, – повернулась она к Гордону, – подожди здесь.
Гордон наклонил голову к Дьюи и шепнул:
– Она что, собирается этим лечить мою жену?
Дьюи в ответ только пожал плечами.
Прошло пять минут, потом десять, пятнадцать. Прошел час, а из охотничьего домика никто не выходил.
Гордон неотрывно смотрел на закрытую дверь, с каждой минутой тревожась все больше. Господи, что же они делают там так долго? Роберта, должно быть, ужасно больна. Что будет, если он потеряет ее? От этой мысли в душе у него все оборвалось. Привыкнув видеть Роберту всегда рядом, он не представлял уже себе жизни без нее.
– Леди Роберта умирает? – спросил Дункан, почувствовав волнение отца.
Гордон посмотрел на мальчика и грустно вздохнул.
– Нет, сынок, – сказал он наконец. – Все будет хорошо, раз бабушка Бидди приехала.
– А это добрая ложь или плохая? – спросил Гэвин.
Озадаченный, Гордон повернулся к младшему сыну.
– Я не понимаю, о чем ты говоришь.
– Леди Роберта сказала мне, что…
В этот момент дверь домика открылась, и на пороге с сердитым видом показалась бабушка Бидди. Вслед за ней появилась и Гэбби.
Приготовившись к самому худшему, Гордон сделал шаг вперед и спросил:
– Ну как?
– Да тебя надо отшлепать, глупого, за то, что заставил меня тащить свои старые кости сюда в горы, – заворчала на него Бидди. – Твой отец был прав: у тебя здравого смысла не больше, чем у осла.
– Что с Робертой? – требовательно наступал на нее Гордон.
– Ничем она не больна, дурачок, – проворчала старушка. – Жди прибавления в семействе.
– Ты имеешь в виду… она что, беременна? – спросил Гордон.
Дункан и Гэвин вскрикнули от восторга и запрыгали. Дьюи захохотал, а Гэбби ухмыльнулась, увидев ошеломленное выражение лица Гордона.
– Бидди, милая, я люблю тебя! – вскричал Гордон, обнимая старушку. Он звонко чмокнул ее в губы и бросился в домик.
Когда он вошел, Роберта в одной рубашке сидела на краю постели. Она робко, застенчиво улыбнулась:
– Бидди уже сказала тебе?
Гордон кивнул и сел с ней рядом.
– Почему же ты мне сама не сказала? – спросил он. – Я ведь с ума сходил от беспокойства.
– Ты?
Гордон улыбнулся и, обняв ее за плечи, притянул к себе.
– Конечно, я беспокоился, – прошептал он, проводя губами по ее виску.
– Я и сама не догадывалась, – призналась Роберта, опуская глаза. – Я думала, что это какая-то болезнь.
Очень мягко Гордон повернул ее голову к себе и подождал, пока она поднимет на него зеленые глаза. Потом поцеловал ее и прошептал:
– Спасибо тебе, ангел.
Роберта улыбнулась в ответ, но на душе ее было тревожно, и тревога эта проступала на лице. Простого «спасибо» теперь, когда она носит его ребенка под сердцем, ей было недостаточно. Ей отчаянно хотелось услышать от него другое: три простых и магических слова: «Я люблю тебя».
Но разве могла она быть уверенной в этом? Разочарования преследовали ее всю жизнь. Так почему же тут должно быть иначе? Наверное, она должна быть ему благодарной уже за то, что он не лжет ей. Это было бы хуже всего!
Июнь принес теплую сухую погоду, без ветра и облаков. Летние утра были наполнены птичьими голосами, полдни – сверкающим солнечным светом, а тихие вечера – огоньками светлячков в долине. В лесу зацвели венерин башмачок и омела, обвивающаяся вокруг дубов.
Минул день летнего солнцестояния.
С наступлением июля пришли сильные грозы. К середине августа в долине зацвел золотарник, возвещая первые приметы осени. Крики синих соек сменили сладкоголосое пение зябликов и соловьев, которые куда-то исчезли. Когда же полная луна засияла на ночном небе, все Кэмпбелы стали считать дни летнего выпаса, которые им осталось еще провести в долине.
