почувствовал, как внутри закипает ярость из-за того, что в считающейся цивилизованной стране терпят такую дикость.
Вернувшись в «Савой», Сэвидж написал записку лорду Лэмбу, уведомляя его, что вернулся в Англию, и прося дозволения воспользоваться городским имением в районе Мейфер, пока не приобретет собственного. Это была всего лишь дань вежливости; он переедет туда задолго до того, как письмо будет получено в Стоуке. Заканчивая записку, сообщал своему подопечному, что посетит Лэмб-холл на следующей неделе.
Фентон, дворецкий на Керзон-стрит, сухо приветствовал мистера Сэвиджа, но, узнав, что тот был на Цейлоне другом и соседом хозяйки и покойного хозяина, немного оттаял. Фентон всегда спрашивал себя, как бы в данных обстоятельствах вел себя мистер Бэрке, и старался действовать соответственно. В городском доме держали кухарку-экономку миссис Хогг и молоденькую горничную Дору, коренную уроженку Лондона. Обе заняли позицию, с которой можно было удобно разглядывать прибывшую из Индии странную троицу.
— Ух ты, видала такие рожи? — прошептала на ухо экономка Дора.
Миссис Хогг, с явным неодобрением скривив губы пробормотала:
— Дикари! Терпеть не могу!
Дора, которая была недурна собой и не страдала от избытка скромности, с завистью разглядывала темнокожую девушку в экзотической одежде. Фентон, показав мистеру Сэвиджу хозяйскую спальню, был в растерянности относительно других двоих. Отметив безупречно белые одежды и украшенный рубином тюрбан, он подумал, что, возможно, Джон Булль — заезжий принц, а дама — его жена или наложница, или как там называют женщин при индийских принцах. На всякий случай Фентон выделил им отдельные покои и облегченно вздохнул, когда мистер Сэвидж удовлетворенно сунул ему в ладонь гинею.
— Попозже с моего корабля доставят сундуки и другой багаж. Этим займется Джон Булль.
Адам решил наедине переговорить с прислугой, чтобы облегчить жизнь Джону Буллю и Киринде, которые, он знал, пока не обвыкнутся, будут чувствовать себя как рыба, вытащенная из воды.
— Спущусь вниз познакомиться с прислугой, — сказал он, беря в руки клетку с Рупи. Фентон спустился с ним, показывая путь.
Сэвидж решил, что самое подходящее место для скворца — прихожая, где покрытый керамической плиткой пол можно без труда убрать. Затем вошел на кухню и представился.
— Мои люди с Цейлона, несомненно, покажутся вам странными. Мой человек привык руководить многочисленный челядью и может произвести впечатление слишком властного. Я хотел бы попросить вас постараться быть дружелюбными, а если возникнут какие-либо трудности,
не стесняйтесь обращаться прямо ко мне.
Миссис Хогг с опаской разглядывала его. Она еще не встречала такого грозного на вид человека, хотя и знавала властных людей, но ей было не по нутру прислуживать иноземцам.
— Трудности, сэр? — переспросила она.
— Возможно, я накликаю неприятности, которых на самом деле и не будет, — мягко поправился он. — Если и возникнут трудности, то, пожалуй, только с продуктами.
Миссис Хогг сердито поджала губы. Никто еще ни разу не жаловался на то, как она готовит.
— На Цейлоне пища сильно сдабривается специями, и мы едим много фруктов и овощей. Когда много лет назад я жил в Лондоне, единственным овощем, насколько я помню, была репа, которую я терпеть не могу. Я был бы признателен, если бы вы брали с собой моего человека, когда пойдете покупать продукты, и отвели ему местечко на кухне, где он мог бы готовить национальные блюда.
Если бы посмела, миссис Хогг отказалась бы.
— Большую часть дня я буду отсутствовать по делам. Благодарю вас за сотрудничество.
После его ухода повисло зловещее молчание, потом сразу заговорили все трое. Фентон, чувствуя себя довольно глупо из-за того, что человек, которого он принял за принца, оказался всего лишь лакеем, сказал:
— Что до меня, то пусть все делает его прислуга.
— А я не потерплю, чтобы лезли ко мне на кухню. Терпеть не могу иноземцев!
Дора, наделенная богатым воображением, вставила:
— Да он один из, как их, набобов. Держу пари, что она из его гарема.
Миссис Хогг, только что утром накупившая репы, следующие полчаса гремела котлами и сковородками. Услышав пронзительный крик: «Содом и Гоморра!» — выбежала в прихожую узнать, кто там богохульствует.
— В чем дело? — потребовала она ответа у Доры.
— Это их птица.
— Терпеть не могу птиц. Нечего ей здесь делать с бесстыжим языком. Ей место в подвале!
Дору распирало любопытство, чем занимаются новые обитатели. Под видом уборки она поднялась наверх подслушать их разговор и заглянуть в замочную скважину. Джон Булль как нарочно в этот момент открыл дверь. Увидев стоявшую на коленях горничную, он удивился странному обычаю.
— У вас в эту дырку молятся? — спросил он.
— Ничего такого я не делала! — огрызнулась она.
— Я не обвиняю тебя в том, что ты подглядывала, хотя мне теперь ясно твое намерение.
— Я не подглядывала! — твердила Дора.
— Теперь к тому, что ты подглядывала, еще добавляется ложь. Что ты так смотришь на мою голову?
Шмыгнув носом, Дора решила, что наступление — лучший вид обороны.
— Что это ты намотал себе на голову? Джон Булль гордо выпрямился, думая, как бы объяснить это особе женского пола явно ниже его по положению.
— Это часть моей форменной одежды. Как, скажем, этот кусок материи у тебя на голове!
— Кусок материи? — задохнулась от оскорбления Дора. На ней был чуть ли не самый лучший ее чепец. — У меня чепцы, а не какие-то тряпки. Этот из настоящего льняного полотна. И кружева с мушками.
— Мушками? — Джон Булль пришел в ужас. «У нее насекомые. Тогда понятно, почему у нее на голове такая отвратительная шапка!»
— Да, — гордо подтвердила Дора.
— Не подходи ко мне. Ты грязная.
— Грязная? — взвизгнула она.
— Ты освобождена. Кыш, ныш.
— Не тебе меня прогонять… не успел приехать, а… подохнуть можно!
— Я приехал в Англию не умирать, а жить!
Спустившись на кухню, он столкнулся с грудастой толстой кухаркой.
— Позвольте представиться. Я Джон Булль.
— Если ты Джон Булль, тогда я царица Савская, — объявила она.
— Савская? Значит, ты не женщина — свинья? — слегка озадаченно спросил он.
Дора прыснула, тогда как миссис Хогг[1] побагровела.
— Значит, женщина-свинья? Издеваешься над моей фамилией? — вскипела она.
— Нет-нет, мадам. Уверяю вас, я вполне серьезно.
— Для тебя я миссис Хогг. И требую здесь, на кухне, уважения. Терпеть не могу, когда лезут не в свои дела.
— Я не имел намерения вмешиваться в ваши дела, мадам, или в дела этой женщины с насекомыми. Я пришел взять ломтик фрукта для скворца моего хозяина, его сегодня не кормили. Кстати, где птица?
— Съела я ee! Спустила вниз, там и оставила!
— Я бессловесный!
— Хочешь сказать, безмозглый.
— Я мог бы сказать что-нибудь непристойное, но воздержаюсь! — произнес Джон Булль, с достоинством покидая кухню и направляясь наверх, где оставался до конца дня.
Дома Сэвидж получил записку от мистера Уотсона, в которой сообщалось о подходящем доме, но,
