излияний чувств, надеясь тем самым не дать брату возможности расспрашивать о вчерашнем происшествии.
Затем эстафету излияния чувств подхватил лорд Гарри, говоря о доброте и щедрости Энтони, о замечательных качествах экипажа, обладателем которого только что стал. В конце концов, Энтони выразил желание проводить их до дверей. Без дальнейших осложнений они сели в фаэтон и выехали на дорогу.
— О чем, спрашивается, вы думали, когда ворвались к нам и понесли эту чушь насчет леди Берлингтон? — справился лорд Гарри, когда они остались одни и отъехали на безопасное расстояние от дома.
— Я решила, что до Энтони дошли слухи и он пригласил вас, чтобы заставить немедленно жениться! — ответила она, недовольная тем, что из льстивого жениха он мгновенно превратился в дерзкого делового партнера.
— Похоже, нам повезло и леди Берлингтон на этот раз держит свои мысли при себе.
— На леди Берлингтон это как-то непохоже.
— Согласен. Должен признаться, что тоже был слегка озабочен, когда получил записку вашего брата с пожеланием утром встретиться.
— Вас испугало, что он мог заставить меня разорвать помолвку, что ухудшило бы ваши отношения с дядей?
— Нет, я боялся, что он заставит меня назвать дату и затянуть вокруг моей шеи петлю в образе мисс Растмур.
— Да, это, без сомнений, было бы для вас ужасно!
— Только не надо прикидываться уязвленной. Вы подумали то же самое, прибежали вниз и начали нести околесицу, едва не заставив брата скрепить сделку! На самом деле, мисс Растмур, я уже начал беспокоиться, не решили ли вы нарушить обещание, что помолвка является фиктивной.
— О нет, сэр, я полна решимости выполнить договор. Можно подумать, что я действительно собиралась выйти за вас замуж!
— Тогда я рад, что у нас полное взаимопонимание.
— Безусловно.
— Хотя странно.
— Что?
— Мне кажется, я еще не встречал счастливых жениха и невесту, у которых были бы полное взаимопонимание и согласие.
— Это потому что они ничего другого не ждут, кроме совместной жизни. В то время как наша будущая жизнь точно не будет совместной.
Говоря это, она смеялась, но не все ее слова прозвучали так весело, как хотелось бы.
— Тогда, возможно, нам стоит получить удовольствие от того времени, которое мы проведем вместе, мисс Растмур. Как вы считаете, экипаж вашего брата — это то, что нам нужно?
— Безусловно, сэр. Энтони очень хорошо поступил, верно?
— Разумеется.
Пенелопа откинулась на удобном сиденье, признавая, что получает удовольствие от прогулки. Лорд Гарри порой бывал просто невыносим, но мог быть и вполне очаровательным. Жаль, что его дядя не видел ничего хорошего в своем племяннике и держал беднягу на голодном пайке. Лорд Гарри хорошо смотрелся, управляя этим фаэтоном. Экипаж был словно создан для него.
Лорд Гарри взглянул на нее, Пенелопа осознала, что таращится на своего спутника, и тотчас отвела глаза. Не стоило тратить на это время. Давно пора подумать о том, как устроить путешествие в Египет, сколько слез пролить, чтобы убедить Энтони, когда наступит для этого момент.
Господи, только бы он побыстрее наступил. Еще несколько приятных прогулок с лордом Гарри, и ей будет не хватать их, когда все кончится. Но это в ее планы не входило.
Чтоб ему пусто было. Сегодня Пенелопа Растмур выглядела особенно свежей и сияющей. Гаррис поймал себя на том, что не в состоянии сосредоточиться на более насущных делах, в частности: своевременно объезжать ухабы и рытвины на дороге или придумать способ, как раздобыть сокровища, столь остро необходимые для спасения Олдема. Даже одобрительные и завистливые взгляды прохожих не могли отвлечь его мысли от привлекательной молодой леди, сидевшей рядом.
Сверкающий скарабей на ее груди соблазнительно поблескивал, и у него чесались руки от желания завладеть им. И ею. Что, спрашивается, с ним такое творится? Пенелопа Растмур была последней женщиной, способной возбудить его интерес. Пустая, эгоистичная, она не обладала глубокими знаниями хоть в чем-то мало-мальски важном и, совершенно очевидно, не проявляла к нему ни малейшего интереса.
Может, в этом и состояла суть его проблемы. Он привык к вниманию женщин, привык быть предметом женского вожделения. Что касалось Пенелопы, то она, похоже, стремилась лишь получить от него то, на что рассчитывала, чтобы затем избавиться.
В каком ужасе она пребывала, когда прибежала к ним из страха, что он назовет дату свадьбы. Но он, конечно, не мог винить ее в этом. Если бы Растмур услышал от леди Берлингтон хоть часть отвратительных сплетен, то его желание заставить влюбленных назначить дату свадьбы и начать рассылку приглашений выглядело вполне естественным. Чем обычно люди и занимаются после обручения. Гаррису следовало быть ко всему готовым.
— Знаете, — сказал он, стараясь не отрывать глаз от дороги впереди, хотя ему очень хотелось повернуть голову, чтобы полюбоваться своей спутницей. — Нам, видимо, не помешало бы придумать какой-то ответ на тот случай, если леди Берлингтон все же решит распустить слухи о том, что застала нас вчера вместе.
Поразмыслив, Пенелопа кивнула:
— Может, вы и правы, но не лучше ли будет отрицать ее обвинения? Вы туда не возвращались после моего ухода?
— Нет, не возвращался, и меня никто не видел.
— Никто, кроме Милли, горничной. Можно ли надеяться на то, что она нас не выдаст?
— Горничная? Нет. Но мы можем все отрицать.
Гаррис чувствовал на себе взгляд Пенелопы. А что он должен был, по ее мнению, ответить? Она определенно чего-то ждала.
— А если ваш брат поинтересуется, почему мы не торопимся с назначением даты свадьбы, — продолжил он, решив, что ее мысли двинулись в этом направлении, — скажем ему, что хотим немного подождать.
— Вашего дяди.
— Что?
— Мы скажем ему, что ждем, когда ваш дядя решит вопрос с финансами.
— Звучит правдоподобно.
— Естественно! Разве не ради этого все и затевалось? Вы пошли на это, чтобы ваш дядя сменил гнев на милость и обеспечил вам достойное финансовое содержание. Это идеальное оправдание, потому что частично соответствует действительности.
Гаррис с ней согласился:
— Да, понятно. Любой опытный лжец знает, что лучшая ложь — это та, в которой содержится значительная доля правды.
— Точно.
— Вы беспокоите меня, мисс Растмур. Слишком хорошо вы во всем этом разбираетесь.
— Я много лет после смерти отца живу под опекой брата, сэр. И кое-чему научилась для выживания.
— Для выживания? Растмур не производит впечатления чудовища, дорогая.
— Нет, он не чудовище. Я люблю своего брата. Дело в том, что его взгляды на мою судьбу отличаются от моих. Будь на то воля Энтони, я бы никогда ничего не делала, никуда бы не ездила, ни с кем не встречалась бы, ничему бы не училась.
— Очень безопасное существование.
