– Но не все заражаются, – напомнила ей Памела.
– Да, не все. Тот, кто переболел и выжил, никогда не заболевает во второй раз. Но, увы, к Питеру это не имеет отношения.
Люсинда открыла дверь в комнату сына и заговорила шепотом:
– Надеюсь, у него нет лихорадки. Пока его кости не срослись, он еще очень слаб. Если сейчас у него начнется корь, она может свести его в могилу!
– Миледи, Питер здоров, – поспешила успокоить ее Памела. – Прошлой ночью он спал как младенец и…
Поняв, что едва не выдала себя, она быстро закрыла рот. Лучше промолчать, чем выдумывать какие-то небылицы, объясняющие ее потрясающую осведомленность относительно того, как Питер провел ночь.
Люсинда подошла к кровати и отодвинула полог. Питер еще спал, подозрительно отодвинувшись к краю кровати. Рядом с ним на подушке и матрасе отчетливо просматривались отпечатки недавно находившегося там второго человека. Кровать напоминала гнездо, из которого вылетела вторая птичка.
У Памелы перехватило дыхание, но, к ее удивлению и облегчению, Люсинда не заметила ничего необычного. Она уже трясла сына за плечо.
– А?
Питер потянулся и с удивлением посмотрел на склонившуюся над ним мать. Затем он увидел Памелу, и его глаза широко распахнулись.
– Мама? Что-то случилось?
– Кажется, да.
– Мама! – Остатки сна слетели с него в одно мгновение. Питер сел и серьезно посмотрел на мать. – Я уже взрослый человек.
– Вот именно, – Люсинда скрестила руки на груди, – именно поэтому я хочу поговорить с тобой об очень важном деле, которое может иметь серьезные последствия.
– Это о чем?
Люсинда рассказала сыну о вспышках кори в замке и его окрестностях.
– Какой ужас, – прошептал он, – как бы я хотел хоть чем-нибудь помочь. Я знаю, ты загоняешь себя до полусмерти! Если бы не эта проклятая нога…
– Питер, как ты себя чувствуешь? – перебила его Люсинда.
– Я? – Он наморщил лоб. – Хорошо, если не считать перелома.
– У тебя нет лихорадки? – Люсинда пощупала его лоб. – А красная сыпь не появилась?
– Нет, ничего у меня нет. Мама, ведь только дети болеют корью. Раз я не болел ею, будучи мальчишкой, значит, не заболею, став мужчиной!
– Болезнь не разбирает, ребенок ты или нет. Взрослые в отличие от детей редко выживают после кори.
– Что ты говоришь? – Он с тревогой посмотрел на Памелу: – Памела, ты не больна?
– Нет.
– Она тоже не болела в детстве, – сообщила сыну Люсинда.
– Миледи? – раздался от дверей сонный голос. Уильям поднял голову и сонно заморгал.
– Уильям! – Люсинда бросилась к пажу и задрала его рубашку, осматривая грудь и бока. – У тебя была корь?
– Что? – Мальчик еще не до конца проснулся и мало что соображал.
– Болезнь, когда ты весь покрываешься красной сыпью. Ты болел этим или нет?
– А, да, – радостно сообщил он. – Помню, весной дело было, прямо как сейчас. Мы тогда все заболели, и я, и сестры. Я чесался как бешеный и целыми днями валялся в кровати, вместо того чтобы кататься на пони.
– Слава тебе, Господи. – Люсинда схватила пажа за шиворот и подняла на ноги. – Уильям, в замке многие заболели, и мне нужны помощники. Отправляйся на кухню, позавтракай и жди меня в главном зале. Попозже я спущусь и скажу тебе, что нужно делать.
– Миледи, я не хочу снова покрываться этой сыпью!
– Ты не заболеешь, обещаю тебе. А теперь иди!
Паж послушно поплелся на кухню. Как только он вышел из комнаты, Памела тут же предложила леди Люсинде:
– Я могла бы ухаживать за больными, особенно за детьми.
– Тебе нельзя даже близко подходить к больным, – покачала головой хозяйка Фортенголла. – Раз у вас обоих не было кори в детстве, тебе и Питеру нужно держаться от всех подальше. Я не могу допустить, чтобы вы подхватили эту заразу и, – она торопливо перекрестилась, – оказались в могиле.
Памела переглянулась с Питером.
– И что же нам делать? – спросила она.
