Быстрый поцелуй в нос, и до отвращения бодрый голос Пола:
— Утро, скаут!
Ох! Я перекатилась на бок и закрыла подушкой голову.
— Ой-ой, — сказал Пол. — Восстань и воссияй!
— Ты еще попроси меня восславить Господа, и я выцарапаю тебе глаза.
— Оставь.
— Нет.
И тогда негодяй отнял у меня подушку и начал щекотать. Я извивалась, как насаживаемый на вертел поросенок, и пыталась защищаться. Но он был слишком быстр, и я расхохоталась, хотя в душе была готова проклясть его имя. Хотела даже позвонить Кэтлин — пусть наложит проклятие; ведьмы обожают проделывать такие штуки. Между приступами безумного смеха я сумела крикнуть:
— Прекрати!
— Что прекратить? Это?
Он снова начал щекотать мой бок, подмышку, бедро.
— Да!
— И ты встанешь?
Слезы потекли из-под моих сомкнутых ресниц, и я согласилась.
— Отлично. Скорее, детка. Кофе стынет.
Я почувствовала, как спружинил матрас, когда Пол встал. Услышала скрип половиц — он вышел из спальни.
Это… просто безбожно с его стороны. От меня, что ли, набрался?
— Есть способ получше, чтобы заставить меня подняться с постели! — крикнула я вдогонку Полу.
Никакого ответа, кроме веселого смеха. Уф!..
Сделав над собой неимоверное усилие, я кое-как уселась, скрестила руки и попыталась убедить собственное тело, что ему действительно пора вставать. Но тело не желало ничего слышать. Назад, спать, взывало оно. Я взглянула на постель и вздохнула. Какая удобная! Уютная! Но нет, Пол снова меня разбудит. И я была уверена — на сей раз он не станет особенно церемониться.
Голова раскалывалась от боли; в глаза как будто насыпали песку. Ах, черт, во рту как будто кто сдох и труп начал разлагаться. Скорее за зубную щетку. Я спустила ноги на пол и встала.
И колени задрожали, когда я увидела распластанный на подоконнике побег плюща.
Я застыла на месте, не в силах пошевелиться. Разумеется, не в силах сказать ни слова. Проглотила стоящий в горле ком, сделала широкий шаг, другой — прочь. Теперь я стояла в изножье кровати. Зеленая лоза не реагировала.
Конечно, нет. Ведь это всего-навсего растение.
Я посмотрела на собственные руки. Розовая, здоровая кожа. Ни следа от острых шипов, которые терзали их накануне. Свежий маникюр на ногтях. Руки и ноги в полном порядке: ни синяков, ни содранной кожи. Что касается ног, даже свежевыбритые.
Неужели мне все померещилось?
Головная боль сделалась невыносимой. Я упала на постель и обхватила голову руками. Я схожу с ума. Не было никаких растений-людоедов — отдающих предпочтение женщинам? — с острыми, как иглы, зубами. Не было роз-насмешниц. Или таинственного возвращения моих магических способностей.
Правильно?
Набравшись храбрости, я мысленно потянулась внутрь себя, нащупав место, бывшее когда-то средоточием моих инфернальных способностей. Ничего. Или я просто делала это неправильно. Мне же не нужно было читать учебник, чтобы научиться владеть магией, — умение было врожденным. Я интуитивно знала, что делать. Демоны сами воплощение нечестивых сил, поэтому использование магии для них… что ж, как дыхание для человека.
Я вздохнула. Было бы славно, сумей я наколдовать себе рост повыше. И возможно, правильный прикус.
Из другой комнаты донеслось:
— Джесс? Ты там не заснула?
— Кто, я?
— Потому что у меня ведро ледяной воды, и я знаю, что с ней делать.
— Устроить мне душ? Тогда я уже иду.
Бросив последний долгий взгляд на лозу на подоконнике, я молнией бросилась в ванную. Открыв кран, заметила, что шторка душа аккуратно задернута. Наверное, это Пол навел порядок, прежде чем отойти ко сну.
Я покраснела. Вымыла лицо. Почистила зубы. Все это, не сводя взгляда со шторки душа.
То ли она, в свою очередь, наблюдала за мной, то ли просто висела, как положено неодушевленным предметам. Как любая нормальная шторка.
Я сплюнула воду в раковину. Прислушалась к шуму воды в сливном отверстии. Прикусила губу — мне почудилось движение за шторкой.
Надо с этим кончать.
Набравшись храбрости, я рванула шторку в сторону, с победным криком на губах…
…который выродился во вздох облегчения, жалкое «уфф». Ничего! Просто фарфоровая ванна и над ней головка душа. Сливное отверстие даже заткнуто крышечкой с прорезями, чтобы в трубу не попадал всякий мусор.
Никаких магических сил. Никаких растений с самого дна преисподней. Я схожу с ума. Руки покрылись гусиной кожей. Я обхватана себя руками, чтобы согреться.
«Ну нет. Горю будешь предаваться позже. Тебя ждет Пол».
В нормальных обстоятельствах я бы вплыла на кухню, одетая исключительно в собственные дурные намерения. Но сегодня мое дрожащее, покрытое гусиной кожей тело погубило бы весь эффект. Я торопливо оделась, прежде чем осмелилась выйти из ванной в белье белого цвета — лифчике и трусиках, а ведь раньше белое белье вызывало у меня хохот. Решила — никакой косметики. Дрожащие руки плюс карандаш для век, и в итоге — одноглазая исполнительница экзотических танцев.
Холл и даже гостиная пропахли запахами приготовленной еды. Это были яйца, отнюдь не тухлые, к каким я привыкла в прошлой жизни. Кроме того, грудинка. Здорово. Пол был на кухне, трудился у плиты и напевал мелодию «Роллингов». «Удовлетворение». Увидев меня, отставил скворчащую сковороду и, схватив меня за руки, увлек в танце вокруг маленького стола.
— Хей, хей, хей! — напевал он.
Привет, сэр Мик. Я привлекла Пола к себе и постаралась превратить импровизированный фокстрот во что-нибудь более чувственное. Ухмыляясь, я запела в ответ — «Вот что я говорю».
Мы поцеловались, желая друг другу доброго утра. Да, это было намного лучше, чем щекотка. Совершенно разные вещи — шлепок и щекотка. Немного поработали языками, потом пошли быстрые, сладкие поцелуи.
— Кофе в кофейнике, — сказал Пол и начал атаковать поцелуями мою шею.
Мое тело решило, что пора в конце концов проснуться.
Пол куснул мочку уха.
— Садись.
Потом вернулся к плите, оставив меня томиться жаждой продолжения. Основательного продолжения.
— Ты настроен игриво, — заметила я.
— Отлично отдохнул. Готов встретить новый день.
— А шоколад в яичнице будет?
— Даже ты не захотела бы это есть.
— Испытай меня.
— Позже.
