чтобы «сдать» других, несомненно, уголовников, выглядела странновато. Но для чего-то Изотову это было нужно. Может быть, для упрочения своего депутатского статуса, может быть, по какой-то другой, неизвестной мне, причине. Впрочем, меня это касалось мало.
Менты вышли из машин и прошли в сад быстро. Я, однако, выпрямиться не поторопился, потому что подозревал, что вслед за ментами и охранные казаки из будки сюда же проследуют, чтобы пьяными заспанными глазами на товарища полюбоваться. Они проследовали. Двое. Остальные, похоже, или не встали, или не могли оторваться от производственного процесса.
2. КАПИТАН МИЛИЦИИ АНАТОЛИЙ СЕВАСТЬЯНОВ, ГОРОДСКОЙ УГОЛОВНЫЙ РОЗЫСК
– Германыч, – доложил мне по телефону лейтенант Щербаков. Он всегда докладывал о каждой мелочи. Приятная привычка, которая, правда, иногда утомляет. Но сейчас Слава позвонить был обязан, иначе я с него голову бы снял. – У нас тут твоими стараниями шум немалый поднимается. Из-за Лисина. Звонил их начальник райотдела полковник Бергер. Сам собирается приехать с адвокатом, чтобы на допросе присутствовать. Ему этот Лисин какой-то родней, поговаривают, приходится. Обещают нам всем втык дать.
– Скажи дежурному, пусть позвонит и предупредит этого родственника, что допрос старшего прапорщика перенесен на утро, поскольку я занят сбором доказательной базы и сам появлюсь только утром. Это обязательно. Еще пусть обязательно скажет, что я категорически против его личного присутствия на допросе и буду такое присутствие рассматривать как давление на следствие. В этом случае я буду вынужден перед допросом написать рапорт в службу собственной безопасности. Не забудь. И ни на какие уговоры не соглашаться – а они будут! – и Лисина не отпускать. Кто в райотдел сообщил?
– Не знаю. Наверное, их водитель. Для них это ЧП районного масштаба.
– Надо было бы водителя на всякий случай с собой до утра прихватить. Как сам Лисин держится?
– Сначала, похоже, в штаны наложил. Даже трясся. Потом подумал и вроде бы ободрился. Просил разрешения позвонить своему адвокату. Делает вид, что не понимает ситуацию и крайне возмущен нашим поведением.
– Ни хрена себе. Своему адвокату. Так и сказал?! У нас теперь каждый старший прапорщик своего адвоката имеет. Это уже что-то новое. Будет еще просить, дай ему по шее, и покрепче. Чтобы про адвоката на время забыл. По крайней мере, до утра. Я буду минут через двадцать. Уже выезжаю. Уже около машины стою.
Я давно знаком со способностью начальства всех мастей старательно мешать следственным действиям. Иногда приходится идти навстречу, но до того, как пойти навстречу, я все же предпочитаю выжать из ситуации все, что можно. У каждого ментовского начальника куча разного уровня друзей и знакомых, и каждый считает, что имеет возможность через такое знакомство вмешаться в ситуацию и изменить ее в свою пользу. И пытаются вмешиваться. Однако в данном конкретном случае я обязан не допустить вмешательства, потому что Джабраил помочь мне не смог или не пожелал, и я, в свою очередь, не желаю упустить ни одной ниточки, дернув за которую могу приблизиться к возвращению своего кошелька. Если есть подозрение, что там, где подстрелили старшего лейтенанта Соловьева, находился старший лейтенант Бравлинов, я никак не могу уступить и зубами готов в подозреваемого вцепиться, чтобы не отдать его в спасительные руки родственников. И готов в этом случае идти на конфликт с любым начальством, сам готов и в службу собственной безопасности рапорт написать, и заявление в прокуратуру, и даже в ФСБ обратиться...
Ехал я быстро, и даже два перекрестка проскочил на красный свет светофора. Но в ночное время это обычно обходится без последствий. И все время в пути думал только о том, был или не был на месте происшествия настоящий старший лейтенант Бравлинов. С одной стороны, как казалось после первого навскидку высказанного мнения, некому было выручать Бравлинова из такого положения. При этом и сам бы он не захотел в лапы ментам сдаться, и способен был, судя по характеристикам, всех троих на месте голыми руками «наглушняк» положить. Но в этих размышлениях был видимый провал, который я сам, после некоторого раздумья, увидел. Они были реальными только в том случае, если Бравлинов был невиновен. То есть если он не убивал Мамону и кто-то подставил его, чтобы иметь время самому уйти в сторону и замести следы. Вариант тоже приемлемый и допустимый, хотя для следствия и трудный. Если же Бравлинов, до этого с Мамоной не знакомый, Мамону все же убил, то он выполнял чей-то заказ. Мамона в нашем городе живет. И заказ скорее всего мог от кого-то из местных парней поступить, кто к власти в уголовном мире рвется и у кого произошло столкновение интересов с Мамоной. Здесь я просто еще не копался как следует, поскольку мы сразу за старшего лейтенанта взялись плотно и для разработки других версий времени еще не было. Эти люди и могли прийти к Бравлинову на помощь. Более того, менты могли оказаться там как раз в момент, когда Бравлинов должен был встретиться с заказчиком или с заказчиками. Тогда становится понятной ситуация, при которой сам Бравлинов ни в чем не участвовал, а заказчики с ментами из райотдела сами разобрались.
Но здесь же, из этой ситуации, возникают и вопросы, с которыми разбираться просто необходимо, поскольку они слишком серьезными и угрожающими выглядят. Сразу я на угрозу внимания не обратил. И только теперь, поразмыслив, ее ощутил вполне зримо. Бравлинова дважды видели нынешним вечером в военном городке. Что это за сообщение? Откуда оно взялось? К тамошним ментам оно поступило, несомненно, от командования бригады спецназа, иначе и быть не может. И тут есть два пути развития. Первое. Здесь, у нас, был не Бравлинов, а настоящий Бравлинов уже оказался там. Тогда я скорее всего теряю последнюю надежду вернуть свой кошелек, и мне следует искать какие-то иные пути восстановления pin-кода пластиковой карточки. Наверное, есть такие пути, и я буду их искать, хотя они более сложные и замысловатые. Второе. Бравлинова не было там, и он был здесь. Это что может значить? Это может значить только одно, что его прикрывают оттуда, из бригады. И тогда автоматом возникает еще одна версия. Та группа спецназовцев, что прибыла в помощь нам якобы для возможности опознания старшего лейтенанта Бравлинова, в действительности прибыла для его прикрытия. И вполне может оказаться, что разборка с ментами из райотдела была проведена именно этой группой прикрытия. Но что эта группа должна прикрывать? Какие интересы имеет спецназ ГРУ в нашем городе? Спецназ ГРУ – это только армия, и больше ничего. Значит, интересы должны быть связаны с армией. В этом и весь вопрос. Что у нас произошло серьезного из связанного с армией? Только одно происшествие.
Здесь тоже возникает множество различных «но». Спецназ ГРУ – не следственный орган. Похищением с военных складов авиабомб с зарядом объемного взрыва занимается военная прокуратура и следственный отдел областного управления ФСБ. Если в военной прокуратуре информацию о следствии трудно добыть, то в следственном отделе ФСБ у Джабраила прочные связи. И ему наверняка сообщили бы о появлении конкурентов. Однако, может быть, ему и сообщили. Иначе откуда «ноги растут» у вопроса, прозвучавшего из темноты в кабинете Джабраила. Кто вообще там находился?.. И сам Джабраил интересовался группой спецназовцев. Случайно это? Не верю я в такие случайности.
Но в любом случае необходимо этот вариант держать «на плаву», чтобы не попасть впросак и не завалиться на каком-то пустяке. Не зря мне сразу не понравился этот капитан Рустаев. Есть у меня интуиция, я знаю.
И с Джабраилом тоже следует соблюдать осторожность. Если ему прочно «сядут на хвост», он будет безоговорочно отрубать от себя все связующие нити. И в первую очередь это коснется меня, как человека достаточно информированного. Быть обладателем информации не только выгодно, как казалось незабвенному Павлу Михайловичу Сакурскому. Это еще и смертельно опасно. Сакурский слишком поздно понял это. Но я человек более опытный и потому буду настороже. Доверять Джабраилу я не собираюсь...
– Где моя очередная жертва? – спросил я у дежурного. Мысли в голове у меня стойко удерживались серьезные, но я никогда и никому не показываю своих мыслей и потому изобразил страшную рожу, чтобы она выглядела комичнее. Это обычно принимают за мое естественное состояние, и люди не видят того, что у меня внутри. Никто и никогда не видит того, что у меня внутри. – Он готов к истязаниям?
– В «обезьяннике» с бомжами отдыхает. – У капитана Устьянцева к середине ночи глаза начали закрываться. Ему всегда ночные дежурства с трудом даются. Но при моем появлении капитан слегка оживился, словно почувствовал повод для развлечения. – Поднимать?
– Спит? – спросил я с легким удивлением.
– Не-а. Просто отдыхает. Он же не бомж. Это бомжи в любой ситуации спать могут. Хоть перед казнью. Им все по хрену. А этот думать учится. Впервые в жизни человек задумался о завтрашнем дне. Сам посмотри, – кивнул Устьянцев за угол.
Я не поленился и за угол заглянул. Старший прапорщик Лисин разговор наш, несомненно, слышал и думать перестал. Он ждал меня, двумя руками вцепившись в толстые прутья решетки. И приготовился что-то спросить. Я улыбнулся ему совсем невинно, почти одобрительно, но вопроса дожидаться не стал.
– Вахромееву сообщи, что я вернулся, – сказал я дежурному.
Это хорошо, что капитан Вахромеев напросился принять участие в допросе. Рука у него, как у каждого собровца, тяжелая, а делить ответственность на двоих хоть немного, но приятнее, чем одному ее тащить. Хорошо зная Вахромеева, я предполагал, что мне даже кулак поднимать не придется. И в случае чего отвечать все равно придется Вахромееву.
Слава Щербаков, как обычно, расстарался насчет чая. Как раз к моему приезду. Время прочувствовал так, словно знал, откуда я добираюсь и с какой скоростью. Впрочем, я сам сказал, что буду через двадцать минут. Правда, добрался за пятнадцать. Но лейтенант знает, когда я имею привычку торопиться. И знает, что обычно я не заставляю себя ждать, потому что время прибытия всегда говорю с запасом. Приятно, когда тебя так встречают. Мне как раз следовало чаем себя ублажить, и покрепче. Слава даже это прочувствовал и заварил чай в заварочном чайнике, презрев обычные в последние дни чайные пакетики. И я сразу налил себе стакан почти одной заварки.
– Германыч, чифирить начинаешь, – заметил Слава с укором. – Сердце побереги.
– У меня сердце железобетонное, – отмахнулся я, сел в кресло и вытянул ноги, только сейчас, к середине ночи, заметив, как умотался за день.
Вахромеев вошел, как обычно, без стука, потому что нельзя назвать стуком то постукивание, которое раздается после того, как дверь распахнется. По- хозяйски расположился на стуле, где обычно лейтенант Щербаков сидит, и сам себе чай налил. Но не такой крепкий, как я.
– Подняли мы с тобой шум с этим Лисиным. Говорят, полковник Бергер лютует. Рассказывай хоть, что отвечать, когда спрашивают. А то я молчу, как рыба...
– Я тебе все, в принципе, сказал. Теперь пусть сам старший прапорщик рассказывает.
– Не захочет, – решил Щербаков. – Упираться будет, пока начальник райотдела в помощь не подвалит.
– Выбить надо до этого, – категорично заявил Вахромеев.
– Успеем? – своим сомнением я только подхлестнул собровца.
– Постараемся.
Удовлетворенный моральной подготовкой личного состава, я позвонил дежурному.
– Валентин, давай сюда старшего прапорщика.
И только после этого сделал первый глоток из стакана. Чай был без сахара, горький и вяжущий язык. Крепкий чай всегда язык вяжет. Но говорить и задавать вопросы не мешает.
На удивление, старший прапорщик Лисин выглядел уже совсем не испуганным. Размышления над своим положением, должно быть, пошли ему на пользу, и он сообразил, что родственник постарается его вытащить из сложной ситуации. И потому я сразу принял свои контрмеры.
