отношения поддерживают их собственное чувство целостности и самоуважения. Таким образом, в нашем теоретизировании мы должны учитывать двоякие данные: люди хотят близких, теплых, дружеских взаимоотношений со своими товарищами, но в то же время они крайне чувствительны к проявлениям неуважения к их
Здесь заключена некая дилемма: ни наша экономическая, ни наша политическая жизнь не приспособлены к тому, чтобы соответствовать этому двойственному паттерну потребностей. За исключением ограниченных способов, главным образом в рамках семьи, нигде не предоставляются возможности для выражения любви – стремления ее давать и получать. Сохранение самоуважения тоже не является серьезной заботой наших экономических и политических институтов. Так как аффилиативные потребности удовлетворяются плохо, мы не должны удивляться, обнаружив в качестве наиболее общих побочных продуктов наших социальных взаимоотношений реактивность, враждебность и тревогу. Хотя люди больше всего хотят любви, управляют их жизнью предубеждение и ненависть. В одном из наших исследований установлено, что групповые предубеждения значительно влияют на душевную жизнь примерно четырех пятых американского населения [199] . Однако так или иначе в основе всего лежат аффилиативные потребности.
Будучи в таком затруднительном положении, мы должны исследовать гораздо тщательнее, чем раньше, место любви и ненависти в личности человека, обратив особое внимание на быстроту и легкость, с которой враждебность захватывает командные высоты нашей жизни.
Природа любви и ненависти
До сих пор именно философы формулировали основные теории любви и ненависти. Прежде всего мы, конечно, имеем в виду Эмпедокла, который еще до Сократа говорил нам, что любовь и ненависть – космические силы, причем единственно существующие космические силы. Из материальных элементов земли они формируют гармоничные и негармоничные создания. Со времен Эмпедокла и далее мы обнаруживаем, что история философии наполнена диалектикой любви и ненависти. Ненависть всегда рассматривалась как менее желательная эмоция, чем любовь, как разрушительная и опасная эмоция, если ею не овладеть. Христианская религия, возникнув, высказала полное одобрение любви и абсолютное отвержение ненависти. Как предположил Сатти, именно безусловность этого одобрения привела науку к избеганию темы любви.
Хотя многие философы, как и Эмпедокл, равно подчеркивали силы любви и ненависти в процессе жизни, заметна тенденция многих из них рассматривать ненависть и сопровождающую ее агрессию как нечто более фундаментальное. Такова была точка зрения влиятельного Гоббса. По его мнению, смертных сама их природа побуждает стремиться к чести, первенству и славе. Больше всего нас влечет «…вечное беспокойное желание все большей и большей власти, которое прекращается только со смертью». Это «состояние природы» ведет всех людей к агрессии друг против друга, осуждению окружающих людей и восприятию их как ущемляющих наши интересы. Вызвать ненависть, отвращение и подозрение гораздо легче, чем любовь и верность, ибо разве не являются двумя фундаментальными страстями человека тщеславие и страх? Конечно, законы, обычаи и религия могут устанавливать ненадежный и нелегкий контроль над нами с помощью страха; но человеческое тщеславие преодолевает эти ограничения. Так как, согласно Гоббсу, каждый хочет, чтобы другие ценили его так же высоко, как он сам себя ценит, вступает в действие жестокая конкуренция. Люди воистину равны в одном отношении: все они высоко ценят себя.
Более современный автор, французский биолог Феликс Ле-Дантек идет еще дальше: он провозглашает эгоизм единственным краеугольным камнем нашего социального здания. Тот, кто заявляет о любви к ближнему, – лицемер. Маккиавелли, Ларошфуко, Шопенгауэр и Ницше, – все усматривают неизменный эгоизм в человеческой природе. По их мнению, в конечном счете существует только одна форма любви – любовь к себе. Если это базовое допущение правильно, перспективы улучшения человеческих взаимоотношений туманны. Рационализируя нашу любовь к себе, как нам хочется, мы остаемся обманщиками. Человеческие взаимоотношения нельзя улучшить, их можно только приукрасить.
Итак, нет ничего важнее, чем узнать, верен или ошибочен этот взгляд на человеческую природу. Конечно, некоторые моралисты провозглашали его ошибочность. Юм, например, облил презрением принцип, гласящий: «…Вся доброжелательность – просто лицемерие, дружба – обман, забота об общественных интересах – фарс, верность – ловушка». Согласно Юму, в человеке есть базовая
