стараясь не обращать на них внимания, вешает куртку, смачивает и намыливает большую бумажную салфетку и принимается приводить себя в порядок.
В магазине стоят корзины с DVD-дисками (пять долларов за штуку), холодильники с сыром и колбасой и витрины с лакированными часами, выточенными из цельных древесных спилов. На вешалках красуются футболки с изображениями волков и орлов, на полках лежат конфеты, чипсы, соленые крендельки и печенье. Клэр снимает со стойки неброский дешевый рюкзак, вешает его на сгиб локтя и складывает туда покупки: атлас дорог, ибупрофен, тампоны, упаковку ручек, тетрадку с мячом на обложке, две футболки с изображением волков, скотч, пачку вяленого мяса, несколько зерновых батончиков, бутылку кока-колы. И газету. Первая полоса пестреет сообщениями о терактах.
Девушка вымученно улыбается продавщице и старается не морщиться от боли, когда поднимает рюкзак. Хриплым голосом поблагодарив кассиршу, расплачивается. На покупки ушла почти треть денег.
От стоянки до города около полумили. Да и какой это город — так, всего лишь небольшая кучка домишек в окружении деревьев. Больше вокруг ничего нет — сплошные поля, засаженные кукурузой и соевыми бобами. В таких краях только собаки рыщут, так папа всегда говорит. Говорил. Больше уже так не скажет. Он вообще никогда больше ничего не скажет. И мама тоже. Мертвые не разговаривают. Клэр точно знает: родителей она больше не увидит.
Солнце начинает пригревать, и девушка ныряет в тень узловатых дубов, высаженных вдоль главной улицы. По обе стороны раскинулись побуревшие лужайки, посреди которых стоят дома в викторианском или колониальном стиле. Изредка мимо проезжают машины. Здесь очень тихо. Кажется, в таком месте просто не может случиться ничего ужасного. Вскоре дома сменяются небольшими магазинчиками. Рядом с церковью — парк. В центре — детская игровая площадка. Тут растут большие деревья. Клэр обходит их кругом и подбирает с земли упавшие ветки. На качелях под присмотром матери играют две девчушки в ярких цветастых платьях. На скамейке у деревянного стола неподалеку раскачивается из стороны в сторону пожилая женщина в черных обносках. Городская сумасшедшая. Клэр тоже находит себе скамейку и сгоняет с нее белку. Усаживается, выуживает из рюкзака ибупрофен, зажимает бутылочку между коленей и неловко отвинчивает крышку. Рвет фольгу и глотает три таблетки, запивая их колой.
Потом достает скотч и футболку с волком (детскую, самого маленького размера). Снимает куртку, закатывает рубашку и вдевает руку в футболку: большой палец просовывает в рукав, а остальные — в горловину. Плотно оборачивает импровизированную повязку вокруг запястья.
Клэр пытается соорудить некое подобие лонгета из двух веточек. Нужно замотать все это скотчем, но, когда она тянется к рюкзаку, рука дергается и палочки падают на землю. Да и скотч никак не оторвать, ни пальцами, ни зубами: он только слипается и перекручивается.
— Черт.
Как же хочется швырнуть скотчем в белку или в малиновку. Катушка тяжелая, словно сделана из железа. Наверное, такой можно даже кого-нибудь покалечить. Клэр, вероятно, полегчало бы немного.
Но вместо этого девушка принимается оглядываться по сторонам: кого бы попросить о помощи? Мать с дочками уже ушли, девчушки скачут вдалеке по дорожке. Остается та женщина за столом. Она сидит, уставившись в пустоту, и раскачивается взад-вперед в такт неслышной молитве.
— Извините… — Женщина не отвечает, и Клэр приходится кричать: — Извините!
Сумасшедшая замирает и оглядывается. Ей, может быть, лет пятьдесят, а может, и все семьдесят — по виду точно не скажешь. Неровно подстриженные седые волосы цветом напоминают грязную мыльную воду в кухонной раковине. Лицо все в морщинках. Она наверняка слишком много времени проводит на солнце.
— Можно попросить вас об одолжении? Мне нужна помощь.
Старуха кивает и, что-то бормоча себе под нос, встает со скамейки и ковыляет к Клэр, переваливаясь, как утка. Судя по запаху, моется она нечасто. Оба глаза закрывают пятна катаракты. Улыбка (если это, конечно, улыбка) обнажает передние зубы, нескольких не хватает.
— Нужна помощь? — повторяет старая карга скрипучим, как несмазанные петли, голосом. — Я
