— Общительной? Больше участвовать в беседе?
— Все время, что мы вместе, — отозвалась она, — ты только и делаешь, что твердишь, как ты его ненавидишь.
— Только и делаю?
— Постоянно это повторяешь.
Джо покачал головой:
— Я никогда не говорил, что ненавижу своего отца.
— А что же ты говорил?
— Что мы с ним не уживаемся. И никогда не уживались.
— А почему?
— Потому что мы с ним чертовски похожи.
— Или потому, что ты его ненавидишь.
— Это не так. — И Джо знал: несмотря ни на что, он сейчас говорит правду.
— Тогда, может быть, сегодня тебе стоит провести ночку с ним.
— Что-что?
— Он сидит и глядит на меня так, словно я какая-то бродяжка. Расспрашивает про мою семью, словно знает, что моя ирландская родня — сущее ничтожество. Да еще и зовет меня милочкой, на хрен. — Она стояла на тротуаре, слегка дрожа: в черноте над ними появились первые снежинки. В ее голосе слышались слезы, и теперь они потекли у нее из глаз. — Мы — не люди. Нас не за что уважать. Мы просто Гулды с Юнион-стрит. Чарлстаунское отребье. Плетем кружева для
Джо изумленно развел руками:
— Откуда это у тебя?
Он потянулся к ней, но она отступила назад:
— Не трогай меня.
— Ладно.
— Откуда? — переспросила она. — На меня всю жизнь глядят свысока и окатывают презрением такие, как твой отец. Такие, которые, которые… которые путают «тебе повезло» и «ты лучше». Мы не хуже вас. Мы не какое-то там дерьмо.
— Я и не говорил, что вы такие.
— А он говорил.
— Нет.
— Я не дерьмо, — прошептала она, полуоткрыв рот навстречу ночи, и снег мешался со слезами, катившимися по ее щекам.
Он вытянул руки и шагнул к ней:
— Можно?
Она погрузилась в его объятия, но сама держала руки по швам. Он прижимал ее к себе, и она плакала на его груди, а он твердил ей, что никакое она не дерьмо, что она не хуже других, что он ее любит, любит, любит.
Потом они лежали в его постели, и крупные мокрые снежинки бились в стекло, как ночные бабочки.
— Это была слабость, — произнесла она.
— Что?
— Там, на улице. Я проявила слабость.
— Это не слабость, это честность.
— Я не плачу на людях.
— Ну, при мне-то можешь.
— Ты сказал, что ты меня любишь.
